Я всем рассказывал истории из своих снов,

но я не думал, что это, настоящие кошмары.

Отвлекающие факторы

6-е сентября 2039 год.

Мои руки застыли над старомодной печатной машинкой, я сижу в полнейшей тишине. Казалось, что ни одна вещь не сможет меня отвлечь, ни один звук не помешает мне. Я максимально вдохновлен, заряжен и сконцентрирован. Теперь, можно продолжить писать свою знаменитую историю…

После сбора всех космических детективов, сыщиков и авантюристов, Грэму сразу все стало ясно. Те люди в масках снова придут за его женой, Констанцией. И о чем бы он не подумал, они всегда казались ему рядом. Подстерегали на каждом углу Мегаполиса. На этот раз, Грэм обдумывал о плане глухой обороны, запереться в одном из своих челноков или отправиться на забытые всеми дали, где есть только леса или песок. Где не будет множества технологий, которые могут прорывать защитные протоколы, обманывать множество других систем. Все это происходит только ради наживы. После первого похищения Констанции, Грэм еще долго не мог заниматься своей работой. Его постоянно подгоняли, давали превосходные зацепки и наводки. Но больше всего он переживал только о своей Констанции.

– Что думаешь? – спросил он сидя дома рядом с ней на просторном подоконнике, разглядывая вместе с ней уличную суету Мегаполиса.

– Я думаю, мне нужно продолжить свое дело, – сказала она робко. Думая, что Грэм не одобрит ее слова.

– Хочешь написать новую статью? Откуда такое рвение?

– Я вдохновилась, мое сердце трепыхается и требует исповедаться, как писатели на бумаге.

– Как древние…

– Да. К тому же, раз уж ты пока не занимаешься новыми следствиями, которые тебе еженедельно подкидывает твое руководство в агентстве, нам требуется новый способ заработка, – настоятельно она сказала.

– Спокойнее Констанция, денег у меня еще предостаточно, что бы обеспечить нас пропитанием и защитой. За поимку твоих похитителей, мне дали не плохой гонорар. Я разоблачил их базу, но сдается мне, что это не единственная в Мегаполисе, а то и во всей пустоши, – Грэм повернул голову в сторону, его лицо просматривалось для Констанции уже в профиль, она четко видела грани его лица, от подбородка и кончика носа, до лба.

– Понимаю, нам нельзя светиться на публику, но мне очень хочется все же продолжить свои изучения и поделиться знанием, – сказала она тонким голоском.

Грэм с облегчением вздохнул и подумал. Он думал, что не сможет так долго прятаться и нужно что-то предпринимать. А сидеть сложа руки ему тоже вскоре надоест.

– Неужели это похищение, тебя так сильно вдохновило? – спросил он с ноткой иронии в голосе.

Констанция одобрительно кивнула, ее губы слегка подвернулись вверх. Грэм взглянул на нее и не может оторвать взгляд он ее милой и невинной улыбки. Она прижала голову к его плечу и закрыла глаза. Она знает, что находится под надежной защитой, которая гарантированно спасет и поможет ей. Но, такая теплая обстановка не долго длилась.

На автоответчик Грэма пришло сообщение:

– Добрый день, вы дозвонились Грэму Терфилду, если у вас есть экстренное сообщение, позвоните мне никогда.

После сообщения прозвучал громкий гудок. Констанция приподняла голову и посмотрела в строну автоответчика.

– Грэм, ну что ты там, долго еще будешь бездельничать. У нас тут проблема, похищен один экспериментальный образец какой-то космо-девой. Я думаю ты сможешь помочь нам с этим делом. «Порок» обещает выплатить за любые зацепки и улики. Давай, поднимай свою космическую задницу и дуй в офис, я тебе все объясню.

Грэм с досадой вздохнул. И посмотрел в глаза жены.

– Я не хочу тебя оставлять одну. Нам нужно уехать в Кво́дру. Там мы будем максимально защищены.

– Согласна с тобой Грэм. Но тебя вызвали, без твоей помощи, это агентство не справится. Не волнуйся за меня, я не буду выходить на улицу. Мне самой до сих пор страшно.

– Тогда займись своими новостными научными статьями, – улыбнулся Грэм и поцеловал Констанцию в лоб.

Констанция углубилась лицом в плечо Грэма и глухо сказала:

– Люблю тебя.

– И я тебя…

После теплых обжиманий с женой, Грэм все же поднял свою задницу и отправился в офис, где ждут его космические дела и расследования. Подойдя к дороге, он махнул рукой и к нему примчался желтый капсульный автомобиль из сервиса «Такси у дома». Он подумал, что не время ехать на своем или ему вовсе лень. Или сначала перед поездкой нужно проверить генератор. Слишком рискованно было ехать на своем транспорте, после одной давней перестрелки. Не долго думая все же сел в такси. Проезжая по улицам Мегаполиса, он смотрел в окно. Перед глазами мелькали тесные улицы города, смазанные очертания прохожих людей и застывшее серое облачное небо. Шофер изредка поглядывал в зеркало, но Грэм не обращал внимания на этот пристальный взгляд. Он больше думал, о том, как скоро он покинет этот беспечный город, а может и всю планету. Улететь на необитаемую глухую планету, в которой полно деревьев и кустов. Где только солнце и море. Давно Грэм не видел деревьев. Их в Мегаполисе уже не осталось. Парки и заповедники уже давно завалены мусором, производимым общим населением. Лишь изредка, можно наблюдать из трещин разбитых тротуаров и дороги, маленькие травинки.

Вот и привычный пейзаж здания показался взору Грэма. Он снова вздохнул, но не поспешил открывать дверь. Размяв лопатки, сместив их вместе, он вышел…

Он вышел из такси…нет, не так. Он открыл дверь машины, которая…нет. Снова не то. Он потянул за ручку и дверь автомобиля открылась. Нет, черт возьми! Дверь открылась? Может, отварилась? На окно приземлилась чайка и начала бренчать своими лапками по оконному сливу, это здорово сбивает с толку и отвлекает. Черт, потерял концентрацию…

Мои дрожащие пальцы надавили не на ту кнопку и на листе бумаги появилось не то, что я хотел. «Дверь отвалилась». Я скомкал листок, вырвав из печатной машинки и кинул его под стол, проматерившись про себя. Дверь у него отвалилась. Ну-ну. Осознание, что книга так и не будет окончена, посеяло в моей голове странное чувство тревоги. Нет, не той тревоги, которую чувствует пловец, видя пропивающую тень, а той, что пожирает тебя изнутри, словно ты сделал или сделаешь что-то не так, одно неверное действие и все. И конец. Конец твоей писательской деятельности. Если для кого-то это и не страшно, ведь, как говорила моя покойная тетя, «писать может каждый», для меня это было бы подобно смерти моей души. Без написаний книг, я не прожил бы и пары дней. Хотя, если смотреть на то, что под моим столом собралось больше десятка скомканных листов, я уже не уверен, что быть писателем – это вообще мое. Ладно, напишу заново и продолжу позже.

В дверь внезапно позвонили, от чего я чуть не подпрыгнул на месте. Да кто вообще будет ходить по квартирам в такую рань?! Я невольно взглянул на часы и потряс уставшей головой. Ах, да. Я уже несколько часов пытаюсь написать хоть что-то стоящее. Значит человек пришел не так уж и рано. Тогда созревает другой вопрос, кто он и зачем вообще явился?

– М? – я отворил дверь и уставился на стоящего за ней мужчину в теплом сером пальто, – Вам кого?

– Степа? – он оглядел меня с ног до головы, – Степа Строгов?

– Вам кого? – я вновь повторил свой вопрос, игнорируя то, что он меня узнал, – если Вы сантехник или ремонтник машин, я…

– Это я, Асий, – представился гость, не дав мне договорить, – ну, Асий, – он смотрел в мои уставшие и ничего не понимающие глаза, – Васий, помнишь, нет? Василий Хомутов.

– Если раньше и помнил, то уже забыл, – я пожал плечами, – чего хотел…Васий?

– Мне Наташка звонила, говорила, что у тебя какие-то проблемы. А я, знаешь, психиатром работаю уже и…

Я закрыл перед его носом дверь, тем самым закончив разговор. Психиатры, психологи и другие «пси» пусть занимаются теми, кому это действительно нужно. Таковым я себя, конечно, не считал. Да, у меня есть проблемы, но это проблемы с написанием книги, а не с моей нервной системой. Если б что-то было именно с ней, я бы сам пошел к какому-нибудь специалисту.

Васий не стал стоять и глядеть на закрытую дверь, так что удалился восвояси уже через несколько минут. Тишина и покой. Я надеялся, что мое спокойствие продлится долго, но нет, кто-то снова решил разрушить эту идиллию своим звонком.

– Слушаю?

– Степ, как там книга? «Прародитель зла» пишется?

Никогда не любил, когда кто-то задавал мне подобные вопросы. Что значит «как книга»? Нормально книга. Ничего не с ней не случилось, так и лежит недописанная на моем столе, смотрит печатными буквами в потолок и мечтает поработить вселенную так, как это сделали ее механические собраться. Восстание книг? Я бы хотел это видеть.

– М? Нормально. Пишется потихоньку.

– Может выложишь новую главу уже? Люди ждут. Они жаждут продолжения.

– Я…, – я замешкался, услышав слова Михаила, – я не думаю, что они ее когда-нибудь увидят. Новая глава увидит свет лишь тогда, когда будет идеальна. А идеала, как ты знаешь, не достичь.

– Хочешь сказать…

– Ага.

– Что ты снова все выкинул и стер? Ты же недавно только говорил, что она почти готова. Черт, Степ, у тебя всегда все хорошо получалось, в чем теперь беда?

Я пожал плечами, не обращая внимание на то, что собеседник, находящийся на другом конце трубки, не мог меня видеть. Михаил, поняв, что ответа от меня он вряд ли дождется, тяжело вздохнул, после чего его голос стал более серьезным.

– Ты своими погонями за идеалом начинаешь нервировать и меня, и своих читателей, которые больше полугода ждут хоть какое-то продолжение. Им не важно, будут ли там предложения, как у Толстого, Достоевского или еще что. Они хотят про-до-лже-ни-я.

– Может я тебя удивлю сейчас, – я уселся в кресло, закинув ногу на ногу, – но я знаю, чего они хотят. И я не могу им этого дать. Не сейчас. Еще не время. Глава не готова, – я откинулся на спинку и поднял со стола карандаш, сразу начав крутить его в руках, – ты знаешь, в какое время мы живем, Миш? Ты знаешь, сколько нового появляется в мире?

– Не пойму, к чему ты клонишь.

– Прогресс не стоит на месте. Еще чуть-чуть и машины заменят нас, писателей. Они будут писать так идеально, что никто не сможет с ними сравниться. И знаешь, что нужно сделать, чтобы они нас не заменили?

– Удиви.

– Написать лучше машины, написать идеальнее, чем машина.

– Ты начинаешь меня пугать.

– Я сам себя начинаю пугать, – карандаш был подброшен и пойман на лету, – ты понял, о чем я говорил?

– О том, что идеала нет, но тебе нужно писать идеал, чтобы этот самый идеал, которого не существует, не был создан машиной, которая когда-нибудь да появится. Так?

– Возможно, – карандаш вновь подлетел в воздух, – я сам не очень себя понимаю иногда. У меня…просто не получается написать так, как я хотел бы написать, – на этот раз я не стал его ловить, – эти все обороты речи…я не знаю, правильно ли их использую, – карандаш с глухим звуком упал на пол, – если первые главы мне дались легко, то следующие…с каждым разом все хуже и хуже. Мне кажется, что я начинаю забывать значения некоторых слов. Если не всех. Да и это старье, – я кивнул на машинку, стоящую в углу комнаты, вновь позабыв о том, что Михаил не может меня видеть, – работает через раз. Нужно будет купить что-то более современное, что-то более мощное. Может быть что-то…с автокорректором?

– Я в этом не разбираюсь, – собеседник задумчиво вздохнул, – если тебе нужна новая…ты про машинку, да?

– Угу.

– Если тебе нужна новая машинка, купи ее.

Я поднялся с кресла и подошел к деревянному столу, на котором стояла небольшая машинка, купленная еще моим дедом. Нет, не спорю, Михаил был прав, мне стоило бы купить новую машинку прямо сейчас, может дело пошло бы в гору, но тогда пришлось бы избавиться от этой, служившей мне памятью.

– Я такую больше нигде не куплю, – вдруг произнес я спустя пару минут молчания, – она такая одна.

– А?

– Машинка. Печатная машинка.

– Да я понял, что не кастрюля.

– Тогда зачем спрашиваешь? – иногда Михаил меня подбешивал или даже выводил из себя своими глупыми вопросами, если он понимал, что речь идет о моей чертовой машинке, зачем переспросил?!

– А как же твой ноут? Он же тоже способен печатать, только в электронном виде.

У меня почему-то пропало желание с ним что-то обсуждать. Нет, Михаил был вполне неплохим парнем, просто общение с ним давалось мне тяжело. Мы, казалось, из разных миров, из разных вселенных, живем на разных планетах. Он никогда не знал, каково это – быть писателем, а я никогда не интересовался, как живут шеф-повара. У меня в книгах они никогда не появлялись, поэтому, я не читал ничего про них и не задавал никому вопросов. Все, о чем я пишу, даже малейшие детали, всегда изучены. Я не могу писать про собаку породы ньюфаундленд, если не съезжу к заводчику и не посмотрю пару десятков документальных фильмов. Афина, человек, ради которого я написал столько всего…Афина всегда говорила, что я знаю лишь то, о чем пишу. Раньше не я понимал, что она имела в виду, но теперь, мне кажется, я начал осознавать смысл ее слов. Да, я досконально изучил много различных вещей, но при этом простые вещи мне временами понять не дано. А все из-за того, что я…не писал о них? Это было еще одной моей огромной проблемой. Я не знал, как устроен этот простецкий дурацкий мир! Должен ли писатель знать абсолютно все? Не только то, о чем он пишет? Афина считала, что да. Она вообще считала, что я – не писатель, лишь пародия на него.

Я всегда пытался понять, почему Афина так категорично отзывалась о моем творчестве. Каждый раз, когда она говорила мне это, у меня внутри все сжималось. Неужели все мои старания узнать и прочувствовать каждую тему были напрасны, если я видел мир исключительно через призму изученного? Возможно, мое настойчивое погружение в детали делало меня слишком расчетливым и незаметно отдаляло от простоты и неожиданности, которые переплетаются в реальной жизни.

Размышляя над этим, я постепенно пришел к выводу, что писательство – это не только искусство передачи знаний и фактов, но и способность уловить и почувствовать суть вещей, частиц повседневности, которые не требуют углубленных исследований. Писатели действительно не обязаны знать абсолютно все досконально, но они должны чувствовать мир, пусть даже и в своеобразной манере, и уметь показывать его через собственные ощущения.

Когда я в очередной раз попытался объяснить это Афине, она просто улыбнулась и сказала, что, возможно, знание – это лишь начало, отправная точка в океане восприятия. Ее слова заставили меня задуматься о том, что, возможно, мне нужно научиться смотреть на вещи без пресловутого фильтра ученого, а просто открыть для себя что-то необъяснимое и прекрасное. Быть может, стоит отпустить это вечное стремление к совершенству и научиться наслаждаться самим процессом написания, как будто играешь на музыкальном инструменте, превращая каждую ноту в эмоцию.

С той поры каждый раз, садясь за рабочий стол, я пытаюсь помнить ее слова. Стараюсь не быть лишь артериальной линией фактов, а значить что-то большее, быть посредником между миром и читателем. Ведь в конечном счете, мои произведения – это не только о том, что я узнал, но и о том, что я почувствовал, о том, как я откликнулся на окружающий мир.

Пару лет назад, когда я окончил писательский техникум, я написал ей книгу, в которой попытался признаться в своих чувствах. Нет, это было не любовное письмо, это была настоящая книга. В ней были и повороты сюжета, и смерти героев, и развитие персонажей. Но знаете, что она мне сказала?..

– Что это? Очередная неинтересная сказка? – девушка оглядела меня с ног до головы, – я недавно похожее видела, в журнале «Бездари Петербурга», где публикуют рассказы писателей-неучей.

– Это не сказка, – я уставился в пол, держа в руках рукопись, которая, как мне казалось, обжигала мои пальцы холодным огнем, – это…

– Сказка. И ты сам это прекрасно понимаешь. Никто в здравом уме не назовет эти…, – она задумчиво потерла шею, – похождения…настоящим приключением. Знаешь, Степ, мне иногда кажется, что это не твое. Ты не писатель, – в ее голосе не было злобы или чего-то еще, было видно и слышно, что она не пытается меня обидеть или оскорбить, – попробуй себя в другой сфере.

Конечно, Миша мне потом говорил, что Афине невозможно угодить, но что-то в моем сознании изменилось, что-то щелкнуло в моей голове. Она права. Я бездарь, который не может написать что-то, что было бы способно зацепить читателей. Да, мои первые книги всем понравились, они до сих пор висят в списке «топ сто», но…разве это показатель? Нет, это не показатель. То, что эти «рассказы писателя-неуча» кому-то понравились, еще не значит то, что писатель на самом деле не неуч.

К счастью или нет, Афина не единственная девушка, которая приносила мне кучу проблем. Уже тогда, я понимал, что в нынешних отношениях, девушки способны манипулировать и обманывать так, что ты при этом остаешься у них в долгу. Была у меня одна особа, еще до знакомства с Афиной. Света ее звали по-моему, не помню. Михаилу, я о ней ничего не рассказывал, поэтому он не знает всех моих опасений в отношениях. Света вечно меня подстрекала, ситуации из жизни всегда играли против меня, может она просто подстраивала их, но когда я познакомился с Афиной, та слегка остыла ко мне. Иногда, даже сталкивался с ней, гуляя по Петербургу с Афиной. Мне постоянно приходилось избегать ее взгляда, хоть у нее и красивые глаза, длинные ноги и узкая талия. На такое, я раньше часто подкупался. Надеюсь Света исчезла навсегда из моей жизни, как и Афина. Но чувствуется мне, что Света как ни свет ни заря, упадет мне прямо на голову в самый не подходящий момент.

После встреч с Афиной, моя жизнь начала трещать по швам. Все, что ранее казалось стабильным и понятным, теперь напоминало лабиринт с невидимыми ловушками. Однажды, прогуливаясь с Афиной по набережной, я заметил, что она стала как-то иначе на меня смотреть. Не то чтобы с подозрением, но настоятельно, словно будто видела больше, чем я хотел показать. Тогда я впервые ощутил легкий мороз по коже. Именно в тот момент я понял, что мои отношения с девушками всегда были не такими простыми, как мне казалось. Казалось, я сам вечно оказываюсь заложником собственных иллюзий.

Мы пересеклись со Светой снова, на мероприятии, организованном общими знакомыми. Ее улыбка казалась натянутой, глаза искрились иронией. Она подошла ко мне, словно ничего не произошло, и, облокотившись на барную стойку, начала со мной разговор. Афина тем временем общалась со своими друзьями, но я чувствовал ее присутствие и пристальное наблюдение за нами. Разговор с Светой был странным, она словно играла с моей выдержкой, стараясь вывести из равновесия. И, как бы это неприятно ни выглядело, это ей почти удалось.

Я быстро нашел предлог, чтобы отойти и взять на себя инициативу в разговоре с кем-то другим. Однако мысль о Свете продолжала упрямо сидеть в голове, вызывая странное чувство тревоги. Мне хотелось верить, что она все-таки не вернется в мою жизнь, но почему-то интуиция подсказывала иное. То, как легко она появлялась и исчезала, могло говорить только об одном: Света была не только прошлым, но и неопределенной частью будущего.

После той встречи с Афиной и Светой, я начал осознавать, что настало время пересмотреть свое отношение к отношениям в целом. Может, мне стоило вернуться к истокам, попытаться понять, почему каждая новая любовь оборачивалась чередой испытаний. Быть может, дело было во мне, в моих ожиданиях и страхах. А может, просто такова уж судьба – сталкивать меня с девушками, чья непредсказуемость и загадочность не давали покоя. Тяжело было признаться, но Света и Афина оставили свой неизгладимый след. И, несмотря на кажущийся хаос, я чувствовал, что именно эти женщины помогли мне лучше понять себя.

– Ау? – в трубке раздался беспокойный голос Михаила, – Земля вызывает Степу.

– Мне пора.