6

В доме Лойза, помимо кухни, было три комнаты. А в них – всё, чем пользуются ежедневно миллионы людей. В зале, помимо мягкой мебели, стояли большой стол-бюро из ореха, стационарная компьютерная техника на нём и огромный секретер рядом. Окна комнат были завешены жалюзи и продублированы тяжёлыми матерчатыми занавесями. Окно на кухне было тонировано и над ним свисали плотные тюлевые занавески. Осматриваясь и пытаясь понять, в чём же секрет инопланетянина, Жаклин с опозданием вспомнила рассказы про то, как насильники заманивают свои жертвы в ловушки. Сумасшедшие часто бывают такими убедительными… Она настороженно посмотрела на хозяина.

– Я не могу сделать то, чего вы боитесь, Жаклин. А вся эта обстановка – обычный камуфляж, – ответил Лойз.

Женщина растерялась:

– Камуфляж? Зачем?

Лойз указал на кресло в зале, предлагая сесть.

Инопланетянин вынужден был приглашать людей, того, чтобы знать их лучше. И, понятно, что далеко не каждому встречному он объяснял, кто он такой на самом деле. Следовательно, не стоило шокировать людей тем бытом, к какому Лойз привык. Вот почему Жаклин видела в доме все эти лампы, цветы, холодильник с продуктами и мебель, расставленные настолько безвкусно, насколько это может сделать кто-то, кому комфорт безразличен.

– Скажите, Лойз, а почему, в таком случае, вы выбрали для откровения именно меня? – спросила Жаклин, пробуя упругость диванных подушек. Сидели на них явно не часто. Мужчина помедлил с ответом, ибо очередное признание снова могло шокировать гостью. И всё-таки она ждала.

– На это было две причины: от вас и вашей мудрости зависит сегодня судьба Земли и людей.

– Так вы всё-таки спасёте нас! – вырвался крик надежды.

Лойз ушёл от ответа. Пригласив женщину в смежную комнату, он пообещал рассказать про вторую причину.

Здесь тоже всё было обыденно: стоял раскладной диван, около него библиотека с книгами, ещё один рабочий стол, на котором, помимо бумаг, лежал серебряный дипломат, похожий на ноутбук. Жаклин внимательно осмотрелась, прежде чем поняла, что ей кажется необычным. Свет. Необыкновенно мягкое красное освещение шло ниоткуда. Свет словно следовал за ними и одновременно усиливался по мере их приближения к столу. Подойдя к нему и выдвинув ящик, Лойз достал оттуда старый портрет. На нём была изображена женщина.

– Кто это? – удивилась землянка.

Лойз представил женщину так, словно она была здесь:

– Знакомьтесь – одна из моих прабабушек. Говорят, что все женщины нашего рода были похожи на неё, как я похож на моего прадеда. В ресторане вы задали мне вопрос об анатомическом строении саифнов. Так вот, я должен сказать вам, Жаклин, что я – это не совсем я, а, скорее, мой предок, живущий полтора миллиона лет назад. Раньше все луизяне физически были непохожими, как непохожи друг на друга люди. Но так было до определённого момента.

Саифн спрятал портрет в ящик. Жаклин, задумалась. В Асуане Лойз сказал, что их цивилизация старше земной на полтора миллиона. Как же тогда могли саифны сохранить в себе память о столь дальних предках?

– Вы пьёте кофе? – спросила она, ощущая усталость и понимая, что уйти так скоро, как хотелось бы, ей не удастся. Мужчина кивнул:

– Я умею его варить. По-турецки. Пойдёмте.

В кухне, усадив гостью за стол, он взялся за дело, продолжая рассказ.

– Можете себе представить, Жаклин, что при огромном многообразии Вселенной, однажды, а если быть точным, четыре миллиарда шестьсот миллионов лет тому назад, в ней, в двух разных уголках, появились абсолютно одинаковые планеты Луаза и Земля. Близняшки росли и развивались одинаковым темпом, с единственной лишь разницей: зарождением жизни на них. Первые простейшие организмы Луазы были всего-то на полтора миллиона старше земных прототипов. Результатом эволюции стали на обеих планетах существа разумные. Когда их цивилизация достигла трёх миллионов пятисот тысячелетнего возраста, общество Луазы было очень высоко развитым.

– Три с половиной миллиона? – переспросила Жаклин: – Это ведь сегодняшний возраст эволюции человека?

Лойз на секунду отвлёкся от турки.

– Теперь вы понимаете, что многое в истории развития наших цивилизаций совпадает?

Жаклин покачала головой:

– Это невероятно!

Лойз заверил кивком, снова отвернулся и продолжил. В его голосе появились патетические интонации.

Полтора миллиона лет назад его планета была точно такой, как сегодня Земля. А луизяне были абсолютно похожими на людей. И, так же как люди, они искали связи с другими обитателями космоса. Но однажды на планете случилась биологическая катастрофа. Небольшому количеству предков нынешних саифнов удалось покинуть планету. К тому времени они уже овладели секретами генома и воссоздания себе подобных лабораторным путём. Поэтому в космосе луизяне могли не только существовать, но и заниматься искусственным воспроизводством. Именно тогда руководством пилотируемой планеты было принято решение о строгом контроле за этим процессом.

– Вы сказали пилотируемая планета. Разве это был не обычный летательный аппарат?

– С вами приятно иметь дел Жаклин. Вы хороший слушатель, когда хотите этого, – кивнул Лойз, но не так, как делает комплимент обычный мужчина, с лукавством или восторгом, а совершенно по-деловому. И ни одна мышца на его лице не сократилась. Хотя, учитывая о чём он говорил, всякие эмоции были бы, скорее всего, лишними.

Размеры станции были настолько огромны, что больше походили на летающее тело, чем на аппарат. Предки Лойза знали, что после того, как они покинут Луазу, все оставшиеся на ней живые организмы будут обречены на вымирание. Поэтому в полёт они забрали пробы почвы, воды, образцы фауны, флоры, описания технических разработок и научных достижений. Их потомкам предстояло провести в открытом космосе более тысячи лет. Этим и объяснялась необходимость контролировать процесс рождения. Активное изучение бионики и генетики позволило беглецам создать за время путешествия в космосе новый генотип луизян, приспособленный к условиям ограниченного пространства. Каждый лабораторный экземпляр саифна наследовал не только хромосомный набор предков, но и их память.

Жаклин заёрзала на стуле.

– А разве они не могли размножаться обычным путём?

Лойз отрицательно качнул головой. Волновая активность любого зародыша настолько велика, что изменяет волновой фон окружающего пространства. Это препятствовало бы угнетению эмоционального центра родителей. В лабораториях выплеск волн можно было изолировать. Но главное, там можно было создавать таких существ, какие были востребованы, не спрашивая об этом мнения матерей и отцов будущих саифнов.

Благодаря генным экспериментам, учёные Луазы уже достаточно скоро смогли приникнуть в тайну организации мозговой деятельности. Новые биокибернетические открытия позволили им «освоить» механизм памяти. Сафины не только расшифровывали и селекционировали коды ДНК и РНК, но также вели опыты по восстановлению мозговых регистраций. Когда один из луизян умирал, все его знания «записывали» как специальную программу. Отпечатав, её накладывали как матрицу на чистый лист, подсаживая эту мини-запись в ту часть мозга вновь созданного существа, что отвечала за память. Так новый индивидуум наследовал опыт предков. Причем, как и прочие характеристики, элементы подсаженной памяти были избирательными, комбинирующими исключительно положительные и практические знания. Вновь полученным существам не нужно было учить языки, овладевать основами наук и так далее. Психомоторика воспроизведённых малышей была совершеннее. К году своего появления на свет они могли не только ходить, но и говорить, как двадцатилетние предки. А к сорока годам их мозг вмещал и мог воспроизвести программу последних трёхсот лет прогресса.

Каждый новый обитатель летающей планеты начинал своё мозговое развитие с того момента эволюции, на котором останавливался его предок. От вида к виду, от существа к существу каждый новый субъект наследовал лучшие анатомо-физиологические качества предков. Так луизяне превратились в саифнов – существ, лишённых эмоций и чувств, но обладающих повышенной иммунной защитой.

Лойз налил кофе в чашку. Жаклин поблагодарила.

– А вам? – спросила она.

– Нет. Это сложно.

– Может попробуете? Ради эксперимента. – Она провоцировала мужчину, но в нём вдруг возникло желание подчиниться её словам. Лойз налил себе немного кофе и под пристальным наблюдением женщины поднёс чашку к губам. Незнакомый аромат защекотал ноздри. Лойз сморщился и чихнул.

– Не бойтесь, – подбодрила его Жаклин: – Смотрите, как пью кофе я. М-м, как вкусно! И никакой угрозы для жизни.

Лойз подул на напиток. В налитой пене задержалось несколько протёртых гранул. Пригубив, мужчина застучал зубами. Жаклин захлопала от восторга:

– Отлично! В вас пробудился жевательный рефлекс. Скажите, разве вам не приятно жевать кофе на зубах? Или, может, стоит взять в рот что-то более существенное? Есть у вас хлеб?

– Что? Какой хлеб? Нет уж, не стоит продолжать. Я сделал это ради науки. Чтобы обогатить свои ощущения, – остатки кофе Лойз вылил в раковину.

– И как? Вам понравилось?

– Нет! Нет!

Отрицание саифна было настолько категоричным, что Жаклин усмехнулась. В её голове зародились дерзкие мысли. Но, вспомнив, что Лойз способен читать их, женщина заговорила о другом.

– А я обожаю хороший кофе. Это единственный момент, когда я могу спокойно думать о предстоящем дне.

Лойз торопливо прервал её блуждающий взгляд, помахав рукой перед глазами.

– Но сегодня день уже заканчивается. А сказать мне вам нужно ещё очень много.

– Безусловно. Позвольте только уточнить: стали ли совершеннее ваши механизмы памяти при хромосомной селекции?

– Это не совсем хромосомная селекция, – уточнил Лойз.

Жаклин махнула:

– Пусть так, не перебивайте. Насколько я поняла, при наложении матрицы памяти мозг каждого нового саифна всё надёжнее утрачивал ту самую «вредную» информацию, например, о чувствах, вкусах, привязанностях, что имели ваши предки в условиях нормального развития. Так?

– У них не было выбора, – повторил Лойз: – Старейшие представители Луазы знали, что только селекция памяти избавит будущих саифнов от новой катастрофы. Потому они так тщательно стирали все факторы, мешающие прогрессу.

Повторив, что будущее станции и перспектива возвращения на Луазу зависели от тщательной подготовки всех элементов, нужно было чтобы луизяне стали физически и нравственно неуязвимыми. Вот почему среди представителей из поздних цивилизаций не стало сентиментальных мечтателей.

– Так значит на вашей планете нет ни поэтов, ни музыкантов, ни художников? – спросила женщина с грустью.

Лойз кивнул.

– Мои предки не нуждались в представителях подобных профессий. Я уже сказал вам, что ими производилась тщательнейшая селекция генофонда. В генных лабораториях станции скрещивались клетки носителей только полезной информации. И знаете, результаты гибридов получались поразительные и самые неожиданные. – Он сел напротив за стол и улыбнулся одними уголками глаз, словно вспомнив что-то: – Так, например, из инженера и спортсмена они получали астронавта уникальных физических качеств. Писатель и химик давали выдающегося патологоанатома. Он был настолько уникален, что мог поразительно детально описать причину отмирания любой изучаемой ткани. Впрочем, такие примеры были редки. Гораздо чаще попадались типичные однородные элементы скрещивания, такие как: химик плюс биолог равняется биохимик, а математик и астролог – космический кибернетик.