Глава 6

Геля наивно полагала, что сможет справиться. Да, с болью ей почти удалось совладать. Почти… По ночам обычно было совсем хреново, а днем-то вроде нормально. И у нее даже получалось улыбаться дочери и терпеть этого лощеного ублюдка. Но она и не предполагала, насколько он изощренно будет издеваться над ней. К такому она точно не была готова. Этот гад поселился в ее комнате и целыми днями маячил перед глазами. Слава всем богам, что хотя бы на время процедур по личной гигиене сваливал. Но потом-то возвращался!

И ей приходится делать вид, что все хорошо. Днем она еще могла его выдерживать. Но по ночам… по ночам становилось особенно тяжко. Обычно именно ночью Геля позволяла себе поплакать, накрывшись подушкой, пожалеть себя от души. Но теперь… у нее даже ночью не оставалось на это времени.

Да, можно было дождаться, когда он уснет, когда его дыхание станет более глубоким, а потом тихонечко поскулить. Но она понимала, что он ведь мог и притвориться. А она не имела права дать слабину.

Геля твердила себе это каждый день, искусственно улыбаясь и здороваясь с этим подонком.

Одно радовало: он хотя бы перестал докапываться до нее с разговорами, а просто занимался своими личными делами. Постоянно с кем-то болтал по телефону или что-то печатал на своем ноуте. А самое отвратительное – его стол стоял боком, и он в любой момент мог просто слегка повернуть голову и посмотреть на нее.

Геля впервые поняла, что чувствуют канарейки или попугаи, сидящие в клетках. Постоянно на виду, под пристальным взглядом.

Для нее это оказалось самым тяжелым испытанием.

Она надеялась лишь на то, что ему просто надоест. Или у него появятся какие-нибудь срочные дела. Но эти чертовы дела не появлялись все никак.

Один день, два… три, четыре, пять… Ничего не менялось. Михен так и продолжал сидеть в ее комнате. Разве что по утрам уходил в спортзал, а потом появлялся полуголый, весь потный, сексуальный, зар-р-р-раза, и шел в душ.

Геля сама уже не замечала за собой, как стала провожать краем взгляда его голую мускулистую спину в ванную. И в ее голове иногда всплывали воспоминания о том единственном их трахе на столе. Да… занятием любовью у нее язык не поворачивался назвать то, что произошло тогда. Это был трах – похотливый, грязный, страстный трах на чертовом кухонном столе. И, видя каждый день полуголого красавчика перед глазами, Геля волей-неволей возвращалась к тому, что между ними было. Он ведь тогда даже не разделся, просто расстегнул свою ширинку и поимел ее своим огромным членом. Зато ее умудрился раздеть полностью. То, что член был огромным, она еще долго помнила, так как внутри все саднило, но от этого она чувствовала какое-то странное удовлетворение на физическом уровне. Похожее на нечто сродни глубинным инстинктам. «Тебя поимел сильный самец… Ого-го, это круто!» – примерно так чувствовал ее организм, в отличие от разума. В голове Геля ругала себя последними словами, что позволила этому гаду с собой такое сделать, да еще и постоянно об этом вспоминала, даже сейчас, хотя уже и времени столько прошло.

Эта картина так и стояла у нее перед глазами: голая, потная, с раскинутыми ногами, лежащая на столе, пока ее имеет практически незнакомый мужик. Что это, как не помутнение рассудка?

От этих воспоминаний Геле становилось особенно хреново. Так как кровь вскипала в венах и предательским комком стекалась в низ живота. Боль в ноге уходила, но вот боль между ног из-за неудовлетворённости, наоборот, стала преследовать ее все чаще и чаще. Особенно когда блондин маячил перед глазами.

Геле казалось, что она скоро рехнется от искусственных улыбок, дежурных фраз и неудовлетворенности. Единственным светом в окошке была Инга. С ней она общалась постоянно, да еще и порой по три раза в день.

Об этом Михен всегда сам начинал заговаривать, что удивительно.

Геле даже стало казаться, будто он что-то понял и таким образом пытается загладить свою вину за тот шантаж. Но она тут же гнала от себя эти крамольные мысли. Стоит поверить, стоит расслабиться, и он ударит. Нельзя поддаваться на его невинную красивую мордашку. Геля ведь не дура? Она много информации почерпнула из разговоров с ним. И поняла, что Михен та еще акула. В бизнесе у него хватка будь здоров. Да и волей-неволей подслушанные телефонные разговоры тоже многое сказали ей о ее тюремщике. Может, с виду он и кажется эдаким простым мажором, родившимся с серебряной ложечкой во рту, а на самом деле ни фига он не мажор. Он хищник. По повадкам – кот. Но не из крупных пород, скорее средний. Еще молод. Поэтому и действует по большей части мягко. Долго сидит в засаде, караулит жертву. Или вообще может делать вид, что жертва ему неинтересна, он тут на солнышке вышел погреться.

Благо Геля могла иногда отвлекаться от этого хищника и играть в компьютер. Жаль только, выхода в интернет у нее не было. Иначе через «Стим» Геля могла бы попробовать связаться со своими знакомыми игроками и попросить их временно забрать Ингу себе, потому что Маша так и не откликнулась.

Геля покосилась на блондина, который так увлеченно что-то печатал в своем ноуте, и подумала: может, узнать у него о Маше? Вдруг она все еще у Лисовского и у нее сейчас тоже нет возможности вырваться? Она только хотела открыть рот, как прозвенел телефон блондина. Посмотрев на номер, он нахмурился и, тут же взяв его, вышел из комнаты.

Геля медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Видимо, само провидение отталкивает ее от разговора с блондином.

Да и сомневалась она, что он скажет ей правду.

Через несколько минут Михен вошел в комнату с озабоченным видом и, быстро пройдя к столу, начал торопливо складывать ноутбук в сумку.

Геля, сама того не осознавая, ощутила легкую тревогу. Она прикусила себе щеку изнутри, лишь бы не задать вопрос, что же случилось, что у Михена такой взгляд.

Он уже подошел к двери, как неожиданно резко обернулся и посмотрел на Гелю.

– Мне нужно будет уехать по делам, скорее всего, на пару дней, это очень срочно, Гель. Приезжает мой дед, мне нужно будет устроить ему встречу по бизнесу, это очень важно. Но я постараюсь как можно быстрее освободиться и, возможно, даже забегу, чтобы ты смогла пообщаться с Ингой.

Геля даже рот приоткрыла от удивления: она и не знала, что он будет перед ней отчитываться, а Михен быстро подошел к кровати, нагнувшись, нежно поцеловал ее в щеку и прошептал прямо в губы:

– Не скучай.

Геле показалось, что этот легкий поцелуй обжег ее щеку и ударил в мозг с такой силой, что его напрочь встряхнул, и вместо того, чтобы почувствовать омерзение, она ощутила возбуждение.

Дверь хлопнула, Михен ушел, а Геля еще долго старалась стереть со своего лица печать, оставленную мужчиной. А потом пыталась заставить себя успокоиться, но у нее никак не получалось. Мозг каждый раз подсовывал только самые возбуждающие сцены с участием блондина вместо того, чтобы помнить о том, какой он подонок…

Геля настолько накрутила себя, что в итоге возбуждение переросло в сильное раздражение и даже злость на саму себя и свои дурацкие чувства, и, не выдержав, она позорно разрыдалась, накрыв лицо подушкой.

Пять дней она не позволяла себе расслабляться, пять дней она заставляла себя быть начеку. И вот результат – истерика. И очень сильная истерика. Странно было то, что сознание Гели будто раздвоилось, и, с одной стороны, она прекрасно понимала свое состояние, но с другой – остановить поток слез не могла. Будто поцелуй, да и обещание того, что Михен, наконец, оставит ее в покое на целых два дня, открыли тот самый «кран», отвечающий за ее слезы и все скопившиеся эмоции, вот только напор был настолько высок, что «кран» сорвало. И как бы Геля ни пыталась остановиться и прекратить истерику, как бы ни увещевала и ни уговаривала себя мысленно, выходило только хуже и хуже.

Организм позорно предавал ее. Геля же не робот, она живая. Боль в ноге, хоть и не такая уже и сильная, плохой сон по ночам из-за этих болей и невозможности принять более удобное положение и, конечно же, тюремщик, который практически двадцать четыре часа в сутки сидит с ней в комнате, не давая ей возможности расслабиться. Все это каждый день копилось, откладывалось где-то в подсознании девушки, а сейчас начало выплескиваться с такой силой, что снесло все ее внутренние блоки, которые она выстроила для себя.