МАЛЕНЬКАЯ СКРИПКА

Четыре сухих, но слегка расклеенных, треснутых и потертых каркаса скрипок – два самых минимальных для начальных классов музыкальной школы и два для взрослых солистов оркестра – хранились в плотном целлофане рядом с большим количеством бумажных пакетиков струн для гитары в морщинистой, коричневой, объемной, пыльной сумке под избитым дождем журнальным столиком на балконе. Эта жалкая картина привела бы в негодование скрипичных мастеров, затративших на изготовление предметов искусства ни один месяц работы. Каждая вещь должна пройти периоды новизны, устаревания и превращения в хлам. Поэтому никому не было никакого дела, кто играл когда-то на этих музыкальных искусственных инструментах, так как там не было никаких свидетельств, а только деревянная основа. Смычки, колки, подставки для струн, подгрифники, подбородники, винты, струнодержатели и канифоль тоже отсутствовали. Альт, виола, виолончель, гудок, контрабас, пошетта всплакнули бы, если бы увидели эту плачевную картину заброшенности и обветшания, а реставратор обрадовался бы и взялся за восстановления прежней былой славы этим музыкальным инструментам, несмотря на их грустный, а подчас несоизмеримо великолепный звук, ревностно сжимая в своих натруженных руках.

Эти четыре отреставрированных каркаса скрипок могли бы послужить в часы досуга семье итальянских виноделов, где каждый с детства мечтал заполучить хотя бы что-то подобное, или тщеславному, алчному, «скупердяю» антиквару. Он мог бы поторговаться и гораздо дороже продать их на аукционе, а потом реализовать другие свои товары, наживаясь на любом проявлении великодушия у честных граждан.

– Кажется, меня хотят вылечить, – пролепетал самый оригинальный из всех своих друзей каркас.

– Не переживай, – заверил самый потертый полный каркас, глядя на тонкую фигуру, рассуждавшего, маленького своего подобия. – Мы еще полежим и поспим, пока ты превратишься в настоящую красавицу, которую сможет взять в руки любой ребенок, желающий научиться извлекать сказочную мелодию смычком.

– Моя верхняя дека тоже требует склеивания. На меня сел случайно утомившийся скрипач, чтобы я замолчала навек, – меланхолично продолжил второй полный каркас.

– Давайте не будем рыдать понапрасну, а вспомним праздничные былые концерты и представления, как мы обычно делали раньше, – сказал второй четвертной каркас. – Сколько милых созданий любовались нами! Сколько слез и грез мы прежде вызывали у родительской аудитории в просторных залах.

– Для моей вибрации не хватает душки, – встрепенулся первый говорящий четвертной корпус, устаревшего изделия с хриплым смехом пожилого господина, и закашлялся.

– Зато у меня есть душка, – стал хвалиться полный корпус без трещины. – Помню честолюбивого юношу. Он держал меня изредка и даже аккуратно вкладывал в твердый футляр, чтобы дать мне отдохнуть, а потом снова взяться за дело. Но потом мое место заняла известная французская скрипка, а я больше не выступал с концертами и не демонстрировал свой завиток.

– Какая мелодия без душки. Ни полноты, ни живости, – воспринимая серьезно сказанное своим другом, поддержал его сосед – полный корпус. Так они продолжали беседовать, пока пожилая женщина не достала с балкона старую морщинистую сумку из-под черно-белого от дождей и ветров фанерного журнального столика.

Она вытерла осторожно пыль, развернула целлофан, перебрала струны для гитары. Затем разложила четыре скрипичных корпуса – два самых маленьких и два полных – на полу.

Взяв кисточку, опустив ее в соответствующую лаковую краску с оттенками кленового дерева и сосны, она нанесла легкими мазками на все изделия, скрепляя трещины лаком. Когда лак высох, она вторично покрасила устарелые части скрипичных музыкальных изделий, некогда служившие верой и правдой своим почитателям.

«Кажется, у меня появились серьезные соперники», – подумала она, проникаясь иллюзией, что эти вещи когда-нибудь войдут в моду и достанутся будущим Страдивари, Гварнери, Амати или просто отправятся в музей скрипок в Венеции.

«Пусть мои шалопаи-внуки растут. Если захотят, то смогут наилучшим образом научиться играть на любом музыкальном инструменте, извлекая мелодию, излечивая от меланхолии и веселя душу». На следующий день пожилая женщина договорилась по сотовому телефону о встрече со скрипичным мастером в консерватории. У него была своя мастерская с различными, второсортными, музыкальными инструментами, вышедшими из строя, лежащими на полках и дожидавшимися починки. Взяв оба маленьких корпуса с собой, она показала специалисту свои наработки.

– Попробуем что-то сделать, – сказал скрипичный мастер – долговязый мужчина, напоминавший своим внешним видом Паганини. – Оставьте мне вот эту модель, – продолжил он, тщательно изучив оба блестящих корпуса, указывая на скромный маленький корпус, который уже имел некоторое сходство с утлой лодчонкой, плывущей по озерной глади.

Через два дня, когда направление ветра навеивало песню Сольвейг из оперы Эдварда Грига «Пер Гюнт», музыкальный мастер позвонил посетительнице и предложил встретиться у него в мастерской, чтобы вручить срочный заказ – долгожданную отреставрированную маленькую красавицу со всеми необходимыми атрибутами – ей лично в руки. Женщина с радостью согласилась.

Музыкальный мастер встретил женщину у себя в мастерской и продемонстрировал способности маленькой скрипки. Он дотронулся до неожиданно появившихся натянутых им струн на струнодержателе. Маленькая скрипка издала искрящийся высокий тон, как весенняя капель или маленький журчащий ручеек, спешащий среди камней горного ущелья, вызвав слезы радости у женщины. Заплатив сущие пустяки, женщина принесла домой свое сокровище, из которого уже можно было извлечь любые сказочные звуки мелодии и напевы. Смычок и канифоль пришлось подыскивать отдельно. На это ушло много труда, так как продавец в магазине музыкальных инструментов сначала записал заказ женщины и предложил ей позвонить через месяц, когда появятся нужные вещи на складе, находящемся тут же с правой стороны прилавка, где гордо стояли и лежали всевозможные изделия музыкальных мастеров, хоть сколько способные издавать прекрасные звуки и ритмы: кларнеты, виолончели, трубы, литавры, тарелки, барабаны, баяны, аккордеоны, полные скрипки и четвертушки, гитары, укулеле, электропианино Касио и Ямаха, синтезаторы и кое-что еще, что сразу невозможно было охватить взглядом. На прилавках под стеклом находились струны разной тональности.

Смычки аккуратно были сложены на стеллаже, но нужной конфигурации как назло не было.

– Не волнуйтесь, – посочувствовал молодой продавец. – Раз в месяц у нас всегда бывают поступления требуемых товаров. Сейчас начало учебного года и все маленькие смычки раскупили. Поэтому я закажу смычок для вас специально и позвоню вам на сотовый, как только он потупит в продажу.

– Как долго мне придется ждать поступления новой партии маленьких смычков для четвертушки скрипки? – спросила ревниво покупательница, наивно полагая, что все делается по мановению волшебной палочки.

– Возможно месяц или два. Вы не переживайте все в наших силах.

«Говорят, что Нора Робертс тоже в детстве играла на скрипке, но у нее не сложились взаимоотношения с ее учителями, поэтому она бросила тренироваться в музыке и занялась рукоделием», – подумала покупательница, надеясь, что ее мысли не прочитает сообразительный продавец, выглядевший как настоящий дирижер или участник вокально-инструментального ансамбля, с длинными кудрявыми волосами, перевязанными сзади ленточкой.

«Наверно он по вечерам играет в ресторане на бас-гитаре».

– У меня достаточно терпения. Буду ждать вашего звонка, – представляя, что она уже купила смычок, сказала себялюбивая женщина, не заботясь, что о ней подумает вся музыкальная элита города.

– Позвонят.

– В противном случае зайду к вам на неделе, договорились?

– Даже и не думайте этого делать. Так рано смычки такого размера к нам не поступят. Надо сначала позвонить в Москву и узнать поступали ли эти изделия с фабрики. Если нет, они закажут в специальной мастерской. Только тогда, когда изделие пройдет аттестацию, они мне позвонят, а я сообщу вам, что все готово. Это же не простое дело выточить и отшлифовать такой маленький смычок, а затем натянуть конские волосы, натертые канифолью, чтобы лучше скользил по струнам. Таких смычков очень мало, поэтому, если поступают в продажу, то разбирают моментально.

– Как хорошо вы говорите, понятно объясняете то, в чем я ничего не смыслю. А что у вас за спиной находится? Разве тот смычок не подойдет для такой вот скрипки? – спросила покупательница, указывая на небольшой смычок, находящийся в самом углу большого металлического стенда.

Она достала из бумажного пакета маленький корпус четвертушки скрипки без струн, аккуратно покрытый коричневатым лаком. Тот самый, который находился рядом с готовым изделием.

«Меня тоже демонстрируют продавцу. Значит, мы котируемся в мире соблазна и расточительства», – решил отреставрированный корпус, нисколько не сожалея об отсутствии струн. «Но если бы я мог говорить вслух, то отругал бы продавца за истовую медлительность», – снова возмутился про себя маленький корпус, который принес немалую пользу в музыкальном воспитании ребенка.

– Этот смычок еще не оценен. Его заказали месяц назад. Сегодня прислали из Москвы и мне надо позвонить заказчице. Тем более что он не подходит для вашего инструмента, а гораздо больше и соответствует половинке скрипки, то есть следующей по размеру за этим корпусом.

«Да, я самый маленький в скрипичном ряду», – снова подумал отлакированный корпус без струн, который покупательница немедленно снова вернула в сумку. Печально вздохнув, покупательница продемонстрировала свое сожаление и надежду.

– Спасибо за разъяснение, будем надеяться, – сказала она настораживающее. Все нюансы промелькнувших мыслей выразительно отразились на ее лице, когда она покидала магазин.

Прошло два месяца, прежде чем продавец музыкального магазина, наконец, позвонил заказчице маленького смычка.

Женщина совсем потеряла надежду на покупку. Обрадовавшись и захватив с собой отлакированный корпус без струн, она ринулась в магазин.

«Неужели прислали?!» – с восторгом думала она.

«Меня опять берут с собой, как раньше на музыкальные занятия. Какая-то философская польза в этом заключается», – рассуждал отлакированный маленький корпус без струн, оставив двух своих полных друзей и маленькую скрипку дома. Выглядывая из сумки своим завитком, он наблюдал за крупными хлопьями снега, кружащимися в воздухе и прилипающими к стеклам автобуса, где ехала счастливая покупательница, возвращаясь со смычком и канифолью домой.

Наконец эти дорогостоящие вещи появились в руках у требовательной любительницы музыкальных инструментов.

«Ура! Наконец я дышу и могу жить среди милых созданий, в окружении их заботы и внимания», – восторженно подумала маленькая скрипка, когда увидела рядом с собой маленький смычок с туго натянутыми конскими волосами, навощенными канифолью.