Когда передвигаешься на четырёх лапах, мир выглядит по-другому. Он не только видим, слышим и наполнен запахами, он ещё более осязаем. При каждом движении. И не надо специально протягивать руку, чтобы до чего-то дотронуться. Каждый шаг – это прикосновение. К шершавой неровности почвы, к колкой ершистости засохшей травы, к гладкой холодности опавших листьев.
И небо гораздо дальше, и деревья ещё горделивее возносятся вверх, и дома выглядят невероятно громоздкими и тяжёлыми, если смотришь на них с высоты роста маленькой лисички. И неприкаянная бесприютная жизнь уже не кажется столь ужасной и неправильной. Ведь для лисы дом – клетка, а каждодневная зависимость от других – тягость. Ей подстраиваться ни под кого не надо, только под изменения погоды. Но уж от этого никуда не денешься, природа сильнее всех.
Уже и не тянуло превращаться в девочку, хотя ещё и жила привычка проводить ночь под крышей, темнота леса немного пугала. Но и это прошло бы со временем. И, возможно, Инга совсем бы забыла, как надо превращаться. Навсегда бы осталась зверем. Сама по себе. Окончательно свыклась бы с животным образом жизни, приняла то, против чего человеческая сущность долго сопротивлялась. Но тут появился Фил. На счастье или на беду?
Был бы нормальный человек, Инге и в голову не пришло бы открывать перед ним свою истинную суть. Но чутьё почти сразу подсказало: не просто человек, маг. Такой же, как она. Инга знала, что волшебники существуют. Она не могла родиться ни с того ни с сего со странной способностью к оборотничеству.
И всё равно, реальность магии воспринималось где-то за пределами настоящего мира. Параллельное измерение, другая планета. А она одна такая на всей земле, заброшенная случайностью не в тот мир. Про́клятая. Ведьма.
Невероятно, что они встретились. Вот так запросто. В очень неподходящем для особенных встреч месте – в заброшенном деревенском доме между городом и лесопарком. Будто на границе двух сущностей.
Инга удивилась, очень-очень. Растерялась, смутилась, встревожилась. Захотела поверить в то, что не безнадёжно отвержена. Мальчик не походил на неуверенного и несчастного, скорее наоборот, гордился своей особенной силой и очень полагался на неё. И Инге пытался внушить: это не проклятие, не напасть, это замечательный дар. Редкий дар. Завидный.
Ну да, без него бы Инга вряд ли выжила, когда оказалась на улице. Или жила так, что даже мысли о возможности подобного казались жуткими и отвратительными. Но ведь, не будь она колдуньей, мать и не выгнала бы её из дома.
Всё-таки лисицей быть легче. Жизнь гораздо проще, всего две заботы: найти еду и не попасться на глаза людям.
Лисичка бежала по лесопарку. Осенью, когда земля тоже становится оранжево-жёлтой от засыхающей травы и опавшей, но ещё не сгнившей листвы, её почти не заметно. Быстро мелькает среди тёмных стволов, словно очередной гонимый ветром огромный лист. До заброшенного дома уже недалеко, а Фил обещал прийти вечером.
Всё больше попадается раскидистых кустарников, и широкие просветы между деревьев открываются всё чаще. Выскочила на полянку, по краям заросшую высокими злаками с золотистыми прямыми стеблями, с несколькими молоденькими берёзками на небольшом холмике, и остановилась.
На середине полянки, где трава покороче и всё ещё мягкая и зелёная, расположилась собачья стая. Шесть или семь псов, самой разной масти, от бледно-песочной до серо-коричневой. Только один поменьше, с отвисшими ушами и куцым хвостом. Какое-то собачье недоразумение. Остальные огромные – для лисички, мордатые, хотя и поджарые, чересчур длинноногие.
Не почуяла заранее, сторона наветренная. Но, наверное, и не страшно. Они такие же бездомные звери. Нечего им делить.
Собак Инга никогда не боялась. Наоборот, любила. Просила у мамы. Ведь жили в частном доме со своим двором. У соседей у многих были собаки. У кого-то даже козы, куры, кролики. Но мама не соглашалась. Лень возиться. Да и деньги лишние придётся на кормёжку тратить. Это ж не кошка, мышей и птичек себе не наловит, а скорее всего пойдёт искать пропитание в соседских курятниках.
Да и не опасается доченька, что собака на неё накинется, как на дикую зверушку?
Нет, ещё ни одна не накидывалась. Наоборот, животные чувствовали к Инге какое-то особое расположение. И эти псы, наверняка, не тронут, пропустят как свою. Но на всякий случай, лисичка всё-таки отступила назад, решила обогнуть полянку по краю.
Серый лохматый пёс, напоминающий сразу и овчарку, и волка, вскинул голову, уставился на лисичку. А за ним, как по команде, остальные. Поднялся неторопливо, вроде бы. Но всё тело напряжено, почти до дрожи, уши прижаты. Мгновение, и стремительно сорвётся, и остальные опять дружно повторят за ним. Взгляды жёсткие, злые, голодные.
Лисичка всё поняла, сжалась в комок, резко распрямилась спущенной пружиной, опередила на миг. Но, может, у собак так и заведено: первое движение за дичью, а уж они подхватят, а потом нагонят и опередят.
Металась между деревьев. Ни мыслей, ни чувств, один страх. Человеческое сознание совсем отключилось, голый звериный инстинкт. Он спасёт. Или нет? Потому что на самом-то деле она – человек.
Гнали молча, без лая, сосредоточенные на цели. Лишь иногда повизгивали или рыкали от безжалостного азарта.
Умные. Суровая жизнь научила. Не все сзади, а растянулись поперечной цепочкой, заходили с разных сторон. Чтобы окружить, отрезать пути.
Лапы сами вынесли к остаткам деревни. А серый вожак уже нагонял, ещё пара скачков и…
Лисичка подлетела к самому первому дому, юркнула в дыру под крыльцо. Хорошо, что сознание само напомнило о ней. И не зря внимательно изучала здесь каждый дом, искала самые укромные места. Пригодилось. Хотя сначала и не поверила, что проскочила, не застряла ‒ уж больно маленьким казалось отверстие.
Она забилась в дальний угол, припала к земле. Ловушка или спасение?
В дыру просунулась серая морда. Слюнявая губа вздёрнулась, обнажая крупные зубы. Лай сотряс воздух, разочарованный, не принимающей поражение. Оглушил, стиснул в перепуганный комок.
Остальные псы вторили вожаку старательно, обозлённые неудачей. Остервенело тыкались в доски крыльца, пытаясь тоже протиснуть головы в дыру. Но она и для одного-то мала.
Зубы звонко лязгали, но дотянуться не могли. А запах-то совсем сильный, раззадоривал всё больше, не позволял смириться с мыслью, что можно сдаться и уйти ни с чем. А потом морда убралась. Сунулась было другая, рыжая, со старым шрамом возле носа, но тоже быстро исчезла. Зато появились лапы и принялись рыть землю. Быстро, нетерпеливо.
Вот и всё. Прокопают дыру побольше, протиснется хотя бы один, и конец лисичке.
Она зажмурила глаза. Не как зверь. Как девчонка.
И опять псы действовали молча, без лая. Только тяжёлое дыхание и пофыркивание, когда земля попадала в нос. А потом раздались громкое рычание и визг. И лай, но совсем другой, с примесью страха. И лисичка даже сквозь закрытые веки ощутила, что под крыльцом стало светлее. Ничто больше не загораживало дыру.
Опять лай, рычание, отчаянный визг, с которым убегают, поджав хвост. Шелест шагов по земле, хруст веток. Тишина. И вдруг голос:
– Инга! Ты там? Не бойся, выходи. Это я. Фил.
Мог бы и не говорить, она с первого звука узнала, но сдвинуться с места не смогла, словно превратилась в камень.
– Инга!
Лисичка пошевелилась, снова почувствовала собственное тело. Лапы непослушно подгибались, но кое-как выползла. Распрямилась, одновременно оборачиваясь.
Он же говорил, что правильно называть надо именно так.
***
– Инга!
Она ещё не успела выпрямиться, а Фил уже схватил её, притиснул к себе, почти не осознавая движения. Чтобы прочувствовать всем существом, что она рядом, что она жива.
Жива. Даже одежда не мешала ощущать, как бьётся её сердце, как мелко вздрагивает Инга под его руками. Плачет, уткнувшись лицом в холодную ткань куртки. Неслышно. Звуки выходят дрожью.
Фил провёл ладонью по светло-золотистым волосам, обхватил тонкую шею. Сам прижался подбородком к макушке и шептал что-то успокоительное, не воспринимая собственные слова.
«Не бойся. Всё закончилось. Всё хорошо. Я с тобой». Ну, наверное, так.
Очень захотелось увидеть её лицо. Инга будто догадалась. Или сама захотела того же? Чуть отстранилась, запрокинула голову.
Светлые брови, тоже золотистые, и ресницы – слиплись от слёз. Глаза, блестящие влагой, какие-то нереально глубокие.
Последняя слезинка набухла в уголке и скользнула по щеке вниз, к губам. А губы бледные, сухие. На нижней тонкая трещинка.
Фил не удержался, наклонился, прикоснулся к ним.
Правда, сухие, но и мягкие одновременно. А ещё горячие. Дрогнули, доверчиво приоткрываясь.
А потом:
– Я тебя больше не оставлю здесь.
– Но у тебя же тоже нет дома.
– У меня нет, но… у меня есть… – как же её правильно назвать, чтобы не встревожить Ингу ещё больше? – хорошая знакомая. Отведу тебя к ней.
– Нет! – прозвучало в ответ тихо, но твёрдо.
– Почему?
– Я не могу. Как так? Просто прийти. Просто посторонняя. А если она не пустит? А если ещё и тебе за меня достанется? Скажет, привёл тут… – сначала выдавала скороговоркой, а потом вдруг умолкла, не решаясь продолжить.
– Не скажет. И пустит, – пообещал Фил самоуверенно и добавил: – А достанется мне от неё в любом случае.
Не сейчас, так в будущем. Собственно, уже доставалось. Как же по жизни без подобного между матерью и ребёнком?
– Вот видишь, – Инга виновато опустила глаза.
Не время Фил выбрал шутить. Кто за язык дёргал?
– Я ничего плохого не имел в виду. Неудачно выразился. Ничего со мной не случится.
Как же убедить, не вдаваясь в лишние подробности, чтобы избежать долгих и странных объяснений? Очень странных, которые легко принять за бред сумасшедшего, которые только насторожат, а не успокоят.
– Ну нельзя же вот так жить одной на улице. Даже лисой опасно. Ты же сама понимаешь. Неважно, где – в городе или в лесу.
– Я не знаю. Я боюсь, – наконец-то Инга назвала честно самую главную причину.
– Ну ладно, – Фил решил не настаивать. – Всё равно она сейчас на работе. А между делом о таком не разговаривают.
Вроде Инга уже не возражает, а за ночь ещё больше свыкнется с его правотой, с неотвратимостью его намерений.
Неужели ей так нравится жить тут, в заброшенном доме, спать на полу, вечно бегать на четырёх лапах? Это же время от времени интересно оборачиваться зверем, прекрасно осознавая, что в любой момент можешь опять стать человеком. И утром первым делом Фил спросил, не дожидаясь превращения, прямо у лисы:
– Ну что, идём?
Лисичка не торопилась оборачиваться и отвечать, отодвинулась, глядя в сторону. Фил даже обиделся слегка.
– Нарочно, да? Не хочешь говорить?
Инга всё-таки обернулась, но по-прежнему смотрела в сторону и молчала.
– Опять думаешь, что тебя не пустят? Посчитают за ведьму? Испугаются того, что ты оборачиваешься лисой? Да та… ну знакомая… очень хорошо к анимагам относится. Даже слишком. Она тоже волшебница. И ведьма, если хочешь. Сама себя так иногда называет.
Чересчур самоуверенно, конечно. Нынешнюю Алику Фил не так хорошо знает, говорит в основном о той, будущей. А если она и правда не пустит Ингу? Скажет: «Не слишком ли ты, сынок, обнаглел? Ещё не родился, а уже девушек ко мне в дом ведёшь!».
– Знаешь, что? Ты сиди здесь и никуда не выходи. Совсем никуда. А я съезжу за ней и приведу сюда. И она сама подтвердит, что заберёт тебя к себе.
Он говорил громко и убедительно, почти кричал, потому что сам не до конца верил, что получится. Особенно вот так легко и просто: приведу, подтвердит, заберёт.
Но он уговорит, во что бы то ни стало уговорит. Ну Фил же знает её, знает свою маму. И не важно, сколько ей лет: восемнадцать или гораздо больше. Она ведь, подловив Фила на краже, не сдала его, а, не раздумывая, привела к себе. И поверила. Во всё.
Фил закусил губу.
Она и Ингу устроит, и от грозной Юли её защитит. Всего ж на несколько дней, а потом…
– Только отсюда ни ногой. Поняла?
Инга послушно кивнула, но так ничего и не сказала. Фил сделал шаг к ней, остановился, внимательно заглянул в глаза.
Нет. После.
– Я быстро.
И ринулся к выходу.
О проекте
О подписке