Людвиг ничего не понял, он тормознул еще на мысли о драконе и начал озираться. И только сообразительная госпожа Найнван взвизгнула истерично:

– Людвичек, она сражения с драконом не стоит, брось каку, сына!

Да не такие уж и плохие платки я ей выбирала, чтобы настолько меня ненавидеть! Ну кроме той парочки, на которых золотыми буквами на ее родном аске было выведено: «Покойся с миром». Но тут меня можно понять – это после того, как с ее легкой руки мне был вручен пузырек с самодельной туалетной водой, вонявшей тухлятиной! Но все же!

Впрочем, сказать что-либо не вышло – по двери вдарили так, что она с грохотом повалилась, и так как там стоял Людвиг со мной на руках, то двери сильно не повезло – раскололась об голову моего нареченного. А Людвигу ничего, даже не заметил, поморщился только от пыли и головой тряхнул, сбрасывая щепки. Серьезно – я его зауважала сразу. И не только я – оба снежных в сером тоже с уважением поглядели.

Уважения хватило секунд на тридцать, после чего снежные синхронно сообщили:

– К лорду Эйну. Сейчас.

Я вцепилась в жениха мертвой хваткой, Людвиг, осознав, что «драконов» двое, вцепился в папочку. Вот так втроем мы и были поставлены пред очи лорда Эйна. И вот итог – трясусь в карете, непонятно куда направляясь.

И понервничать бы сейчас, попереживать, обрыдаться в конце-концов, но злость такая душит – до бешенства. И решив, что на месть мне силы еще понадобятся, злющая, как виверна, я завалилась спать.

* * *

Транспорт перестал скрипеть часов через семь, когда мысли о естественных надобностях вытеснили даже желание убивать снежного гада долго и с удовольствием. То есть теперь план был таков – сбегать в комнату для девочек, поесть, убить Эйна. План мне нравился, очень. Особенно в момент, когда карета, в которой я находилась, заскользила явно по воде и до меня плеск донесся… Негуманно вообще так с будущими любовницами обращаться! Где мои драгоценности, слуги и долгий чувственный соблазн?! Или это у снежных такой способ укрощения строптивых? Действенно, должна признать, но и глупо – так до лужи довоспитываются, и будет у них запах в карете недвусмысленный. Ибо издевательства издевательствами, но меру знать нужно!

Меру они, как оказалось, знали, потому как экипаж остановился.

Остановился!

Затем дверь распахнулась и я услышала ледяное:

– Не рыдать. Не истерить. Ваша покорность и готовность услужить – лучшая тактика поведения в вашем положении. И я бы попросил выйти из кареты самостоятельно, не заставляйте вытаскивать вас насиль…

Договорить снежный не успел – я не вышла, я вылетела. Чуть не поскользнулась на ледяном полу, удержалась, только схватившись за рукав снежного в черном (с красными глазами эффект был убийственный, мне в некоторые места захотелось с утроенной силой), и взвыла:

– А покои мои где?!

Снежный, дворецкий он тут или кто, неясно, оторопев от моей прыти, нервно указал куда-то вверх.

– Благодарствую, – ответствовала я и умчалась вверх, мимоходом заметив, что находились мы в зале со множеством луж, на первый взгляд бездонных, и собственно мой транспорт стоял рядом с одной из луж и с него стекало… Стекало… Текло… Где мои покои?!

– Наверх, третий этаж, соро…

Не дослушала.

Подхватив грязные после убеганий от снежных прихвостней юбки, помчалась вверх по лестнице, отсчитывая пролеты – первый, второй, третий… На третьем выскочила в коридор. Отвратительно белый! С кремовым ковром на полу, ледяными скульптурами, снежными картинами – бр-р-р, одним словом. И публичный дом, если говорить двумя словами, ибо на дверях, тянувшихся по обеим стенам коридора, значилось: «Айзи, Ника, Эрма, Улинна, Габри, Виэль…». Виэль? О, это я, а значит для меня, то есть мое!

И я рванула к двери, дернула за ручку и… дверь не открылась. А у меня уже от естественных желаний в глазах мутнеет, и вообще это что такое?!

– Откройте! – заорала я. – Откройте немедленно, мне срочно надо… – подумала, что сказала, хихикнула и добавила шепотом: – В любовницы надо, срочно.

Оказалось, даже шепотом тут говорить не стоит – в ледяном замке с эхом имелись явные проблемы, поэтому моя последняя фраза разнеслась по всему коридору.

И тут что-то со звоном грохнулось и разбилось.

Поворачиваюсь на звук и вижу штук восемь женщин в серо-синей одежде с подносами, одеждой какой-то, бельем постельным. Ну и собственно содержимое подноса с едой, живописно украсившее кремовый ковер и сверкающий белоснежный пол. Надеюсь, это не моим обедом они тут интерьеры разукрашивают, искренне надеюсь, иначе они крупно влипли! Потому что я когда голодная, я зверею!

– Откройте! – ору повторно, отчаянно толкая эту проклятую дверь. – Мне в… в… – если скажу про туалет, могут и не пустить ведь, так что: – Мне срочно!

У этих в штатном одеянии еще что-то повываливалось. Потом какая-то робко так:

– Деточка, дверь на себя открывается.

Упс…

Чинно потянула дверь на себя, еще более чинно вошла и… и начала озираться. Местечко, куда я вломилась, имело, к моему величайшему сожалению, до черта дверей! Я вторглась в ближайшую – шкаф с подобием ночных рубашек, но с первого взгляда стало ясно, что в таком и перед подушкой с простынею будет стыдно. За второй дверью комнатка с круглой кроваткой посередине и кругом зеркала, зеркала, зеркала – на стенах и на потолке. И это был не сортир, нет. Врываюсь в следующую белую дверь – спальня, но тоже странная, с ремешками какими-то, кнутами, по стене развешанными. Четвертая дверь – ванная, громадная, с бассейном посредине, но… но никаких, мать его, удобств!

– Да что это за хрень вообще! – сорвался кто-то на истерический вопль.

Я сорвалась, каюсь.

– Какой д-д-диби… – вспомнила, что снежные к оскорблениям неравнодушны, могут еще и из любовниц исключить до обнаружения мной требуемых удобств и исправилась: – добрый человек вообще тут все проектировал?!

Ответа не последовало, хотя народу столпилось в помещении изрядно, я же, алчно озираясь, узрела еще одну дверь. Помчалась через все пространство, причем народ на пути расступался, и ворвалась – спальня! Чертова спальня, зато классическая и у нее тоже была дверь. Оно ли?! Понадеявшись на чудо, ворвалась в спальню, промчалась через нее, рванула вожделенную дверь и…

Свершилось!

Комнатка была маленькая, уютненькая, и да, тоже белая, зато в ней имелось все, что так требовалось.

Через несколько минут, совершено спокойная и адекватная, я вернулась в то помещение, куда ввалилась, дверь на себя потянув, оглядела присутствующий народ (явно какие-то из болотных помесков, иначе откуда смуглая, почти зеленая кожа и жуткие, совершенно желтые глаза без зрачков, и грозно вопросила:

– А кормить меня скоро будут?!

После моего вопроса одна бабулька повернулась к другой и шепотом вопросила:

– Снежные новое государство захватили с населением неадекватным?

– Нет, вроде, – не слишком уверенно ответила ей вторая.

Все вновь уставились на меня.

– Эта не из тех ли племен будет, что по реке Версянке живут и по лету с ума сходют? – снова та самая неугомонная бабуля.

Ответила ей я, и ответила решительно и грозно:

– Нет, бабушка, мы не из тех мест будем, мы гелленские.

– Правда? – искренне удивилась старушка. – А что, и до низинных мест дурман-трава дошла?

Она это серьезно сейчас спросила?! Дурман-трава вещь особая – живет себе круглый год и в ус не дует, в смысле не мешает никому, но вот в срединный летный месяц ка-а-ак зацветет, как начнет пыльцу разбрасывать, так народ вмиг дуреет и ходит сопливый, красноносый, красноглазый и… дурной, как есть дурной. Потому как именно в эту пору по дорогам грабители начинают путь верный сообщать, кому надо помогать телегу починить, или припасами делятся, или там с охотой помогают. Грабители-то в основном придорожные, им от дурман-травы более всего достается, вот и дуреют ровно на месяц. Ну а потом все как полагается: и грабят, и насильничают, и от стражи королевской бегают… Да уж, только вот теперь уже стражи королевской нет… как и королевства…

И я бы пригорюнилась, но если честно:

– Слушайте, знахарки-травницы, я со вчерашнего дня ни крошки не съела, покормите ради собственной безопасности!

Они впечатлились, и в течение пяти минут, в которые я обстановку разглядывала, мне принесли два подноса. Один большо-о-ой и вкуснопахнущий, который под моим голодным взором уволокли в ванную…

– Притирания для вашего тела, – сообщила одна из бабулек.

А второй ма-а-ахонький! Совсем махонький, с тарелку размером. И вот его поднесли к столику, за который голодная я уселась, и крышку с него сняли. А там – без слез не взглянешь! Один стакан воды с лимоном, одно порезанное яблоко, ложечка творожка и кусочек сыра полупрозрачный. Подняла двумя пальцами ломтик сыра, посмотрела – не полу, а прозрачный!

– Вы что, издеваетесь? – упавшим голосом вопросила жертва чужих эротических планов.

Они переглянулись, синхронно сделали шаг назад, и какая-то совсем древняя бабуля, которой видимо умирать было не страшно, дрожащим голоском поведала:

– Лорд Эйн стройненьких любит…

И вот тут до меня дошло!!! Я же к свадьбе худеть взялась! Просто зарплата у секретаря градоправителя не то чтобы высокая, совсем наоборот, а свадебное платье я полгода назад прикупила со скидкой – у мисс Глим свадебка расстроилась, так как дева жениха в постели с лучшей подругой застукала и пришла к нам разрыв помолвки оформлять, так что платье мне досталось практически даром, и роскошное платье, должна признать. А то, что мисс Глим – тростиночка и платье по ней шилось, это мелочи, решено было его надеть, и я приступила к методичному похудению.

Похудела на свою голову.

И вот так мне от всего этого обидно стало, и за пирожки несъеденные, и за булочки, которые стороной обходила, и за пирожные, кои полгода ни-ни, отчего слезами давилась, и за… Да за все, короче!

– Так, – грозно рыча, поднялась со стула, – я хочу жрать!

– Так это, – старушка, которая, видимо, решила, что умирать ей все-таки рано, шустро в толпу перепуганной прислуги юркнула, – не велено вам много кушать нести, не…

– А кто тут сказал про кушать?! – Перед моим мысленным взором как раз проносилось все, в чем я себе полгода как дура отказывала, худея ради платья, которое уже не надену. – Про «кушать» речи не было! Я жрать хочу! И тут у вас, милейшие, есть выбор: или меня покормят, или я сама кого-нибудь съем сейчас! К слову, лорд Эйн уже вернулся?

Прислуга, дрожа от моего гнева, а в гневе я страшна, отрицательно помотала головами.

– Значит, придется выбрать кого-нибудь другого… – задумчиво оглядывая присутствующих, пробормотала я.

Через полсекунды в помещении никого не осталось, а топот и грохот понеслись прочь. И да, возглавляла убегающую толпу та самая древняя старушка. Вот что значит опыт, уважаю. Но если поначалу у меня мелькнула мысль, что это они за едой помчались, то через час пришлось увериться в печальном – просто смылись. А я осталась вся грязная после беготни по ремонтирующемуся помещению и падений, немытая и голодная!

Сходила в ванную, открыла поднос с притираниями, уронила челюсть – там и орехи тертые, и мед, и малина, и какой-то экстракт из чего-то цитрусового… И вот съела бы, но понятия не имею, какими руками все это готовилось, в смысле, вдруг они лапы свои не мыли… В общем и целом мне уже дико не нравилось быть любовницей снежного урода… в смысле лорда. Нет, оно мне сразу не нравилось, но я рассчитывала на хоть что-то хорошее, а не измор меня голодом!

С горя пошла искупалась, напритиравшись ягодными муссами, шампунями, мылами, в завершение вылила в воду то цитрусовое непонятно что, полежала, расслабилась, пока живот бурчать от голода не начал. Поднявшись, посмотрела на свою грязную одежду и решила, что надевать ее не буду. Вспомнила об имеющемся гардеробе с вещами, вызывающими стыдливый румянец не то что у меня – у зеркала, надела банный халат, благо длинный, пушистый и теплый, и пошла искать нормальную одежду.

В гардеробной выбирать определенно оказалось нечего. Нет, бюстье и панталончики я себе нашла, все остальное оказалось чрезмерно непотребным, так что натянула обратно халат и потопала в чулках и отмытых моих же туфельках добывать себе одеяние.

Вышла в белоснежный, сверкающий словно инеем коридор. Тут было так чистенько…

Вернулась, пошла забрала из ванной малиновый, клубничный и крыжовниковый муссы, точнее то, что от них осталось. От фруктовых ароматов мой желудок взвыл особенно громко, но сначала удовлетворим тягу к прекрасному.

И я удовлетворила! Клубникой изобразила пятно на стене, теперь выглядело так, словно кого-то головой приложили раз двадцать, пока та не треснула. Крыжовником изобразила рвотные массы… по всем углам коридора. Малинку просто пошвыряла об стену, чтобы красные пятна пооставались. Живописненько так вышло, я бы даже назвала этот стиль «Зверское убийство в лаборатории». Короче, мы с чувством прекрасного были осчастливлены основательно.

И после содеянного я с самым довольным видом продолжила поиски одежды.

Открыла ближайшую дверь с надписью «Лаура», заглянула в помещение, обнаружила обронившую книгу сидящую у окна былинку в срамном наряде. Вынуждена была признать, что на такой тростиночке даже срамное одеяние смотрелось вполне прилично… В смысле, что может быть неприличного в костях, правда?! Кости они и есть кости, им можно даже без исподнего. Но в общем и целом стало ясно, что одежду я тут не найду.

– Извиняйте, – сказала тощей блондинке и дверь закрыла.

Постояла, подумала, решила, что в соседних комнатах я вряд ли увижу что-то новое, поэтому надо бы наведаться на другой этаж. Под веселое бурчание голодного желудка дошла до конца коридора, спустилась по лестнице со скользковатыми ступенями и увидела, что коридор тут достаточно короткий, и в конце его двери такие резные, основательные – ага, сразу ясно, чьи покои. А что ж я за любовница, если к любовничку на огонек не загляну?! Вот-вот, и я так же подумала, после чего смело отправилась к возлюбленному, чтоб его мурены загрызли.

У дверей лорда Эйна стражи не имелось… ну, сам виноват, чего уж тут. Решительно потянула на себя двери, не менее решительно вошла. И обалдела… У снежного покои оказались оформлены в черно-золотой гамме! Нет, ну кто бы мог подумать! Я полагала, бело-серебристый у них в почете, а оказывается… Прошлась по черному ковру, разглядывая стены в золотых обоях (гадость совершеннейшая, должна признать), и решила, что как новая женщина в доме просто обязана порадовать драгоценного привнесением собственного «я» в интерьер. А мое собственное «я» сейчас было голодное и злое… Злое и голодное… И злое! И между прочим, я его слуг сразу предупредила – накормите, а то хуже будет. А они не накормили, так что…

Для начала я нашла гардеробную лорда Эйна. Просто выпускать свое творческое начало будучи одетой в длиннючий и тяжелый банный халат – это как-то не эстетично, соответственно, решено было переодеться. У снежного в гардеробе не оказалось срамных вещей, но и женских платьев тоже не было. Ничего, мы люди не гордые – выбрала его белоснежную шелковую рубашку, примерила, – мне откровенно шло, но только когда я шла, а так висело мешком до колен. Зато когда я шла, там такая волна создавалась, по телу струилась, и, короче, мне явно шло. Так что рубашку я экспроприировала, заодно выбрала себе еще штук пять на смену – голубенькую, серебристую, синенькую, черненькую и еще одну белую. Потом окинула оценивающим взглядом здоровенную, шагов в двадцать в длину гардеробную с тремя рядами висящих рубашек, костюмов, белья, курток, плащей и… Ну он первый начал, всучив мне заполненную срамными вещами гардеробную. Серьезно первый начал, а мы, сироты приютские, мы долгов не копим, мы их быстренько возвращаем, так что…

Вспомнила, где видела оружие, на стене развешанное. Сходила, оценила набор клинков разной степени величины, толщины, красоты. Выбрала самый тоненький и такой длинный, мне до пояса почти, вытащила из крепителя, уронила на лезвие «совершенно нечаянно» сорванную с окна занавеску – та опала на пол двумя кусками материи… Остренькое лезвие, ничего не скажешь. Говорить и не требовалось – ухватив оружие двумя руками, потащила в гардеробную, волоча острием по полу… ковер тоже поделился на две не слишком ровные половинки.

А потом в гардеробной я и ух, я и эх, я и размахнись рука, и разомнись плечо, и в лесоруба поиграла, и в рыцаря, и в мочилово-рубилово. В итоге стою такая вспотевшая, капли со лба утираю, а вокруг, словно листья, куски ткани падают – тихо, красиво, завораживающе… И вот стою, любуюсь, а живот «буррр» и «уррр»… Нет, талант определенно не должен быть голодным, иначе никакой возможности любоваться прекрасным!

Вот только с оружием расставаться мне не захотелось, так что я сбегала, занесла рубашки к себе в комнату, после чего все так же с этим мечом неправильной формы побежала вниз искать кухню… Надо ли говорить, что клинок был тяжелый, соответственно я его волочила острием вниз, так что у лорда Эйна ковров стало в два раза больше! Ну, если из одного ковра делаешь две половинки, это ведь уже два ковра, так? Вот какая я хозяйственная, повезло снежному уро… лорду со мной!

Кухню я обнаружила аж на первом этаже, полную перепуганной прислуги… Просто мое «размахнись рука, разомнись плечо» начиналось каждый раз, как я видела занавески, или гобелены, или статуи, – короче вошла я во вкус, но слуги решили, что это я от кровожадности и склонности к убийствам. Темный они народ, вообще ничего в прекрасном не смыслят.

Хотя нет, оказалось, что смыслят – потому как одна из служанок как раз держала поднос, который дребезжал, потому я и обратила на него внимание, а на том подносе красовалось нечто восхитительное – курочка с хрустящей корочкой! Красивая курочка! Я бы даже сказала, что прекрасная, то есть смыслили зеленокожие в красоте, еще как смыслили! Вот только я не сразу поняла, чего это курочка на подносике делает?

Прищурилась, постояла, глядя на прислугу и задумчиво кромсая мечиком дверцу, – клинок вообще знатный попался, древесину резал как горячий нож масло.

– Р-р-родовая ритуальная катана… ей же три тысячи лет… – простонал какой-то мужик и грохнулся в обморок.

Это меня несколько отвлекло, я на клинок глянула, но запах курочки не позволил сбиться с нужной мысли, и я поняла – она на подносе, потому что ее куда-то несли!

– Та-а-ак, – перехватила катану поудобнее, – и куда добро сносим?!

Они икнули и еще шаг назад сделали, хотя и так уже сгрудились в углу кухни, и так компактненько, что все пятьдесят, не меньше, уместились.