Джулия поняла, что была удивительно не готова к свадебному путешествию на берега озера Мичиган. Она потратила столько времени и сил на подготовку к свадьбе, что почти не задумывалась о медовом месяце. В мечтах ей виделось, как они с Уильямом, держась за руки, загорают в поставленных рядышком шезлонгах. В реальности же все пять дней, что они провели на прибрежном курорте, дул сильный ветер, насыпавший песчаные барханы, одолеть которые Уильяму, передвигавшемуся на костылях, было не под силу. Он вообще ходил с трудом. Всего через сотню футов лицо его наливалось бледностью и искажалось. Джулия, которая никак не могла приноровиться к его передвижению со скоростью улитки, то и дело убегала вперед, потом возвращалась. Оба жутко устали от хлопот, связанных с окончанием учебы и свадьбой, но Джулия, которую одолевал зуд активности, требовавший осмотреть город, пообедать в ресторане и ознакомиться со знаменитыми «мичиганскими древностями», сумела справиться с собой лишь к концу путешествия, и пара в полной мере насладилась отдыхом только в последние полтора дня, когда не вылезала из кровати гостиничного номера.
По возвращении в Чикаго молодожены прямиком направились в свою новую квартиру, что была в корпусе университетского общежития для семейных пар. Им дали жилье, поскольку осенью Уильям приступал к занятиям в аспирантуре, а на лето подрядился работать в приемной комиссии, получив задание навести порядок в ее картотеке. Джулия моментально влюбилась в эту квартирку, состоявшую из спальни и гостиной с окном – правда, во двор, зато на солнечную сторону. Впервые в жизни она покинула родное гнездо, маленький дом на Восемнадцатой улице. Квартира, где были только они с Уильямом, казалась невероятно тихой. Теперь они владели собственной кухней, ванной и круглым желтым столом для совместных трапез.
Она пошла вместе с Уильямом на осмотр к хирургу. Осмотрев кружево швов на колене, врач сказал, что заживление идет прекрасно.
– Пора отбросить костыли, молодой человек, вам нужно больше ходить, – сказал он. – Без нагрузки мышцы не окрепнут. Вы же баскетболист, поэтому я рекомендую ежедневные длительные прогулки с ведением мяча.
– Я был баскетболистом, – пробурчал Уильям.
– Упражнение с мячом отвлечет вас от мыслей о травмированном колене и вернет чувство баланса, – продолжил врач. – Надеюсь, жена ваша за этим проследит.
– Я и сам могу проследить, – обиделся Уильям.
Врач обратился к Джулии:
– Заставьте его ходить. От неподвижности колено станет вечной проблемой. Не дайте ему обесценить мой труд.
В следующий понедельник Уильям отправился на работу в приемной комиссии, а Джулия – в магазин за провизией, что доставило ей немалое удовольствие. Она купила бананы, запах которых Роза не переносила и потому не допускала их в свой дом. Следом корзину пополнила банка арахисового масла, прежде бывшего под запретом из-за аллергии Эмелин на орехи. Затем – мясная нарезка, хлеб и дижонская горчица для сэндвичей, которые станут обедом Уильяма на работе. Туда-сюда катая тележку по проходам, Джулия пробыла в супермаркете гораздо дольше необходимого. Когда она вернулась домой, сердце ее радостно скакнуло, ибо у дверей квартиры ее поджидали сестры.
– Я по вам соскучилась, – сказала Джулия. – Но что вы здесь делаете? Вечером мы с Уильямом идем к вам на ужин.
– Хотим посмотреть твою квартиру, – ответила Сильвия.
Джулия попыталась нахмуриться, однако расплылась в неудержимой улыбке. Внимание сестер ей ужасно льстило, а те были довольны, что сумели ее порадовать.
– Я же говорила, придете на следующей неделе. Мне еще нужно добавить кое-какие штрихи, повесить картины, чтоб ваше первое впечатление было вправду хорошим.
– Свадебное путешествие получилось изумительно романтичным? – Эмелин привалилась к стене, будто у нее слегка закружилась голова.
– Так и будем стоять в коридоре? – сказала Цецилия. – Впускай нас.
Джулия передала сестрам пакеты с продуктами и отперла дверь квартиры.
Гостьи восторженно ахнули.
– Какая прелесть! – сказала Сильвия.
В лучах утреннего солнца квартира и впрямь смотрелась чудесно. Девушки понимали истинную ценность собственного пространства. Если с рождения обитаешь в тесном соседстве с кучей людей, ты мечтаешь поскорее вырасти и перебраться в иное жилье, которое будет принадлежать только тебе и больше никому.
Джулия провела короткую экскурсию по квартире, после чего все уселись в гостиной. Цецилия не расставалась с какой-то вещицей, которую держала под мышкой.
– Что там у тебя? – спросила Джулия.
– Моя «алая буква» от мамы. Велено повсюду носить с собой не меньше недели. Я обещала это исполнить. – Цецилия показала обрамленную иконку из собрания святых, висевших на стене столовой в их доме.
Джулия пыталась определить, что это за мученица, но все они помнились только в последовательном перечислении от первой до последней.
– Святая Клара Ассизская, – подсказала Цецилия.
Эмелин и Сильвия смотрели себе под ноги, словно увидели там нечто весьма интересное. Мать требовала, чтобы дочери заучили историю каждой святой, но никогда не снимала образки со стены и уж тем более никому не назначала их епитимьей.
Теперь Джулия вспомнила эту святую. В восемнадцать лет Клара отказалась выйти замуж и сбежала из дома. Она обрила голову и посвятила свою жизнь Господу, основав орден Бедных Дам. Мать и сестра тоже стали монахинями в ее монастыре. Клара первой в истории разработала монашеский устав, по которому существовал ее орден.
Джулия разглядывала младшую сестру. Цецилия появилась на свет через три минуты после Эмелин, поэтому иногда ее называли малышкой. Чарли убаюкивал дочку песней Фрэнка Синатры: «Да, сэр, ребенок мой, ей же ей, ручаюсь головой…»
– Что случилось? – спросила Джулия, чувствуя, как от страха холодеют пальцы.
– Я беременна на пятом месяце, – спокойно проговорила Цецилия. – Мама считает, что меня ждет нищенская жизнь. Но я решила оставить ребенка. Отец его ничего не знает, потому что… – она замялась, – хорошего от него ждать не приходится.
Джулия ошеломленно потрясла головой. Да нет, этого не может быть.
– Ты забеременела?
– Да.
– В семнадцать лет?
– Когда он родится, мне будет восемнадцать.
Чувствуя внутри внезапную тяжесть, Джулия поочередно оглядела сестер. Ну ясно, она узнаёт последней. Те уже проглотили новость и сумели с ней свыкнуться. Эмелин, беззаветно преданная своей близняшке, вообще обожает малышей. Сильвия расстроена, это видно по ее глазам, но она воспринимает жизнь как роман и потому впечатлена тем, что младшая сестра вдруг стала главной героиней в семейном сюжете.
– Предполагалось, что я первой заведу малыша, – сказала Джулия.
Эмелин и Сильвия, оторвав взгляды от пола, удивленно посмотрели на старшую сестру.
– Извини, но это просто нелепо, – продолжила Джулия. – Ребенка следует сдать в приют. Зачем из-за ошибки ломать себе жизнь?
Цецилия встала. Теперь, когда она выпрямилась, беременность ее стала заметной. В последнее время она сутулилась и тщательно подбирала одежду, пряча живот, который сейчас чуть приподнимал лиловую блузу навыпуск.
– Вы с Сильвией считаете нас малышками, – сказала Цецилия. – Мама вечно думает, что все мы на краю беды. Ничего подобного. Я не собираюсь поступать в училище. Рожу и стану художником-самоучкой. Это моя жизнь, мой выбор. Я никому не буду обузой. – Невысокого роста, она расправила плечи и последние слова почти прорычала.
– Миссис Чеккони говорит, что Цецилия может занять бывшую комнату Фрэнка, – вмешалась Эмелин. – В обмен на стряпню и уборку она готова помогать в уходе за ребенком. Осенью у меня начнутся занятия в колледже, но я не брошу работать. Нянчась с детьми, я скопила прилично денег, на которые мы купим все необходимое малышу.
– Ты намерена жить в двух шагах от родителей? – опешила Джулия.
– Мама ясно дала понять, что в ее доме мне оставаться нельзя, – сказала Цецилия. – Прости, я вроде как подсидела тебя. Я же знаю, как ты любишь во всем быть первой.
В тоне ее не было язвительности, и Джулия, ошеломленная всеми этими новостями, только кивнула в ответ. Растирая превратившиеся в ледышки ладони, она приказала себе встать и обнять сестру, но окоченевшее тело не желало повиноваться.
– Мама просила передать, чтобы сегодня вы не приходили, – кашлянув, проговорила Сильвия. – Она вас позовет по окончании траура.
– Пожалуй, я пойду, – сказала Цецилия. – Только очень хочется писать. Можно воспользоваться твоим туалетом?
Она вышла из комнаты, сестры обменялись взглядами. Лицо Сильвии излучало тревогу, у Эмелин меж бровей пролегла горестная складка.
– Что папа? – спросила Джулия.
– Ни с кем не разговаривает. Мама тоже грозилась онеметь, однако ни на минуту не умолкает. Папа возвращается позже обычного.
Последняя фраза означала «пьянее обычного».
– Они будто сразу постарели, – сказала Эмелин. – Мама говорит, никто не гонит Цецилию из дома, но иначе нельзя, если она оставляет ребенка и отказывается от учебы.
«Зачем? – думала Джулия, проводив сестер, гуськом покинувших квартиру. – Зачем все рушить? Зачем так поступать с нами?» Сама она всегда стремилась вести себя правильно, с тем и жила. Ей стало жарко, она распахнула окно. Перед глазами возник образ сестры в лиловой блузе, расположившейся посреди ее чудесной квартиры. Лучше бы ее огорошили новостью в каком-нибудь другом месте. Любом другом. Джулия сама не заметила, как вышла на улицу и зашагала по дорожке, окаймлявшей двор. Усевшись на скамью в его дальнем конце, она еще долго приходила в себя.
Вечером, когда с работы вернулся муж, Джулия сказала:
– Я считаю, нам надо завести ребенка.
Готовясь шагнуть, Уильям выставил вперед костыли, но теперь замер. Он походил на дерево с подпорками. Костылями он пользовался только дома, когда ныло за день натруженное колено.
– Сейчас? – Уильям шумно сглотнул. – Я думал, сперва встанем на ноги… Я ведь еще даже не начал учебу в аспирантуре.
– Но ты получил место ассистента кафедры. Все прекрасно.
О проекте
О подписке