Этим же вечером Жаклин и Стив вылетели в Египет. Вместе с учёными из других стран им предстояло на месте принять решение, как определить природу вируса.
Перелёт прошёл успешно. Выйдя из самолёта, Жаклин радостно улыбнулась: ранним июньским утром термометры показывали здесь только двадцать градусов. Ей не приходилось бывать в Египте ранее. Слушая в полёте про обилие пробок в Каире, ей очень хотелось, чтобы эти рассказы шефа оказались такими же преувеличенными, как его убеждения, относительно нетерпимого африканского зноя. Сидя в охлаждённом салоне «лимузина», предложенного для трансфера до отеля, женщина с интересом смотрела на дорогу.
Через сорок минут пути они въехали в город фараонов и цариц, арабских пашей и мамлюкских султанов. Никогда ещё американке не приходилось видеть такого скопления архитектурной роскоши древности, в двух шагах граничащей с обветшалой нищетой современности. На всём протяжении пути до отеля то тут, то там виднелись огромные купола дворцов. Украшенные ложами с балюстрадами из резного дерева, здания величаво белели за бронзовыми заборами и утопали в зелени восточных садов. Многочисленные сиенитовые арки внутренних двориков и грандиозные фонтаны из цветного гранита казались всего лишь дешёвыми дополнениями к обилию мраморных ступеней и колонн. Обвитые кружевом лепки из глины, гипса и полихрома, украшенные резными рисунками, расписным фаянсом, природными кристаллами, типа сталактитов, дворцы красовались один перед другим, свидетельствуя о былой роскоши владельцев. Стоимость архитектуры Каира оценке не поддавалась.
Тут же, рядом с дворцами, повсюду возвышались башни мечетей и пики минаретов. Их огромные окна были составлены из разноцветных витражей, а стены выложены объёмными мозаиками. Большая часть исламских мечетей начиналась единственным монументальным порталом и имела внутренние дворы с айванами по осям. Прямоугольные высокие стены террас заканчивались резными треугольными зубцами, причудливыми скобами куполов и несколькими башнями. Форма минаретов была различной: от низких и широких до тончайше- возвышенных в виде пиковых стрел и наделённых несколькими смотровыми площадками по всему радиусу. Жаклин они напомнили огромные телевышки с радиолокаторами и верховыми антеннами. Она поделилась мнением со Стивом. Он насмешливо хмыкнул.
– А вы зря смеётесь, уважаемый сэр Роджерс, – пресёк эмоции американца их компаньон, господин Шедид, растягиваясь в благодушной улыбке. Представитель ООН в Каире встретил их в аэропорту. – Ваша коллега правильно подметила сходство. Современные люди почерпнули в Египте немало мудростей для общего прогресса.
Продолжая улыбаться и глядя на женщину с нескрываемым восхищением, он стал рассказывать о городе. Повторить названия зданий, улиц, кварталов Жаклин даже не пыталась. Её неплохой французский не шёл ни в какое сравнение с тем совершенным чистейшим английским, на каком говорил господин Шедид. Брайд отметила это, и смуглый собеседник почтительно наклонил голову, объяснив, что его семья принадлежит к древнему сословию арабских интеллигентов. Все ближайшие родственники Шедида по мужской линии с давних веков были врачами, учителями, писателями, поэтами. Многие из них учились в европейских и американских Университетах. Дед в годы протектората служил хранителем Зала европейской литературы при Национальной библиотеке Каира. Отец занимал значительный пост в Народном собрании Египта. Наконец, сам он долгие годы являлся одним из секретарей-референтов генерального секретаря ООН, господина Гали.
Слушая объяснения и продолжая рассматривать произведения древних арабских зодчих, Жаклин ещё не раз удивилась своим недостаточным представлениям о размерах египетской культуры.
Изумилась женщина и тогда, когда они подъехали к отелю: все её прежние догадки о достоинствах их места проживания оказались лишь слабыми попытками предвидеть реальность. «SHEPHEARD» встретил их непомерной роскошью и величием. Уже снаружи он являл собой символ колониальной эры, той самой эпохи, когда в Египте властвовали англичане, и которая запечатлелась в каждом уголке строения.
Выйдя из машины, скромная церемония из трёх человек вошла в отель. Переступив порог, Жаклин охнула и застыла. Холл ослепил её. Идеальная глазурь блестящих поверхностей, отражавших попадающие снаружи лучи, сочеталась с томными бликами стен, таинством углублений и абсолютным матом вертикалей. Мягкие ковры топили любые звуки и щекотали ступни даже сквозь подошвы босоножек. Ковры, да ещё пальмы, расставленные в холле и на этажах, похоже, были единственными атрибутами Востока. Весь остальной интерьер отеля выдерживался в неизменных классических английских тонах, какие неумолимо вторгались в историю Египта. Роскошь, а при этом мощь и власть британского самодержавия были одновременно величественными и угнетающими. И американцам было непросто выносить эту помпезность.
Прибытие других участников экспедиции ожидалось позже.
– В любом случае, сегодняшний день вы можете вычеркнуть из списка рабочих, – предупредил господин Шедид. – Русские прилетают поздно вечером, поэтому самолёт на Асуан заказан только на завтра.
Решив использовать свободное время на пешеходную прогулку по городу, Жаклин и Стив, разместившись, покинули отель.
Каир вновь предстал пред ними. Пройдя по набережной той стороны Нила, на которой находился отель, путники полюбовались водами тёмной реки, неспокойно несущейся в русле города. Потом они отдохнули на подвесных скамьях в прохладе парка Эзбекия, построенного единственным французским садовником полвека назад на бывших заболоченных прудах. Они фотографировались на месте сгоревшего театра Каирской Оперы, открытие которой было ознаменовано когда-то шумной премьерой «Аиды». Они вдыхали в себя запахи огромного зелёного базара, самого крупного во всей Африке. Неподалёку, на площади Атаба, Роджерс, прекрасно выполнявший роль гида, предложил Жаклин наскоро перекусить и далее поехать на такси. Так они и сделали и, передвигаясь быстрее, смогли увидеть стены старого города и Цитадель, новые постройки государственного Университета и кварталы старого Каира. Не обращая внимания на растущую жару и тонны пыли на улицах, неумолимо проникавшей даже сквозь закрытые окна машины, Жаклин завороженно вбирала в себя всю многоликость древнего города.
Вернувшись в отель под вечер, совершенно уставшие, но счастливые и наполненные впечатлениями, они нашли записки, оставленные им у администратора. Шедид предупредил Роджерса о том, что завтра в семь утра ждёт всех в нижнем холле. Брайд прочла послание Уайна. Прибывший в отель во второй половине дня, швейцарец тоже не смог усидеть на месте и поддался соблазну пешего туризма. Судя по записке, Джек знал о завтрашнем сборе, так как пожелал Жаклин доброй ночи.
На следующее утро Стив, Жаклин и ещё пятеро учёных встретились в назначенный час в холле гостиницы. Некоторых из приехавших Брайд знала. Она приветливо махнула рукой Никите Орловичу, русскому зоофизиологу, тоже представителю Гринписа. Вместе с ним прибыл в Каир никому неизвестный орнитолог с Курильских островов Алексей Кадышкин. Крепко пожав руки коллегам, коренастый мужчина тут же заговорил о проблеме, волнующей всех. Не стесняясь своего слабого английского, Кадышкин рассказал, что на Курилах инфекция с альбатросов перекинулась на некоторые виды ценных промысловых рыб. Вчера, накануне отлёта, Алексею привезли тушки огромных лососей.
– Я взял одного на изучение, – орнитолог указал на мини-холодильник в ногах.
– Посмотрим потом, – решил Стив, оглядываясь. В сборе были пока не все.
Кроме русских из Торонто прилетел специалист по биохомии и анализу. Он представился Алеком. В Канаде, по его уверениям, ситуация оставалась стабильной: кроме саламандр другие животные от вируса пока не пострадали.
– Зато у нас – настоящая эпидемия, – развёл руками Хабиб Мессали, один из местных микробиологов. Жаклин уже видела его на конференциях. Насколько она помнила, Хабиб входил в группу учёных мирового сообщества, работающих над проблемой адаптации отдельных мышечных волокон животных при пересадке человеку. Подобная специфика могла быть очень полезной при рассмотрении проблемы неизвестного вируса.
– С крокодилов вирус передался мягкопанцирным черепахам и, что самое печальное, грифам, – объяснил проблему второй египтянин Юсуф. Он попросил не звать его по фамилии, так как арабские традиции не позволяют этого в присутствии людей более значимых, чем он.
– Как? Белоголовый сип тоже? – не удержался Кадышкин от возгласа. Услышав подтверждение, Алексей впал в отчаяние. – Господа! Необходимо срочно что-то предпринимать, – неистово призвал он, – иначе очень скоро мы останемся на планете без представителей нескольких редчайших видов. Это же надо: белоголовый сип тоже мрёт, – повторил он фразу себе, мешая английский с русским.
– Кто же против? Только что мы можем? – Юсуф, тоже орнитолог, работал в одном из натуральных заповедников страны, но не в том, куда предстояло лететь. Он взял Кадышкина за локоть и принялся с ним что-то обсуждать. Жаклин тем временем озабоченно осматривала холл. Заметив её неспокойствие, Роджерс демонстративно поглядел на часы на руке.
– Ну и где же ваш любимчик, мисс Брайд?
Но не успела Жаклин открыть рот, как швейцарец появился в холле со стороны той части, в которой находился административный блок. Торопясь, он размахивал издалека какими-то бумагами.
Наскоро поздоровавшись и извинившись, Джек радостно развернул листы. Это были фотографии.
– Вот, получил с Галапагосс. Фото черепах с подробнейшими описаниями местных патологоанатомов. Славные ребята! Всю ночь, похоже, не спали.
Жаклин улыбнулась и проткнула шефа взглядом.
– Молодец, старик! – Алек похлопал Джека по плечу; несмотря на разницу в возрасте, мужчины были давними приятелями: – А ну-ка, дай!
Все принялись рассматривать фотографии. В тех эпицентрах, откуда учёные прибыли, тушки животных имели точно такой же сжатый в размерах вид с проймами вместо глаз и с одеревеневшей шкурой.
Швейцарец не стал мешать остальным. Поцеловав Жаклин руку, он отвлёкся на звонок по телефону.
Джек Уайн был высоким мужчиной преклонных лет с седыми волосами, роскошной, не в пример Стиву Роджерсу, холёной бородой с проседью, пышными ухоженными усами, столь длинными, что они, как у Сальвадора Дали, выходили за пределы лица и уже там заворачивались с обеих сторон колечками, и с золотыми очками на носу. Как большинство швейцарцев, он был сдержан, подтянут, импозантен. Несмотря на майскую жару Египта, одет Джек был в плотный хлопчатобумажный костюм оливкового цвета из длинных шорт и плотной безрукавки, накинутой поверх белёной холщовой рубахи. На его ногах громоздко красовались дорогие походные ботинки из толстой кожи. Из них высоко выглядывали сморщенные гетры, такого же цвета, как и рубашка. В правом нагрудном кармане куртки торчала неизменная фляжка, в которой, Жаклин это точно знала, был ром отменного качества. В левом кармане лежали трубка и табак. На кожаном ремне, поддерживающем шорты, крепились нож и золотые часы, двойная цепочка которых болталась вдоль одной из штанин. В рюкзаке за спиной, бессменном на протяжении всего того десятка лет, что Брайд была знакома с Уайном, находились спички, компас, термос с пресной водой и пачка сухарей. На дне рюкзака наверняка можно было найти также суровые нитки, иголку, йод, сердечные капли, бинт, ножички для подстрижки усов, щипчики для ногтей и зеркальце. Был там, конечно же, и портрет семьи Джека: обожаемой Эльзы и двух очаровательных дочерей, удачно выгравированный когда-то умельцами на продольном срезе красного сердолика. Все эти привязанности друга за долгие годы сотрудничества Жаклин выучила наизусть.
Закончив переговоры, Джек похвалил молодую женщину за свежий вид и тут же отругал за легкомысленность: разве пригодны кроссовки для путешествия в Асуан? Заметив едкий взгляд начальника, Жаклин поспешила увести Джека в сторонку и попросить остаться рядом на весь полёт. Заверив, что это будет одной из самых приятных частей пути, швейцарец ловко подхватил знакомую под руку.
Через пару часов срочная экспедиция, сформированная ООН, вылетела в Асуан на военном самолёте. Погода была безоблачной, самолёт достаточно низко летел вверх по течению Нила, что позволяло пассажирам рассматривать рельеф незнакомой страны. Впрочем, пейзаж в иллюминаторах казался однотипным. По обеим сторонам реки тянулась тонкая полоса растительности. Большей частью это были прерывающиеся дикие заросли финиковых пальм, низкорослой египетской акации и мангрового дерева, которые, по мере смещения к югу, всё больше сменялись прибрежными зарослями камышей и осоки.
После того, как путешественники пролетели Люксор, в ландшафте береговой полосы стали появляться белые скалы. Роджерс объявил, что это залежи сеинита. Ещё недавно богатые египтяне использовали этот камень как основной строительный материал при возведении жилищ. Здесь же, по уверениям Стива, можно было встретить и карьеры с разработкой кварцита, считавшегося более дорогим. На поверхностях скал, казавшихся свысока безмолвными, при снижении стали заметны примостившиеся друг к другу гнёзда десятков разновидностей птиц, обитавших близ реки, – уток, ворон и ласточек. Глубоко в скалах жили змеи и ящерицы. Рядом с водой в зарослях камышей бродили фламинго, цапли и пеликаны. Жаклин очень хотелось бы получше узнать этот мир, но сейчас биолога и всех остальных, прибывших сюда, ждала работа более срочная.
Через час полёта пилот объявил, что они приближаются к Асуану.
– Приготовьтесь, мисс Брайд, – проскрипел Роджерс из глубины салона: – На этом рубеже заканчивается не только растительность Египта, но и его цивилизация. Далее нам придётся до всего добираться пешком и не жаловаться более на нещадность местного климата.
Стив громко и нервно засмеялся. Его никто не поддержал. Джек, заметив, как натянуто улыбнулись шутке американца местные учёные, постарался сгладить общий фон замечаниями о наличии особенностей во всякой стране. Роджерс пробурчал себе под нос ещё что-то и затих.
Они подлетали к Асуану. Как и в Каире, здесь не было недостатка в минаретах. Издревле этот город являлся местом паломничества верующих мусульман-исмаилитов. Мягкие на вид белые скалы долины Нила сменились щебенистыми гранитными, а полосы растительности вдоль реки – пустынями: с одной стороны из песка, с другой из каменной крошки. Облетая город, самолёт сделал круг, и взору пассажиров предстала во всю длину огромная четырёхметровая дамба Асуанской плотины.
– Представить только, что её строили советские инженеры, – грустно заявил Никита Орлович соседу.
Несмотря на ответ по-русски, пессимизм Алексея Кадышкина был ещё заметнее:
– Лучше бы они этого не делали.
Всему миру были известны сегодня последствия возведения плотины. Когда в шестидесятых годах прошлого века президент Египта Гамаль Абдель Насер получил от американского правительства отказ в деньгах на строительство новой Асуанской плотины, советские власти приняли поспешное решение помочь братскому Египту. Строительство плотины и ГЭС на ней велось в самый разгар «холодной войны», и русским никак нельзя было оплошать. Результатом очередной неразумной политики государств стало нарушение всей экосистемы долины Нила. Да, плотина приносила пользу: население страны, проживавшее ниже по течению, было избавлено от мощных зимних паводков. Но вред от неё оказался намного больше – дамба задерживала природный ил, которым, во время разлива, испокон веков обогащались поля крестьян всей нижней части реки. Это привело к обнищанию почв. Не менее пагубным стало и засаливание воды в дельте Нила. Ослабленное течение воды не могло препятствовать захлёстыванию в реку солёных вод Средиземного моря, в котором она заканчивала своё существование. Солончак, разъедая берега дельты, сильно мешал земноделам.
Сила разрушения двух мировых лидеров победила в очередной раз разум созидания.
– Да. Этой плотине радовались только крокодилы, – горько усмехнулся Юсуф. До недавнего времени их численность не переставала расти. Пресмыкающимся полюбились топкие болотца разливов искусственного озера Насер, образованного в результате создания плотины.
– Недолго радовались, – поправил Хабиб.
Самолёт приземлился. Едва откинули наружные люки, зной пустыни хлынул в салон ударной волной. При полном отсутствии ветра воздух здесь стоял плотной пеленой и не остывал даже ночью. В полдень термометры аэропорта смело зашкаливали за сорокоградусную отметку. Роджерс, глядя на коллег, злорадствовал; ему очень хотелось, чтобы все они, и особенно эта гордячка Жаклин, наконец-то поняли цену его предупреждений и оценили все старания.
Следующим видом транспорта оказался грузовик. На нём предстояло добраться до озера Насер. Двенадцать километров по просёлочным дорогам учёные ехали молча и в тряске. Глотая пыль и песок и утираясь от пустынного зноя, они внимательно осматривали местность. Несмотря на начало лета, скудная растительность этой части страны на многие километры вокруг уже была выжжена беспощадным африканским солнцем. Однако Джека всё же настораживало редкое присутствие на протяжении их пути животных пустыни. На песке не видно было привычных сусликов и змей. Ящеры не грелись, распластавшись на камнях. Даже жуки-скарабеи, которых подобная жара не должна была спугнуть, почему-то исчезли. Казалось, что пустыня вымерла.
Наконец, грузовик остановился. Шофёр высадил приезжих недалеко от побережья Нила. Далее начинались разливы озера, из-за чего подъезда к самому заповеднику не было. Юркий египтянин, развернув машину и улыбаясь во весь белозубый рот, кое-как объяснил учёным по-английски.
– Идите вниз по реке. Через два километра начнётся территория национального заповедника. Где-нибудь там вы наверняка встретите его хранителя, мистера Лойза. Он всё вам покажет.
– Шокран, – поблагодарил его Хабиб и сунул шофёру долларовую бумажку. Он специально дал выговориться ему, чтобы заработать чаевые.
– Шокран, – широко улыбнулся водитель, принимая хабар. – Звони, как закончите, я приеду.
О проекте
О подписке