Они добрались до мемориала, установленного в честь восстания полка Густава Васы³³, и остановились передохнуть. Клеменс достал из кармана куртки половину белого шоколада в фольге, разделил плитку на три части и поделился с друзьями.

– Вам здесь вообще нравится? – спросил он, рассматривая сверкающий снег под ногами.

– Мне нравится, – сказала Кайса. – Здесь хорошо. Сначала было тоскливо и странно, но теперь лучше. Я хочу сказать, что это не так-то просто – привыкать к жизни в таком маленьком городе после Стокгольма.

– Вообще дикость, – добавил Эсбен, отламывая небольшую дольку шоколада от своей части. – Другой мир.

– Хороший или плохой? – осторожно поинтересовался Клеменс.

– Хороший, – ответил Эсбен. – Конечно же, хороший.

Клеменс счастливо улыбнулся. Сердце его забилось чаще при мысли о том, что его друзьям нравится место, где он родился и вырос. Он просто не мог представить себе жизни в том большом мире, который скрывался за плотными лесами Раттвика. Клеменс знал о существовании крупных городов. Они с семьей несколько раз выбирались в Стокгольм, другие оживленные города он видел в новостях по телевизору. Такая жизнь была ему не по душе. Клеменс не боялся ни шума, ни скорого темпа жизни, но ценнее и ближе Раттвика для него не могло быть города. Он любил быть вблизи природы, ему нравилось засыпать, вслушиваясь в перешептывание ветра меж деревьев в лесу, нравилось здороваться с соседями, проносясь летним утром на стареньком велосипеде мимо их домов, нравилось бродить вдоль озера зимой, зарывшись носом в теплый шарф. Этот мир действительно был хорошим. Самым лучшим. Клеменс был рад, что друзьям удалось увидеть Раттвик таким, каким его видел он сам. Или почти таким.

Домой Эсбен и Кайса, как и обещали, вернулись засветло. Они поужинали, почистили зубы и уже готовились ко сну, когда Эсбен случайно проболтался Софии о встрече с Эмилией. Он понял, что допустил ошибку сразу же, потому что выражение лица Софии изменилось в ту же секунду, когда она услышала о «блуждающих огнях».

– Бог ты мой! – воскликнула она в полном негодовании. – Это все полнейшая чушь! Ничего страшного ни в лесу, ни за лесом нет.

– Мы знаем, что это выдумки, но…

– Почему вас вообще понесло разговаривать с этой проклятой старухой?

Кайса почувствовала, как вспыхнули щеки.

– Просто мимо шли.

– Мимо шли? Хороша отговорка! Что еще она успела вам рассказать?

– Больше ничего, – быстро сказал Эсбен.

– Только это, – кивнула Кайса.

София рухнула в кресло и сделала глубокий вдох. Она терпеть не могла всех этих фантазий, всей этой небывальщины. Ей и в голову не могло прийти, что взрослый человек может верить в подобное, а еще хуже – рассказывать такое детям. София потерла лицо ладонями, потом взглянула на племянников. Они неловко жались друг к другу плечами, переминаясь с ноги на ногу.

– Чтобы больше я вас у дома Эмилии не видела.

– А ты и не видела… – негромко сказал Эсбен, но тут же стушевался, перехватив сердитый взгляд Софии. – Ладно.

– Ладно?

– Мы больше туда не пойдем.

– Еще не хватало, чтобы мои племянники слушали всякую ерунду! Вот будут вам кошмары по ночам сниться – ко мне не прибегайте.

София поднялась с кресла и принялась яростно взбивать подушки на кровати. «Им просто не хватает занятий. Здесь скучно. Раттвик – не Стокгольм. Ничего удивительного, что они бродят, где попало…», – думала она. Дети сидели молча. Поначалу они были уверены, что не сделали ничего ужасного, но с каждой секундой все больше верили в обратное. София смягчилась.

– Хорошо, – сказала она. – Хорошо. Мы друг друга поняли, правда? Вам здесь скучно? Если хотите, мы можем сходить к озеру.

Кайса покачала головой.

– Нет. Нам нескучно. Просто мы не подумали, что делаем что-то плохое.

– Вы и не сделали, Кайса. Просто я переживаю за вас. Беспокоюсь о том, чтобы вы не попали в беду, не угодили в дурную компанию. Я хочу, чтобы вы были в безопасности.

София присела на постель между детьми и обняла их. Кайса прижалась щекой к ее плечу. Они просидели так несколько минут. В тесноте и полном молчании.

– Я сказала, что в лесу нет ничего страшного. Это не так, – серьезно сказала София. – Я имела в виду, что там нет ничего… странного, но в глубине живут дикие звери. В лесу можно заблудиться и пропасть. Я не хочу, чтобы вы гуляли там одни. Это понятно?

– Понятно, – эхом отозвались дети.

Они решили сыграть в прятки.

Неподалеку от леса была небольшая рощица, куда Эсбену и Кайсе ходить не возбранялось, поэтому в следующие выходные они вместе с Клеменсом направились именно туда. День выдался пасмурным и холодным. Серые тучи клубились над самыми верхушками деревьев, каждые полчаса шел снег.

– Догоняйте! – прокричал Эсбен, блуждая меж деревьев. Его ноги утопали в снегу, бег давался с трудом, но он все равно рвался вперед.

Клеменс нагнал его первым, следом – Кайса. Втроем они кубарем покатились по снегу, смеясь и награждая друг друга слабыми тычками. Снег набивался им под одежду, делая ее мокрой и тяжелой, но никто из детей не обращал на это ни малейшего внимания.

– В прятки! В прятки! – заладил Клеменс, поднявшись на четвереньки.

– Кто водит?

– Чур не я! – быстро отозвался Эсбен.

– И не я! – подхватил Клеменс.

Кайса хотела было сказать, что это нечестно. Правильным было бы рассчитаться, но у мальчишек так горели глаза, что она промолчала и согласилась быть водой.

– Считаю до двадцати.

– Не подсматривай, – предупредил ее Эсбен.

Кайса цокнула языком, зажмурилась и для верности закрыла глаза руками. Эсбен поспешил спрятаться за большим сугробом. Он быстро опустился на корточки, весь съежился и замер. Клеменс решил забраться повыше. Он осмотрелся и приметил дерево с крепкими, на его взгляд, ветвями. Клеменс поправил шапку, привстал на носочки, дотянулся до нижней ветки и обхватил ее ладонью, ствол дерева обнял второй рукой и обхватил ногами. Обычно он неплохо лазил по деревьям, воображая себя пиратом, которому нужно было забраться на мачту.

– Три тысячи чертей! Свистать всех наверх! – яростно прошептал Клеменс и подтянулся на руках, забираясь на ветвь.

Он карабкался все выше и выше и уже приметил место, где можно будет притаиться, когда с верхней ветки на него спустилось что-то черное и большое. От неожиданности Клеменс разжал руки, сорвался и полетел вниз.

– Клеменс! – закричал Эсбен и ринулся к другу. – Кайса, он упал! Иди сюда!

Вдвоем они окружили Клеменса. Он лежал на спине, тяжело дышал и смотрел в небо широко распахнутыми глазами. Из груди его вырывались хрипы.

– Ты в порядке?

– Что случилось?

Клеменс немного приподнялся на локтях и почти лихорадочно закрутил головой, пытаясь понять, что так напугало его. На ветви ближайшего дерева сидел большой ворон с блестящими черными перьями.

– Он меня напугал, – с какой-то обидой в голосе сказал Клеменс и кивнул на птицу.

– Повезло, что в сугроб упал, – заметил Эсбен. – Встать можешь?

Клеменс попытался пошевелить ногами, но тут же вскрикнул от внезапной боли в правой лодыжке.

– Не знаю. Нет.

– Что болит? – обеспокоенно спросила Кайса.

Клеменс присел и дотянулся до больной ноги. Осторожно ощупал ее пальцами сквозь плотную ткань штанов.

– Здесь.

Эсбен и Кайса помогли ему подняться.

– Опирайся о нас. Вот так. Мы отведем тебя домой, – говорила Кайса, придерживая друга за талию.

– Не торопись только, – добавил Эсбен. – Осторожно.

– Спасибо, ребята, – тихо сказал Клеменс. – Мне повезло, что вы были рядом.

Они медленно двигались по заснеженной тропе. На несколько минут из-за туч выглянуло яркое солнце.

Клеменс вдруг подумал, что мог оказаться в роще совершенно один. Лежал бы и лежал на снегу до самой темноты в полном одиночестве. Никто бы не пришел ему на помощь. Но теперь у него есть Эсбен и Кайса. Они его не бросят. Сердце Клеменса вдруг наполнилось теплотой и безграничной благодарностью. Он улыбнулся, несмотря на боль в опухающей ноге.

Улла убрала коробку молока в холодильник и присела на краешек стула. Йорген мыл посуду после ужина. В кухне горел приглушенный свет, пахло грибами, семгой и апельсиновым соусом. За окнами давно стемнело, тишина в доме прерывалась лишь шумом воды в раковине.

– Я так испугалась, Йорген, – тихо сказала Улла, когда муж выключил воду и повернулся к ней. – Подумала, что случилось что-то непоправимое.

У нее подкосились ноги, когда она в окно увидела очертания трех фигур в сгущающихся сумерках. Это было несколько часов назад, но перед глазами Уллы до сих пор застыла эта картина: ее младший сын, обмякнув, висит на плечах своих друзей и еле тащит ноги.

Йорген обмакнул руки полотенцем, подошел к Улле и мягко накрыл ее плечи теплыми ладонями.

– У него всего лишь растяжение. Проведет пару дней в постели. Все будет хорошо.

– Знаю.

– Вот видишь.

– Просто… Ты не почувствовал этого?

– Чего именно?

Улла сглотнула и положила ладони поверх рук Йоргена.

– Страха? Паники?

Йорген сделал шаг вперед и крепко обнял жену. Она прижалась щекой к его животу, закрыла глаза и зашептала:

– Я всегда так боюсь за них обоих. Стараюсь не думать о плохом, но я не переживу, знаешь, если что-то случится. Извини. Я знаю, что надумываю, но не могу перестать. Иногда это сводит меня с ума.

– С ними все будет в порядке, Улла.

– Откуда ты знаешь? От нас ничего не зависит. Мы не можем ничего контролировать.

– Послушай, Мартен и Клеменс умные и сильные мальчики. Они не позволят друг другу попасть в беду, а еще, как выяснилось, у них есть прекрасные друзья. Мы хорошо воспитали наших детей. Они знают, что не всему в этом мире стоит верить. Мы с тобой не всесильны – это так, но ведь и никто не всесилен. Это нормально, что ты переживаешь. Я тоже беспокоюсь за них, но стараюсь мириться с этим. Мы их родители, Улла. Мы всегда будем ощущать эту тревогу, но кроме нее есть и другие чувства. Правда же?

Улла чуть отстранилась, подняла голову, чтобы посмотреть мужу в глаза. Йорген всегда хорошо подбирал слова. Он был ее крепким якорем, ее поддержкой.

– Правда, – сказала она и слабо улыбнулась.

– Налить тебе вина?

Улла покачала головой.

– Можешь сделать мне чай?

Йорген поставил чайник, взглянул на часы и прислушался. Сверху не доносилось ни звука. Обычно в это время в комнате Мартена играла негромкая музыка.

– Половина одиннадцатого… Спят? – он с сомнением посмотрел на жену.

– Обведи сегодняшний день в календаре красным.

– Так и придется.

Улла немного расслабилась. Она чувствовала, что напряжение медленно отпускает ее. Когда Йорген поставил перед ней кружку жасминового чая, она выдохнула и мысленно сказала самой себе: «с твоими детьми все будет хорошо».

Дети не спали. Мартен сидел в комнате брата, забравшись с ногами в его постель. Клеменс лежал, стараясь не двигать больной ногой. Отец наложил ему повязку, мама принесла на ночь теплого молока. Все это случилось уже после того, как родители его отчитали. Вообще-то Клеменс редко расстраивал родителей. Куда больше хлопот им доставлял подрастающий Мартен. Клеменс же всегда ужасно переживал, если делал что-то, что заставляло родителей переживать или злиться.

– Не мог другое место выбрать, чтобы спрятаться? – сердито спросил Мартен.

Клеменс встретился с ним взглядом.

– Там было мало места…

– Не надо было играть.

– Почему?

Мартен возвел глаза к потолку.

– Ты соображаешь или нет вообще? Мама перепугалась не на шутку. Я видел.

– Но…

– Если бы ты шею сломал, а не просто ногу подвернул? Что тогда? А?

Отчитывая брата, Мартен на мгновение испытал удовольствие, которого тут же устыдился и быстро одернул себя. Тем более, что в глазах Клеменса заблестели слезы.

– Ничего… Ничего же не случилось, – прошептал он, опустив голову.

Мартен вздохнул, наклонился к брату и прижал его к себе.

– Это хорошо, что ничего страшного не произошло. Хорошо, что ты поправишься. Просто ты чертовски напугал нас всех.

Клеменс замер.

– И тебя тоже?

– Черт возьми, конечно! Пообещай, что будешь осторожнее.

– Я уже пообещал родителям.

– А теперь мне.

– Хорошо. Я даю слово, что буду осторожнее.

Мартен кивнул, разжал объятия и спиной привалился к стене. Они с Клеменсом редко проводили вечера вместе, но на этот раз ему захотелось побыть с братом подольше.

– Как твоя нога? Полегче?

– Если лежать спокойно, то не болит почти.

– Тебе повезло, что не перелом. Я однажды так руку сломал, что даже кость наружу вылезла.

Клеменс открыл рот от изумления.

– Да ну?

– Ага, – с гордостью отозвался Мартен.

– Это когда было?

– Давно еще. Ты совсем под стол пешком ходил.

– Как это случилось?

Мартен подтянул одну ногу к груди, опустил подбородок на колено.

– В рождественскую ночь. Мы были в гостях у кого-то из соседей, а у них крыльцо такое дурацкое… Я поскользнулся и упал.

Клеменс рассмеялся.

– В Рождество?

– В Рождество. В гипсе потом долго ходил.

Клеменс покачал головой, потянулся к столу, чтобы взять стакан с остатками молока на донышке. Рядом в белой тарелке лежало шоколадное рассыпчатое печенье, но сладкого Клеменсу не хотелось.

– Завтра придут Эсбен и Кайса. Поиграешь с нами?

– Даже не проси.

Клеменс допил молоко и чуть нахмурился.

– Почему?

– М-е-л-ю-з-г-а, – по буквам вывел Мартен.

– Перестань. Если бы я был старше, то не издевался бы над тобой все время.

– Да я же не все время.

Клеменс надул губы и пихнул брата в бок здоровой ногой.

– Конечно. Только семь дней в неделю.

Братья переглянулись и одновременно фыркнули. Если начистоту, то Мартен никогда открыто не издевался над Клеменсом. Подкалывал, конечно, но за рамки никогда не выходил. Между ними не было ни обид, ни неприязни. Просто Мартен был старше – и это во многом объясняло его поведение.

– Посмотрим телевизор? – предложил Клеменс.

Мартен перегнулся через брата, сунул в рот печенье и завалился на спину. Волосы закрыли ему лицо, и он растрепал их ладонью. Ему давно пора было стричься.

– Ага. Давай.

Когда Йорген и Улла поднялись на второй этаж, чтобы проведать детей, то обнаружили их обоих в комнате Клеменса. Мальчики спали, прижавшись друг к другу. Одеяло сбилось в их ногах, футболки были в крошках от печенья. Руне дремал возле постели, спрятав морду под большой лапой.

– Не станем их будить, – тихо шепнула Улла на ухо Йоргену.

– Не станем.

По маленького телевизору показывали «Отель для собак».³⁴ Мартен очень хотел казаться взрослым, но все еще страшно любил мультфильмы.