6. Рыжая Салмао (Асавин)

Асавин снимал несколько комнат в разных частях города. В каждой из них он жил не больше трех дней, а после получения хорошего барыша – не больше суток. Боялся, что темные делишки всплывут, что собутыльники очнутся и обратятся к серым плащам, да и мало ли, вдруг кто-то прознает, что он внезапно разжился деньгами, и пожелает отобрать честно заработанное? Однако Асавин не суетился, не скрывал лица и не срывался в кутеж. В общем, не делал ничего, чем мог бы привлечь излишнее внимание к себе.

Прошло почти две недели с той кровавой бани в «Негоднице». После смерти хозяина бордель продолжал работать как ни в чем не бывало. Бизнес взяла в руки маман Гардения, трупы благополучно потонули в море, но рано или поздно пропажа Адира будет обнаружена. Объявятся какие-нибудь его дружки, поставщики хлеба, рыбы, ильфедры или родственники разной степени дальности. Сейчас шлюхи молчат, как могилы безымянных солдат, но кто знает, как они запоют, надави на них стражники. Это беспокоило Асавина, и он время от времени прохаживался мимо «Негодницы» в непопулярные часы. Через несколько дней после инцидента он подловил вышедшую по воду Лаванду, чтобы навести справки. Тогда-то он узнал весьма неприятный факт.

– Мальчик вернулся, – сказала девка, поворачивая скрипучий ворот⁸. – Тебя спрашивает, так никто не знает, где ты живешь. Он и сейчас тут. Позвать?

– Нет. Слышь, Лаванда, не говори ему, что я приходил.

Между его пальцами показалась одна золотая монета, затем вторая, и он с ловкостью заправского фокусника запустил их между туго стянутых корсажем⁹ грудей брюнетки. Та кокетливо махнула ресницам:

– Да что ты, я даже не помню, как тя звать.

С тех пор он обходил бордель десятой дорогой, и теперь, выждав достаточно времени, готовился снова поспрашивать о новостях, а после пообедать в одном из любимых заведений Медного порта. В неурочный час в зале было темно и пусто. Он ожидал увидеть за стойкой Гардению или Лаванду, но там стояла совершенно незнакомая девушка.

Из-под темно-зеленого капюшона, скрывающего голову и плечи, виднелись локоны такого рыжего цвета, словно сама Эвулла поцеловала их. Острое личико и носик, молочная кожа, усыпанная веснушками, словно золотыми монетками, зеленые глаза, которые тут же прожгли его подозрительным взглядом. «Какая красавица», – подумал Асавин.

– Че надо? – грубо рыкнула незнакомка хрипловатым голосом.

– Ничего невозможного. Всего лишь узнать имя прекрасной леди.

Рыжая смерила его презрительным взглядом:

– Зачем? Ты что, принял меня за шлюху?

«Какая своехарактерная», – подумал Асавин, а вслух добавил, все еще обворожительно улыбаясь:

– Я принял вас за прекрасную леди.

Она оперлась о стойку так, что взгляду блондина открылся туго зашнурованный лиф ее платья. Совсем не местная мода.

– Уна Салмао, – ответила она и, словно прочитав что-то в его глазах, продолжила: – Вижу, тебе это что-то говорит. Знался с моим отцом?

– А ты проницательна. Не слышал, что у него есть дочь…

– Мы были не шибко близки. Теперь, когда знаешь мое имя, почему бы тебе не снять шлюху или заказать пожрать? Иначе выметайся отсюда. Тут тебе не исповедальня, чтобы чесать языком.

«Вот грубиянка!» – восхитился Асавин.

– А ты не слишком любезна, – с усмешкой ответил он. – Тебя что, звери воспитывали?

Уна гневно посмотрела поверх амбарной книги:

– Ага, дикие собаки. – Ее руки легли под стойку. – Выметайся. Третий раз предупреждать не буду.

Асавин не сомневался, что под стойкой у нее припрятано оружие, которым она, вероятно, хорошо владела, но это только раззадорило его.

– Что у тебя там, милая? Арбалет?

– Какой догадливый. – Она подняла руки, и в Асавина уставился железный наконечник взведенного болта¹⁰. – Я соврала. Меня воспитывали разбойники, а не собаки, так что я не промахнусь. Не раз приходилось отстреливать таких вот шакалов…

– Шакалов? Милая, но ты ведь совсем ничего обо мне не знаешь.

– Знаю достаточно, – прошипела Уна, махнув арбалетом. – Пришел разодетый, знаешь моего отца… Издали чувствую падаль. Приличные люди не стали бы с ним знаться. А звать тебя, небось, одним из местных бабских имен. Начинается на «а», заканчивается на «н», да?

Эльбрено поперхнулся от возмущения, и тут с лестницы позвал знакомый голос:

– Асавин!

Девушка прыснула от смеха. Улыбающийся от уха до уха Тьег протянул Эльбрено ладонь для рукопожатия.

Уна опустила арбалет:

– Так это тот друг, которого ты ожидаешь? – Она хмуро глянула на Асавина. – Что, нельзя было сказать, что у тебя здесь встреча? Я ведь могла тебя продырявить.

– Спасибо, Уна! – На лице мальчишки все еще сияла улыбка. – Мы будем благодарны, если ты сваришь нам кувшин ильфедры, а после мы поднимемся в номер.

Рыжая махнула рукой и дала распоряжение служанке. Через несколько минут Асавин поднялся по лестнице следом за Тьегом, снедаемый любопытством. В комнате их ожидал рыжий узкоглазый мальчишка.

– Это мой слуга, Курт, – объяснил Тьег. – Ему можно доверять…

Асавин захлопнул дверь и запер на засов:

– Рассказывай, какого ты тут забыл? Опасно возвращаться на место преступления, да еще и оставаться на постой.

– Мне некуда податься. Отца заперли в палаццо Маски, а в Лазурное Поместье нагрянули протекторы… Если бы не Курт… – Он взглянул на узкоглазого, и тот ответил почтительным кивком.

– Ничего не понимаю. – Асавин сел рядом с Обраданом. – Мы прикончили голь, протекторов это не касается.

– Не знаю, но это единственный известный мне постоялый двор, где не задают лишних вопросов, а ты – единственный мой друг в городе.

Асавин похолодел от ужаса. Одно дело заигрывать с сизыми плащами, и совсем другое – танцевать на лезвии ножа Протектората. Всем известно, что если эти вцепятся, то уже ни за что не отпустят, а в их застенках продашь и родную мамочку. А может и снова отправят на рудники. Нет уж, он ни за что туда не вернется! Асавин натянул привычную хитрую ухмылку:

– Разумеется, Тьег. Я удивлен, что у тебя вышло скрываться так долго.

– Это заслуга Курта. На пару дней я забился в нору на окраине Медного порта. Хозяин комнаты вечно спал, но мы поспешили убраться, пока он не очухался… С тех пор я безвылазно сижу здесь, а Курт – мои глаза и уши.

Асавин придирчиво оглядел слугу. Рыжий житель Нерсо – такая невидаль, что привлекает внимание не хуже рубийца.

– Нет, с этим надо заканчивать, – сказал Эльбрено, прихлебнув ильфедры. – Еще примут его за оранганца, хлопот не оберемся.

– Так он и есть оранганец, – пробормотал Тьег, и Асавин поперхнулся. Откашлявшись, он посмотрел на парня. Тот, кажется, совсем не понимал, в чем состоит проблема.

– Послушай, Тьег, – Асавин отставил кувшин от греха подальше, – в Ильфесе есть множество табу, гласных и негласных. И есть три народа, которых ненавидят больше авольдастов, вакшами и даже больше клевещущих на Маску: нолхиан, эквийцев и оранганцев. Твоего мальчишку могли убить. Или, и того хуже, он мог привлечь внимание протектора. У этих чутье на все богомерзкое.

– Богомерзкое? – Тьег нахмурился.

– Ты не знаешь историю? – Асавин вздохнул. –Тысячи лет назад Ильфеса была центром сильной империи, управляемым Царем-Драконом. Человек это был или нолхианин, никто не знает, но вся власть принадлежала нелюдям, и единственными людьми, если их так можно называть, допущенными к кормушке, были эквийцы и оранганцы. Рыжие, говорят, воевали за него, а эквийцы проводили всякие ритуалы. А потом пришел Черная Маска, убил Царя-Дракона, прогнал нолхиан, эквийцев и оранганцев: всех, в ком хоть капля нелюдской крови. С тех пор здесь им не рады и, уж поверь, отношения, как к человеку, не стоит ждать.

Курт еще сильней сузил глаза, раздул ноздри на плоском носу и приготовился прыгнуть на Асавина, словно рассерженный зверек, но Тьег положил руку ему на плечо:

– Оранганцы не люди, говоришь? Неужели и ты в это веришь?

– Я рассказал то, что известно каждому жителю этого города. Правда это или нет, не мне судить, но такова здешняя «легенда». Что до меня… – Он улыбнулся и развел руками. – Я не верю в магию, лесных человечков с хвостами и богов. Над нами нет никого, кроме других, более удачливых комков плоти, а боги, славные легенды и вычурные обряды – не более чем цветная заплатка на прохудившемся цирковом шатре.

Тьег долго пожирал Асавина глазами, а затем глухо сказал:

– Есть единственный Бог, повелевающий Землей и Небом. Имя ему Ирди, и он есть все вокруг. Когда-нибудь даже такие закоренелые иноверцы поймут, что это истина.

Асавин снисходительно улыбнулся. Он имел представление о центральной религии Рубии, цементирующей обветшалую Империю. Ирди, птичий бог, якобы пожертвовавший собой, чтобы мир мог существовать. Слащавая история, коих тысячи в каждом уголке Золотого Ока. Но кто он такой, чтобы ломать веру этого мальчишки? Когда-нибудь он и сам поймет, что ни на земле, ни в небе нет ничего, кроме человеческих иллюзий.

– Мы отвлеклись, – заметил Асавин. – Больше не посылай мальчишку.

– Но как же…

– Не дослушал… Если тебя приодеть в местные тряпки, убрать волосы под берет, привлечешь меньше внимания. И забудь, что тебя зовут Тьег. Отныне ты мой племянник…м-м-м… Ациан. Я раздобуду тебе одежду. И, во имя всех святых, надо что-то сделать с твоей шпагой. Ты когда-нибудь слышал слово «ножны» или у вас все так ходят?

Мальчишка вздернул нос:

– Только самые высокородные.

– Забудь этот гонор. Прости, Тьег, но тебе придется хорошенько смешаться с грязью и навозом, чтобы не привлекать внимания, а иначе я не смогу помочь тебе.

«Проще грохнуть его в подворотне, – мелькнула крамольная мысль. – Маленький Обрадан просто исчезнет вместе с нашей общей тайной. Он искусный фехтовальщик, но один удар в спину, и…».

– Хорошо, – кивнул Тьег. – Я стану хоть Ацианом, хоть торговцем рыбой. Все равно больше у меня вариантов нет… Скажи, ты ведь поможешь мне?

Асавин машинально кивнул и еще раз оглядел рубийца. На лице – суровая решимость, челюсти сжаты, костяшки пальцев побелели. «Ладно, посмотрим, что можно сделать, – подумал Эльбрено. – Убить я его еще успею».

– Конечно. Можешь рассчитывать на меня.

Глаза мальчишки просияли влажным блеском. На мгновение он накрыл рот ладонью, словно борясь с волнением, а затем сказал:

– Я знал… Сам Ирди послал мне эту встречу. Ты так похож на него…

– На кого?

– На Галя. На моего старшего брата. – Прежде, чем Асавин успел что-либо ответить, Тьег с улыбкой продолжил: – Галь всегда оберегал меня. Его аспект, должно быть, говорит через тебя…

Асавин окончательно потерял нить разговора. Он ничего не слышал ни о каких аспектах. Тьег тем временем ухватился за ворот своего колета:

– Асавин… А эта морская горячка точно не заразна? Утром заметил у себя зеленое пятно.

Он расшнуровал колет, оттянул ворот сорочки, продемонстрировав желто-зеленую отметину. Асавин прыснул от смеха:

– Это синяк. Не бойся. Морской горячкой можно заболеть, только если долго питаться мясом авольдастов.

Тьег выпучил глаза:

– Как? Разве ж можно их есть? Они же…

Он не договорил, но все читалось по его лицу. «Они же разумны».

– Некоторые, как видишь, жрут, – задумчиво протянул Эльбрено. – Говорят, пошло с Андинго. Там сожрать человека – все равно, что проявить уважение.

Асавин посмеялся над тем, как скорчился мальчишка. По большей части мифы про Андинго были страшными сказками ветеранов южных походов, но Эльбрено знал как минимум одного человека оттуда, который точно не отказывал себе в употреблении человеческой плоти.

– Говорят, мясо авольдастов заставляет навсегда забыть о цинге¹¹ и пеллагре¹², позволяет пить морскую воду вместо пресной, лечит многие болезни и… вроде бы… наделяет невиданной мужской силой. Только вот быстро вызывает привыкание, а затем и безумие.

Тьег скорчился еще сильнее. Ей-богу, словно засунул в рот лягушку.

– Это отвратительно, – наконец, выдавил он.

– Ты еще морского ежа не пробовал.

– Нет, – помотал головой Тьег. – Отвратительно, что кто-то может есть их, только чтобы…

Он не договорил. «Ишь ты, какой чувствительный», – подумал Асавин.

– Империя ведь воевала с акулами. Разве ты не должен ненавидеть их?

Тьег помрачнел. Словно грозовая туча набежала в погожий летний день.

– А разве в ненависти есть смысл? Разве это вернет погибших и отстроит города?

«Глупый мальчишка!» – подумал Асавин.

– Мы заболтались. Я раздобуду тебе одежду, а после мы найдем тебе жилье получше.

Спускаясь на первый этаж в сопровождении двух внезапных друзей, Асавин опешил, увидев внизу капитана стражи Медного порта, Иноло Легату. К счастью, мужчина стоял к нему боком и увлеченно ворковал с Уной. Рыжая вела себя с ним исключительно любезно. Еще чуть-чуть, и им стоило бы снять номер. Асавин думал, как бы не попасться на глаза Легате. Этот человек имел на него острый зуб, а тут еще рубиец с оранганцем за спиной, как исключительный повод для ареста. Асавин опасался, что, несмотря на ранний час, капитан захочет задержаться и снять номерок, чтобы покувыркаться, но тот быстро ушел.

– А ты можешь быть любезной, если захочешь, – с улыбкой произнес Асавин, спустившись к стойке, когда капитан удалился. – Вот видишь, это совсем не больно.

– Дался мне этот любитель пирогов с чесноком. Я беспокоилась, что он увидит Курта. – Она перевела взгляд на Тьега. – Мне жаль, но вам пора съезжать. Неприятности не нужны ни мне, ни вам.

– Уверяю, мы съедем до вечера, – заверил ее рубиец.

– Ты знала, что он… Но почему не… – начал было Асавин, но Уна нетерпеливо махнула рукой.

– Тьег и Курт мне нравятся, что редкость в таком гадюшнике, как этот город, – ответила она, вновь погрузившись в перелистывание страниц амбарной книги. – Но если вы по какой-либо причине не уберетесь к вечеру, задницы ваши я больше прикрывать не стану. Усекли?

Асавин быстро натянул улыбку, махнул рукой парням и выскользнул из «Негодницы», а в голове у него словно рассыпался песок для варки ильфедры. «Дерзкая красавица Уна, с волосами, поцелованными Эвуллой… – думал он, скользя по переулкам. – Кто же ты такая? Ты не из Ильфесы, Уна, и, готов поклясться, даже не с полуострова, но появилась ровно тогда, когда… Как ты узнала?». Он прижался спиной к стене и прикрыл глаза: «Нет, неверный вопрос… Кто и зачем послал тебя играть дочку Адира, моя милая красавица?».