Поезд случился и в жизни Таисии. В 1936 году, в июле, ее семья погрузилась с небольшими пожитками в вагон и отправилась начинать новую жизнь. Тасе, в отличие от Рони и Тамары, не было страшно. Она ехала не одна. Муж с ней, Колька с ней. Адрес, куда едут, спрятан у нее надежно. Даже если никто на вокзале не встретит, они знают, куда идти. И потом – муж, он опора. Доказал уже не раз. С ним хоть на край света.
Основные вещи нес муж Сергей, тюки с перинами – сама Таисия, а пятилетний Колька тащил маленькую котомку со своими чулками и майками.
Ехали к старшей сестре Фекле. Та уже устроилась в небольшом сибирском городке Алымске и вызвала сестру. Письмо Таисия читала вслух. Медленно и с выражением.
«Дорогая моя сестра Тайка! Во первы́х словах моего письма большой привет тебе от моего единственного мужа Андрея и детей моих Аркадия, Катерины, Лидии, Клавдии, Арнольда и Надежды. Передаю также наш низкий поклон мужу твоему Сергею и сыну Кольке. Если встретишь сестер наших Серафиму, Устинью, Аксинью, не забудь поклониться и им. А родителям нашим особая от нас благодарность.
Устроились мы хорошо. Домик небольшенький, но с огородиком. Корова купленная, конечно, не наша Машка. Но такая кормилица, она одна была и будет. А эта Верка – совсем непутящая. И молока дает по четверть ведра. И что за корова? Но другой нету. Потому, наверное, и продали дешево. Город, Тайка, большой. По улицам ездят грузовики и ходят люди в ботинках. Не как у нас, только в сапогах. Я целый день – по дому, ребятишки в школе. Все с книжками бегают. Вырастут, все докторами будут. Андрей – на стройке. Избенка хоть и неприметная, а три спальных места для вас найдем, пока не устроитесь. Приезжай, Тайка. Пора тянуться к культуре. А то еще год, и разговаривать мне с тобой будет не о чем. Совсем отстанешь. Торопись, пока совсем не опоздала. Кланяюсь низко вам всем. Вам и всей семье.
Ваша Фекла».
– Чего это она, Сергей? Тоже, культурная нашлась. У меня, поди, два класса церковно-приходской школы. А у ей чего? Только детей всю жизнь ро́дила и ро́дила. Знаешь, сколько у ей детей народилось? Сергунь, ты, поди, и не знаешь! 19 штук! Это выжили шестеро. И всех, главное, в поле родила. Ужасть, не сказать словами. Работает, работает в поле. Сама видела, девчонкой была. Вдруг как закричит, бабы ее под руки – и за стог. Все шумят, охают. Меня посмотреть не пускали. А потом – раз, и ребеночек. Кто-нибудь из баб юбку свою нижнюю сымет быстро, разорвет, ребенка завернут. Померло детей-то только много. По каждому Фекла убивалась, спасу нет. Хотя убивается, убивается, а потом раз, и опять ее Андрей за Степку лупит. И когда успевала – и детей рожать, и от мужа к Степке бегать.
Сергей усмехнулся бабьим-Таисиным рассказам.
– Да ладно, Тайка, ей же надо перед кем-то бахвалиться? Вот тебя и выбрала. Но ведь зовет! Любит она тебя пуще других сестер.
– Это точно. Вреднючая только.
– А что, Тайка, поехали. Выучусь на водителя, чай, из трактористов – дело нехитрое! Глядишь, получится! И Кольке – лучше, все-таки город. Мальчонка у нас боевой, пытливый, вопросами тебя умучил. Отведешь его в библиотеку. Пущай лучше книжки читает, пока дом не спалил да себя не сжег.
Таисия невольно перекрестилась. Что да, то да. Колька шебутной, спасу нет. Все с ним что-то случается. То топор на морозе лизнет, идет к матери, рот раскрыт, а на языке топор висит, то рубашка на нем огнем вспыхнет. А уж последний случай с родительской кобылой и вообще вспоминать неохота. Таисия вздохнула.
– Боязно. С насиженного места. Хоть и голодно последнее время, и недоедаем, а все-таки и домишко какой-никакой свой. И телка у нас. А там чего? Фекле на шею садиться?
– Ладно, жена, думать давай. Только коли Фекла зовет, она тебе добра всю жизнь желает. И домишко у нас, сама знаешь, одно название. А там поживем у сестры, глядишь, и построимся.
Сергей прав, Фекла желает Таисии добра. Так всегда было и будет.
Тайка в семье младшая. Как говорят, последыш, и старшая сестра к ней относилась как к своей дочери. Или как к кукле последней. Шутка ли, разница в возрасте 14 лет. Фекла носилась с Тайкой и радовалась ее успехам, пожалуй, больше, чем родная мать. И советчицей ей была. И когда та совсем маленькой вокруг крутилась, и когда к Таисии первая любовь пришла. И одна знала, что бежать она с Сергеем собралась. Не отговаривала.
– Раз люб, беги. Батя никогда тебя за Ковалевых не отдаст. У нас, смотри, и домина какой, и хозяйство. Две коровы, лошадь, козы. А Ковалевы – кто? Голь перекатная.
Тайка обижалась, но сестра говорила чистую правду.
Ей повезло, родилась она в 1912 году в деревне Березовка, что недалеко от Красноярска, в зажиточной семье крестьянина Мелехова пятой дочерью. Нрав у отца был крутой, дочерей воспитывал в строгости и женихов выбирал всегда сам. Неволить, правда, не неволил. Не люб, не нравится – не иди. Но сажал дочь перед собой и убеждал:
– Как жить собираешься? Чем детей кормить? Пойдешь за того, кого тебе желаю, нужду испытывать не станешь. Я все продумал, и избу жениха посмотрел, и как лошадей подковывают. Знаю, чем дед у них болеет. Да и сам приданым не обижу. А норов свой мне показывать не надо. Не пойму. И не прощу.
И старшие сестры отца послушались, вышли замуж с полного благословения отца и ни о чем не жалели.
Тайку отец баловал, самая младшая. То отрез красивый ей привезет, то платок расшитый.
Все пятеро сестер удивительно походили друг на друга, несмотря на большую разницу в возрасте. Высокие, статные, с русыми косами, голубыми глазами и ярким румянцем на лице. Всех отец воспитал к труду приученными. И в поле не ленились, и за скотом ходили.
А по вечерам сядут в ряд на лавку, возьмут вышивание и песни поют. Да как поют! На три голоса, да с заходами, да с причитаниями. Вся деревня сбегалась послушать.
Сергей присмотрел Таисию на деревенских танцах. Гармонист Фимка приходил к ним в Березовку примерно раз в месяц, если не было какого события и не договаривались с ним заранее. К танцам готовились всей деревней, девки доставали нарядные платья, парни начищали сапоги. Фимка играл душевно, и много сердец разбивалось под ухарскую игру. Вот и Таисия заметила цепкий взгляд Сергея Ковалева.
Небольшого роста, с кудрявым чубом, Серега не так чтобы очень отличался от деревенских парней. Опять же, знала Тайка, что воспитывала его одна мать. Нагуляла его от солдата-инвалида, который лечился во Введенском монастыре. Солдат быстро умер, а Евдокия одна, как могла, из последних сил воспитывала мальчонку. Работала у чужих людей прачкой. Сергей рос практически на улице, питался кто чем подаст. Деревенские жалели маленького Сережу, подкармливали его. Старый монах, живший при монастыре, выучил мальчонку грамоте.
Сережа вырос хорошим и покладистым мальчиком. Смышленый и рукастый, он быстро освоил столярное дело. И если где нужно было забить гвоздь, завернуть гайку, подумать головой – тут Сереже не было равных.
Мечта стать водителем зрела у мальчика с детства. Появление в деревне первых тракторов привело пацана в полный восторг. Он тут же пришел в механическую мастерскую проситься на любую работу.
– Мал еще, подрасти немного.
Но паренек не уходил. Постепенно к нему в мастерской привыкли.
– Молоток поднеси, зубило давай!
Сережа носился по просьбам вихрем, всегда был под рукой. Сначала к Сергею присматривались, потом поняли: парня нужно посылать на курсы, из мальчишки выйдет толк.
А тут уже подоспели указы партии и о поддержке бедняков, и о создании первых МТС и колхозных движений.
Как говорится, Сергей оказался в нужное время в нужном месте. Биография самая что ни на есть подходящая. Мать батрачка, никакого своего хозяйства не имеют. Значит, будем помогать, тянуть. А тут и парень разумный оказался. Все схватывал на лету.
После трехмесячных курсов вернулся он в родную Березовку настоящим трактористом. Евдокия не могла налюбоваться на сына. Больная и слабая, битая жизненными невзгодами, она наконец-то вздохнула спокойно, жить стало не в пример легче, чем раньше.
А у Мелеховых, наоборот, все пошло в это время вкось да вкривь. Кулаков начали сначала прижимать потихоньку, просто приходили активисты из города, разговоры разговаривали, предлагали что-то отдать по-хорошему. Объясняли, что выгодно, что невыгодно. Яков Мелехов мужик разумный. Понял сразу, разговоры – только начало, поэтому новым правилам не противился, сам сдал в открывающиеся товарищества телку и коня. Уж как плакала жена, как убивалась.
– Молчи, дур-р-ра, если не хочешь, чтобы отобрали все и по миру нас пустили. Хотя все равно отымут. Но хоть не так быстро, сумеем оглядеться да приспособиться.
Мать шмыгала носом, но понимала: мужу не перечь. Умный мужик, а иначе бы столько добра не скопили.
А Яков оказался прав. Каждые полгода издавались новые указы. То партийный пленум собирался, то Сталин распоряжение издавал. Запутались сами, запутали страну, озлобили зажиточных крестьян, ожесточили бедняков.
И пошел гулять по стране красный петух. То поджоги, то акты террористические. А кругом голод да мор.
Начальники спохватились, пытались ослабить узду. Да развалить успели все так, что и не собрать.
Яков кое-что сохранить все же смог. Хотя с тем, что было, не сравнить. Но делать нечего. Сам работал как проклятый, дочерей гонял. Одним словом, не голодали.
И грамоте Яков обучен был, поэтому и указы эти правительственные внимательно читал. Понимал, правда, через раз.
– Нет, мать, ты только послушай, че пишут: «Деревня не выдает план!» А с кем план-то выдавать, когда они такие цены нам выставили! Да еще налоги. Дурни. Сами себя разорить хотят.
Настена только головой качала:
– Свят, свят. По миру-то не пойдем? А, Яш?
– Дура, когда это я тебя без хлеба оставлял?! – кипятился муж.
– А и то правда, никогда. Уж не серчай на меня!
Закончилось тем, что большевистский голова сам к Якову Мелехову в дом пришел.
– Научи, Яков, уму-разуму. Расскажи, как выжить. И самим не сдохнуть, и городу план сдать.
Яков зла не держал, понимал: время такое.
Что мог, рассказал, подсобил новой власти. И за это его особо не тронули.
Сергей приходил на танцы только ради Тайки. Чем зацепила его эта бойкая краснощекая девчонка, сам не понимал. Были и покрасивее, и пофигуристей. Тайка уж больно худая была. Можно сказать, даже – тощая. И не подумаешь, что отец у нее кулак. У кулаков дочери должны были быть, по разумению Сергея, толстые да белые. Да еще – ленивые. А эта шустрая, да смеялась веселее всех. И улыбка хорошая, добрая, озорная. Вот тянуло Сергея к ней. Вскоре и Тая заметила: Сергей приглашает только ее, и никого больше. Если не успел, она с другим пошла, – просто в сторонке стоит, следующего танца поджидает. И провожать всегда следом идет. Они с девчонками подхватятся под руки человек пять, чтобы линия ровная получилась, и идут, перегораживая собой целую улицу. А сзади поодаль парни. Таисия скосится, Сергей всегда вслед идет. Но не подходит и не окликает.
– Почто молчишь-то всегда. Может, нравлюсь, или че? – Тайка девушка не робкого десятка, решила сама выяснить ситуацию.
– А лучше тебя во всей Березовке нету. Может, даже и до самой переправы Енисейской.
– А может, фамилия тебе моя люба больше, чем я сама?
– Ты, девка, со мной так не шуткуй. Я свою жену и сам вскормить смогу, и детей тоже. А если на свое кулацкое происхождение намекаешь, так смогу тебя оттуда выдернуть и позор смыть!
– Это какой такой позор? – Тайка опешила. – Это батя мой позор?
– А ты как думала – эксплуататор!
– И ты готов меня от него защитить или че?
– Правильно понимаете, Таисия Яковлевна.
Девушка залилась краской.
– Это ты, че ли, в замуж меня зовешь?
– И опять угадали, Таисия Яковлевна.
– Так не отпустит батя меня за тебя, голоштанного.
– Так мы убегем, если люб я тебе.
– Так ить так сразу-то и не скажешь. Танцевать-то с тобой споро. А вот жить-то так?
– А и жить так же станем. Ты девка боевая, да и я горячий. Еще как заживем, всем на зависть.
– А куда ж меня кличешь-то? Или избушка у тебя есть?
– Избушки нет, – Сергей вздохнул обреченно. Но тут же заговорил опять, да еще убедительнее прежнего: – А я тут на окраине деревни баньку присмотрел. Брошенная стоит, вот там и обоснуемся. Она крепкая, я проверил. Не ваши хоромы, это точно, так нас и не так много. Ты огородишко распашешь, а мне, как механизатору, довольствие положено.
– Ох, гладко рассказываешь, парень. Небось и целуешься так же.
– А это я тебе сейчас покажу.
Целовались Таисия с Сергеем, наверное, с недельку, после чего Тайка и приняла решение бежать. А какой еще выход у нее оставался? Целоваться с парнем нравилось, от нравоучений родителей она устала, а главное, на субботу были запланированы сваты.
– Субботины придут, Тимохина родова. Дома чтоб была, – строго предупредил отец.
– А чего я-то? – «Чего», Тайка поняла сразу, но решила немного покочевряжиться.
– А то! По твою душу и придут.
– Бать, Тимоха ведь косой, бога-то побойся!
О проекте
О подписке