Глава 3

Вечером после ужина часть старших институток занялись рукоделием, часть предпочли послушать пение младших «кофейных» смолянок в кабинете музыки и лишь немногие отважились выйти на короткую прогулку. Виной тому были особенно злые комары, поздние и назойливые. А ещё ранние сумерки. Времени до темноты оставалось немного, поэтому мало кто пожелал выходить на улицу.

Варя сослалась на тягу к свежему воздуху и упорхнула в сад быстрее, чем остальные её подруги дали себя уговорить на променад перед сном. Осталась в институте и Эмилия Карловна, как девушки условились. Варя отправилась на встречу одна.

Золотистое солнце сползало к линии горизонта. Его тяжёлый оранжевый свет залил монастырский сад с неестественной яркостью, будто прожекторную лампу включили. Лучи просвечивали сквозь редеющие кроны, очерчивая янтарные контуры жухлой листвы. Таилось в этом свете нечто неуютное, нечто обманчиво безопасное. Или, быть может, просто воображение разыгралось? В конце концов, не каждый день ищешь встречи с посыльным неизвестного лица, сумевшего обокрасть всеми уважаемого аристократа.

Варя облачилась в глухое светло-серое платье с высоким воротом, который застёгивался под подбородком. Она надела тонкие перчатки, обула осенние ботиночки на шнуровке с таким маленьким каблучком, который позволил бы ей бежать в случае необходимости. Затем надела шляпку и, подумав, захватила зонтик-трость кремового цвета. Дождя не предвиделось, но острое навершие из слоновой кости могло сойти за подобие оружия, случись что недоброе.

От волнения до тошноты свело живот. Будто бы она совершала преступление, а не пыталась вывести на чистую воду настоящего преступника. Но Варя твёрдо решила для себя, что не отступится. Крылось в этой краже что-то необъяснимо подлое, и Воронцова не могла отделаться от дурного предчувствия, что это вовсе не обычное воровство с целью перепродажи. Нет. Столь редкую и ценную вещь просто так не продать. Она могла разве что осесть в коллекции другого богача или безумца. Но почему ему понадобилась именно эта брошь? Чем больше Варя размышляла, тем нестерпимее становилась её тяга получить ответы.

Милые, юные и весёлые, несмотря на утомительный учебный день, смолянки вышли на прогулку организованной группой. Варя поначалу плелась в последних рядах, а затем отстала. Присела на лавку и неспешно перешнуровала правый ботинок. Сделала вид, что хочет нагнать подруг, но по пути свернула на другую аллею. Убедившись, что из окон института её не видно, девушка заторопилась в сторону монастыря, к месту встречи с таинственной женщиной в зелёном платке, о которой ей рассказала Эмилия.

Чем ближе к монастырю, тем гуще здесь росли плодовые деревья. Аллея тянулась далеко вперёд сквозь сад. От неё тут и там разбегались тропинки. Они петляли и вели обратно в Смольный или к обители, которая располагалась левее. Иные уводили к реке. Каждая тропка здесь была знакома. Ухоженные кусты заметно облетели и были острижены. Отцвели яркие цветы. На смену буйству красок и птичьему пению пришло тягучее, сонливое умиротворение. Природа готовилась оцепенеть перед трескучими зимними морозами. Погрузиться в сладкое забвение, чтобы по весне пробудиться с новым буйством красок.

Но тревога давала знать о себе столь остро, что никакое окружающее блаженство не спасало. Поджилки тряслись у гордой дворянки так, что она чувствовала себя глупым зайчишкой, решившим прогуляться возле лисьей норы. Но стремление узнать правду оказалось в ней сильнее любых страхов.

Варя замешкалась, лишь когда в конце аллеи заметила мужчину. Высокий силуэт в тёмной, простой одежде. Но он ушёл быстрее, чем девушка разглядела его как следует. Незнакомец выбрал тропинку, которая вела в сторону города.

Вот и славно. Ни к чему ей свидетели.

Воронцова прибавила шагу, чтобы встретиться с неизвестной женщиной до того, как её хватятся. Она прошла ещё немного вперёд и свернула на тропинку в сторону реки, туда, где под ивой лежало потемневшее от сырости бревно. Летом оно служило скамьёй для гуляющих.

Первая желтизна тронула раскидистое старое дерево. Оно роняло листья в тёмную, хладную Неву, и течение уносило их прочь по подёрнутой рябью реке. Запах стылой воды и жирного ила здесь перебивал пряные ароматы осени.

Даму в изумрудно-зелёном платке, покрывавшем голову, Варя заметила издалека.

Впрочем, особу лет тридцати вряд ли можно было назвать дамой. Она более напоминала кухарку в богатом доме. Росту эта женщина была невысокого. Чуть сгорбленная, сутулостью своей обязанная тяжёлой физической работе. Оттого же весьма утомлённая на лицо, с такими печальными серо-голубыми глазами неопределённого оттенка, что становилось её жаль. Помимо яркого платка, вероятно, ей вовсе не принадлежавшего, а служившего лишь опознавательным знаком, равно как и голубой веер Эмилии, вся одежда на женщине была простой и пережившей множество стирок. Такой, чтобы оставлять хозяйку неприметной в городской толпе, и уж тем более подле монастыря. Словно шла она вовсе не на прогулку, а на вечернюю службу в храм или же возвращалась с неё.

Варя пошла прямиком к ней, едва их взгляды встретились.

Женщина выглядела не менее взволнованной, чем Эмилия Карловна во время их дневной беседы. Даром что не плакала.

– Добрый вечер, барышня, – негромко поздоровалась она, присев в реверансе.

Несмотря на осанку, ей удалось исполнить это ловко, что говорило: сия особа кланяется чаще, чем отдыхает.

– Добрый вечер, любезная сударыня. – Варя остановилась в двух шагах напротив. Она перевесила зонтик с одного локтя на другой. – Недурная погода для петербургской осени, вы не находите?

Женщина коротко кивнула. Она не сводила с Воронцовой взгляда, изучая её пугливо и вместе с тем пристально. Силилась понять, та ли явилась девица, с какой условлено встретиться. Сомневалась, и сомнение отражалось на сероватом осунувшемся лице с тонкими губами и крупным орлиным носом.

Повисла пауза.

Посыльная в зелёном платке не решалась спросить о передаче вещи. Варя же, напротив, умышленно медлила. Но женщина лишь глядела то на неё, то на ведущую к Смольному тропинку.

– Вы ожидаете кого-то? – наконец нарушила тишину Воронцова, задав вопрос нарочито деликатным тоном, преисполненным светского дружелюбия. И прежде, чем незнакомка ответила, Варя изрекла: – Я вот, признаюсь, должна здесь кое с кем встретиться. Но боюсь ошибиться и помешать вам. Потому будьте любезны, развейте мои сомнения, назовитесь, уважаемая сударыня, не сочтите за оскорбление.

Женщина побледнела ещё сильнее, будто общалась не с институткой, а с судебным приставом на допросе. Она сплела пальцы на уровне живота так крепко, что побелели костяшки, в тщетных стараниях унять нервную дрожь. Но всё же ответила:

– Я Мильчина. Анастасия Павловна, – а затем торопливо пояснила на случай, если девушка не знает имени, а только род занятий, – горничная в доме Обухова.

Варя нахмурилась.

– Обухова? Бориса Ивановича, который генерал-лейтенант? – переспросила она. Другого Обухова Воронцова не знала.

– Именно, – Мильчина заговорила быстрее и увереннее. – Мне, барышня, велено у вас забрать…

Она осеклась, так и не договорив. Вероятно, её осенило, что ошиблась. Перепутала одну рыжую смолянку с другой. Быть может, разглядела, что у Вари веснушек нет или что волосы не такие медные и кучерявые, как у Эмилии. Оставалось лишь гадать, какими описаниями Мильчина руководствовалась.

– Вы меня простите, я, вероятно, обозналась, – пробормотала она, пятясь. – Я лучше пойду. Не стану вам мешать.

Анастасия Павловна отвернулась, чтобы поспешно уйти, но Варя поймала её за запястье. Стиснула руку женщины мёртвой хваткой, а когда Мильчина попробовала вырваться, заверила с твёрдостью в голосе:

– Попытаетесь скрыться, я закричу так, что сюда сбежится весь Смольный. Сторожа вызовут полицию. Лучше вам на все мои вопросы ответить и с миром уйти, нежели объясняться с ними.

Мильчина ойкнула и перекрестилась свободной рукой. Её глаза так и забегали в поисках путей к спасению.

– Вы знаете, что вам должны передать? – строго вопрошала Варвара.

Так она разговаривала с младшими братьями, когда тем взбредало в голову несносно шалить. Срабатывало безотказно. Главное, не давать слабину.

– Нет, помилуйте, барышня, – взмолилась Анастасия Павловна, на глазах которой уже вскипали слёзы. – У меня трое деток. Пощадите. Я только ради них и согласилась.

Варя вскинула брови.

– Вам угрожали?

– Нет. Просто обещали щедро заплатить, если я полученную от смоляночки вещицу положу к хозяйским ценностям. – Мильчина выглядела так, словно с ней вот-вот случится обморок. – Умоляю! Я о дурном не помышляла. Мне денежки нужны детям на учёбу.

– А где живёт ваш господин?

– Умоляю! – Женщина захныкала. – Не надо. Меня выгонят. Я думала, это игра какая. Или проделки поклонницы. Мало ли что у господ на уме, я никогда не вмешиваюсь. Не моё это дело.

– Mon Dieu. Успокойтесь. Я про вас не расскажу. – Варя вздохнула. – Но мне нужно побеседовать с вашим Борисом Ивановичем. Кажется, он в беде. И ситуация носит крайне деликатный характер.

Воронцовой подумалось, что они теперь все в беде: она сама, Эмилия Карловна, Мильчина и Обухов в особенности. Потому что кто-то, очевидно, замыслил подбросить ворованную наградную брошь одного дворянина другому. Обухов вряд ли заказал кражу сам. Уж слишком много звеньев в цепочке. И как минимум двое из них – особы женского пола в трудном положении. Виновный мог надавить на каждого из них, случись что. Но случайно в сие уравнение лишней переменной попала Варя, и теперь ей чудилось, что все рискующие стороны, так или иначе, зависят от неё.

– Не тревожьтесь, Анастасия Павловна. Просто назовите адрес. А с Борисом Ивановичем я пообщаюсь так, что никто не узнает о вашей причастности.

Мильчина молчала, глядя на девушку с неподдельным ужасом, будто та обернулась вдруг палачом и уже готовила гильотину.

– Сколько вам обещали за… кхм… работу?

Исподволь женщина прошептала сумму.

Непроизвольный шумный вздох сорвался с Вариных губ.

– Столь крупными средствами вас не обрадую, но дам половину, если удастся всё утрясти. И вы не будете замешаны в истории, которая может довести до каторги, любезная Анастасия Павловна. И кто тогда оплатит учёбу детям? Так что же, вы согласны мне помочь?

Разумеется, ничего иного ей не оставалось. Мильчина и без того была напугана, а малейшее упоминание каторги привело в ужас. Севшим голосом она пробормотала адрес. Варя повторила его вслух пять раз, чтобы лучше запомнить. Мысленно она прикинула, насколько далеко от Смольного находился дом Обухова.

– А теперь ответьте, вы знаете нанявшего вас человека?

– Нет, он передавал мне записки через одну прихожанку в храме, куда я хожу по воскресеньям.

– Не удивлена. Сможете её описать?

Мильчина задумчиво нахмурилась.

– Высокая, пожилая, костлявая. Одета как гувернантка или учительница. Нос с горбинкой, будто после перелома. Вот тут, – она показала на себе, постучав указательным пальцем чуть ниже переносицы. – Волосы какие у неё, не видела, они всегда под косынкой были. Косынки каждый раз повязывала разные. Больше ничего. Я её всего трижды видела. Последний раз в позапрошлое воскресенье. А на минувшей неделе её в храме уже не встретила.

Последнее Варю не удивило. Вероятно, ту женщину использовали столь же ловко, надавив на её потребности. Вряд ли она объявится вновь. До воскресной службы уж точно. Значит, у Вари были в запасе три дня, чтобы найти способ покинуть Смольный и наведаться в дом Обухова. В то, что причастен он сам, Воронцова не верила. Нелепо вовлекать столько народа, да ещё и приказывать положить брошку к собственным личным ценностям. По первому впечатлению она бы с уверенностью сказала, что драгоценность пытаются ему подбросить.

– Ступайте домой, Анастасия Павловна. Ведите себя тихо. Если с вами выйдут на связь, скажите, девица пришла с пустыми руками и призналась, что посылку она не получила. Но лучше в воскресенье в церковь не ходите вовсе. А если меня в доме у Обухова вдруг встретите, притворитесь, что впервые видите.

– Поняла, – с готовностью ответила Мильчина.

Но, по совести, вряд ли она действительно поняла хоть что-то, просто хотела убраться поскорее и подальше.

Женщина жалостливо свела вместе брови и слабым голосом взмолилась:

– Барышня, вы позволите мне уйти? Я более ничего не знаю.

Она сказала это так, словно вопрос денег её и вправду теперь не беспокоил. Только стремление выйти из сложившейся ситуации без последствий.

Варя мысленно перетасовала колоду вопросов, которые мучили её, и пришла к выводу, что Мильчина не ответит ни на один. Вряд ли она знала того юнкера или каким-то образом была связана с Куракиным и его окружением. И уж тем более не имела понятия о реальной ценности броши, которую ей велели пронести в хозяйский дом.

Воронцова оглянулась на тропинку, чтобы убедиться, что никто поблизости не объявился, и наконец отпустила женщину. Доверять ей всецело Варя не собиралась, но и причин держать её дольше более не осталось.

– Идите. Но не забудьте о нашем уговоре. Поверьте, надёжнее получить меньшую сумму от меня, нежели большую от человека, который втянул вас в подсудное дело.

Мильчина присела в торопливом реверансе.

– Прощайте, сударыня, – пробормотала она, опустив голову, а затем развернулась и засеменила прочь.

Варя проводила её задумчивым взглядом.

Солнце стремительно садилось. Сумерки густели, и глубокие синие тени пролегли промеж садовых деревьев. Но возвращаться в Смольный Воронцова не торопилась. Она решила переждать ещё пару минут после ухода Анастасии Павловны прежде, чем идти обратно. Остальные девочки наверняка уже возвращались с прогулки.

Варя прислонилась спиной к ивовому стволу. Вновь перевесила с локтя на другой локоть мешающий зонтик. Погрузилась в размышления.

Итак, ниточка вела в дом Обухова. Воронцова о нём знала не столь уж много, и то по большей части из рассказов отца.

Первое: Борис Иванович Обухов был отставным генерал-лейтенантом. И второе: он был хозяином нескольких металлургических заводов на Урале. Обуховский завод много лет оставался одним из наиболее важных звеньев в производстве паровозов. Отец Вари, граф Николай Михайлович Воронцов, служил в Министерстве путей сообщения, поэтому ему доводилось иметь дело с Обуховым. О Борисе Ивановиче папенька отзывался исключительно с уважением и называл его надёжным и порядочным человеком. Но о его семье или приватных делах Варя осведомлена не была. В свете Обухов бывал редко в силу возраста, и то в тех кругах, которые с кругами общения самой Варвары не пересекались.

Однако же девушка и не думала отказываться от идеи посетить Бориса Ивановича с целью личной беседы. Возможно, подобный дерзкий поступок в Смольном расценили бы как вопиюще скандальный и неподобающий, но если Обухова действительно решили подставить, при этом втянув уйму посторонних людей, эта история выглядит дурно. А ещё по меньшей мере странно.

Варя оттолкнулась от ивового ствола и пошла в сторону института, решив, что времени прошло достаточно, а смеркалось буквально на глазах. Её накажут за опоздание, чего доброго. Тогда о поездке к Обухову можно будет забыть.

Высокая пожухшая трава у реки росла вдоль тропинки шелестящим ковром. Она колыхалась на ветру и мягко шуршала, вторя плеску воды. А ещё цеплялась за подол платья, словно заставляя Варю идти помедленнее. Не спешить с берега обратно в сад, в глубину тенистых аллей и дорожек. Серые, помертвевшие метёлки качали головами на стебельках-былинках.

Воронцова ступила под сень яблонь, размышляя о том, как могут быть связаны Куракин и Обухов. Оба вроде бы служили в Русско-турецкую войну, но князь оставил службу, едва всё завершилось. Были ли они знакомы? Быть может, вели совместные дела или же состояли в родстве. Это предстояло выяснить.

Варя миновала четверть пути в тишине, никем не замеченная и погружённая в размышления, как вдруг произошло нечто совершенно чудовищное.

Всё, что девушка успела разобрать, это шорох позади себя. Высокая тёмная фигура, скрывавшаяся за деревом, стремительно отделилась от него.

Мужчина напал на её сзади быстрее, чем Варя успела опомниться.

Одна рука крепко перехватила её поперёк туловища, прижала к себе и заставила уронить зонтик в траву возле тропинки. Другая грубая горячая ладонь зажала ей рот.

Незнакомец ловко подхватил Варю, оторвал от земли и поволок в сторону, игнорируя попытки вырваться, укусить, лягнуть или закричать. Бедная, перепуганная до смерти Воронцова извивалась изо всех сил, но негодяй держал её словно в тисках. Будто бы он не первый раз таскал сопротивляющихся девиц против их воли.

От страха Варю замутило. Она представила все наихудшие ужасы, которые только могут обрушиться на невинную девушку в подобной ситуации, и от этого сердце зашлось в груди. Все попытки унять страх и придумать, как освободиться и спастись, успехом не увенчались. Незнакомец с ней не церемонился. И ещё страшнее было от того, что Варя не видела его лица.

От него горько пахло смесью пороховой гари и сапожной ваксы, а ещё немного лимоном.

Они оказались под деревьями, когда Варе наконец удалось издать сдавленный писк, но мужчина лишь перехватил её крепче. Стиснул так, что стало нечем дышать.

Он прижал её к широкой груди и пробормотал прямо в ухо:

– Тише, барышня. Не шумите. Вам ничего не грозит, если вы скажете мне, куда дели брошку.

Варя замерла. Она безошибочно узнала голос.

Это был тот самый «юнкер», который танцевал с ней вчера на балу.