И заиграл, направив мысль к воде:

Как хорошо на воле ей струиться,

И как прекрасно в этой стороне,

Какие здесь цветы, какое солнце,

Как плавно проплывают облака,

Различные фигуры представляя,

И как им не хватает ручейка,

Чтобы в него, как в зеркало смотреться.

В мелодии описывался мир

Прекрасный с морем сказочных явлений.

А он и в самом деле был таким.

Искать ходы, чтоб вширь распространиться,

Так сложно под спрессованной землёй.

Не лучше ли наверх ручью пробиться

И стать водой желанной, ключевой,

С которой дружат люди, звери, птицы,

Растущая по берегам трава?

В ней будут отражаться ночью звёзды

И яркая волшебница луна…

И если днём сыграет в прятки солнце,

То дождик преумножит лишь её.

Так убеждая музыкой манила

Мелодия, суля, как рай житьё.

В природе воцарилось ожиданье.

Уж ветру не спешилось никуда.

Он как юла кружил неподалёку,

Желая видеть, как пойдёт вода.

Давид играл, выкладывая душу,

Он верил в то, что исполнял сейчас.

На счёт пошли последние минуты,

Когда придёт к концу заветный час.

Вода была в раздумьях, не являясь.

Ещё чуть-чуть и завершится счёт

Отмеренного времени. Казалось,

Конец всем испытаньям настаёт.

И вот уже когда свой клюв разинув,

Огромный ворон крикнул громко: «Кар!

Всё, время истекло! Ты…» В это время

Поднялся из земли большой фонтан.

Давид успел мгновенно отстраниться,

Вернувшись на исходную тропу,

И с радостью вздохнул, ведь смог исполнить,

Что ставилось заданием ему.

Вода, напор, сбавляя, побежала

Звеня и, как ребёнок, веселясь.

Всё было так, как в музыке звучало.

Ей нравилось «лететь», в лучах искрясь.

А ворон как-то странно поперхнулся,

На родничок, бегущий посмотрел.

Глаза сощурив, ими улыбнулся,

Сказать вернее – сильно подобрел

И произнёс: «Да, парень, как ни странно,

Но ты вновь испытание прошёл.

Осталось третье, тоже непростое,

Чтоб ты смог получить, зачем пришёл.

Исполнишь – попадёшь в страну иную,

Её не видно ни с каких сторон.

У этого неведомого места

Есть тайный и невидимый заслон.

Ты должен без свидетелей на дубе

То место необычное найти.

Столетний видеть то не разрешает,

И ты ответ от прочих сохрани.

Могу сказать, что там ещё опасней.

Внимательней смотри по сторонам,

Неспешно принимай свои решенья.

Зачем пришли все забывают там.

Теперь прощай! Ты нам потешил душу.

Отныне есть птенцам, что рассказать.

Твою игру волшебную на скрипке

Мы станем с восхищеньем вспоминать».

Огромный ворон каркнул во всё горло,

Собратьев с веток дуба приподнял,

И птицы восвояси улетели

Так быстро, как скрипач не ожидал.

Из слов, что донесла до парня птица,

Он мало что сумел в тот миг понять.

Казалось, будто ворон на прощанье

Хотел его немного попугать,

А может быть и нет. На самом деле,

Жалея, захотел предупредить,

Заставить хорошенечко подумать:

Так нужно ли ему туда ходить?

Давид спешил и мысль об отступленье,

Как не было бы страшно – не зажглась.

Ему желалось всё свершить быстрее,

Пока война вдали не началась.

Не о себе он в это время думал,

А лишь о том, как он бы мог помочь

Любимого найти для грустной Феи,

И войско развернуть без боя прочь.

Поэтому он вновь достал свой камень,

Который в испытаньях помогал.

В его подсказках юноша нуждался,

Ведь он про жизнь на воле мало знал.

Да что скрывать, порой большой учёный

В делах простейших как ребёнок слаб.

Но стоит ли подобного стесняться?

Кто в том силён, помочь лишь будет рад.

Теперь, кроме излеченного дуба,

Никто на музыканта не смотрел.

И разрядив собою напряженье,

Столетний вдруг ветвями зашумел.

Казалось, он указывал Давиду,

Недолго ожидая, продолжать.

Но юноша уж взглядом углубился

В поверхность, что себя стала менять,

И произнёс: «Передо мной преграда.

За ней совсем иной, волшебный мир.

Как мне найти её на теле дуба?

Огромный ствол уж дятел издолбил,

Коровки облизали каждый листик,

Но ничего не вскрылось до сих пор.

Остались схоронившиеся корни.

Куда, на что мне нужно бросить взор?»

Внутри у камня снова засинело,

И быстро погрузилось в темноту.

Давид, на счастье, голос вновь услышал,

Ему доступный только одному:

«Смотри не на кору – смотри на ветви.

Кратчайшую из них вниз потяни.

Задание, конечно, непростое.

Одну из многих нелегко найти».

И всё исчезло так же, как и прежде.

На тверди вновь была голубизна.

Ветвей несчётно на столетнем дубе,

Последняя у облака видна.

Закончились возможные подсказки.

С заданием не справиться игрой.

Давид убрал подальше свою скрипку.

Здесь нужен был подход совсем иной.

И ворон, и волшебный чудо-камень,

Твердили об одном ему: «Смотри!»

Вот если бы он пуст был в этом месте,

Тогда бы это слышалось внутри.

Но дуб был полон мощной сердцевиной.

Нигде не ощущалась пустота.

Давид ходил вокруг, чуть опасаясь,

Что мог сгореть тут раз и навсегда.

Но видно ему это не грозило,

Земля лежала, как в спокойном сне.

Однако, он посматривал под ноги,

Боясь хоть чем-то навредить себе.

И так ходил, то вверх смотря на ветви,

То вниз, так, чтоб на корни не упасть,

Но ничего приглядного не видел.

В нём паника невольно началась.

Залезть наверх? Но как? Кора у дуба

Была довольно высоко пуста.

Туда, где его ветви начинались,

Ему не дотянуться никогда.

И вот уже обход почти закончен.

Шаг, два и он вновь там, где начинал.

И тут Давид нечаянно споткнулся

И наземь, как подкошенный упал.

А послужило этому причиной,

Что он на крону дерева смотрел,

И выступ незаметный в это время

Близ вскрывшегося корня не узрел.

Коряга зацепилась за штанину,

Не думая её освобождать.

И чтобы та одежду не порвала,

Скрипач её стал трогать и шатать.

Когда же, наконец, освободился,

И целостность штанины сохранил,

При юноше дуб внешне изменился,

И произнёс: «Войди куда спешил!»

Кора вдруг стала зеркалом прозрачным,

За ней виднелся необычный лес,

Что был внутри раскрывшегося древа,

А значит тем, где множество чудес.

Виденье было сказочно, волшебно,

Лишь сделай шаг и ты в другой стране.

У парня вдруг от сильного волненья

Мурашки побежали по спине.

Сказать, что он нисколько не боялся –

Неправильно. В душе таился страх.

И то, что музыкант сокрыть старался,

Всё виделось в распахнутых глазах.

Немного в недоверье пребывая,

Давид шагнул, всю волю подсобрав,

В бессолнечный лес тёмный, неприятный,

И видно потому почти без трав.

Здесь пенье птиц не слышалось.

Зловещей казалась в этом месте тишина.

Куда девался день? – было неясно.

Что означала эта полутьма?

Тут музыкант невольно оглянулся,

Чтоб за спиной увидеть солнца свет.

Но входа пропускающего дуба

В стране, куда он прибыл, уже нет.

Один в густой глуши. Здесь даже ветер,

Желая порезвиться, не гулял.

Куда идти? На что теперь равняться?

Растерянный скрипач пока не знал.

Под маловесной тяжестью Давида

Довольно слышно захрустела ветвь.

Разнёсся эха звук, будя живое,

Иль призрачное… Как на то смотреть!

И двигаться уже не нужно было.

Пред ним мгновенно расступился лес,

Являя необычную поляну.

Вот, с дерева к нему разбойник слез,

За ним другой, ещё… Уже казалось

Не будет их количеству конца.

Обросши, злы, оборваны, беззубы…

Ни одного приятного лица.

Они Давида быстро окружили,

Безвыходно и плотно обступив.

Глаза их не по-доброму блестели,

В руках виднелись острые ножи.

Сначала музыканту показалось,

Что им хотелось просто его съесть.

Но если они голодны, он может

Отдать съестное – всё, что в сумке есть.

А те к нему зловеще потянулись.

Давид уж ощущал касанье рук.

Чем, в общем-то, конечно же, пугали,

Сужая роковой, ужасный круг.

Но просто так стоять, как столб безвольный,

Чтобы позволить растерзать себя,

Хоть как-то защищаться не пытаясь –

Не по-мужски и потому, нельзя!

Захваченный вскричал: «Остановитесь!

Хочу спросить: Главенствующий есть?

Мне нужно с ним немного пообщаться.

Иль все равны, кто обитает здесь?»

«Ну как не быть? А что ты мне расскажешь?» –

Сказал наипротивнейший старик,

«Всё, что в мешке лежит, не сомневайся,

Возьму и сам, без спроса, как привык!

С ребятами бороться бесполезно.

Их много, да и ты не богатырь.

Тут голодно живётся. С покаянием,

Ограбив, мы не ходим в монастырь».

Давид прервал его: «Не нужно грабить!

Уменьшив грех ваш, я всё сам отдам.

Прошу ветвь, камень, тряпочку оставить,

Да скрипку, что едой не станут вам,

А остальное просто забирайте.

Я сам дарю вам это от души.

Боюсь, однако, этого не хватит,

Да и пожитки стоят лишь гроши».

Вожак ответил грозно: «Разберёмся!»

Ножищем срезал тонкий ремешок,

Висящей на плече дорожной сумки,

Да так, что в тело вкрался холодок,

«Богатство» парня высыпал на землю,

На всех велел съестное поделить,

Себе забрал исправную одежду,

Чтоб образ свой чуть-чуть преобразить.

Ногой к Давиду оттолкнул лишь ветку,

Смычок со скрипкой, тонкий лоскуток.

Про то, что тряпка может быть полезной,

Разбойник знать конечно же не мог.

Он сам обшарил парня, не стесняясь,

Буквально с самых ног до головы,

Не веря, что отсутствовали деньги,

Хоть пятачок…. Но не нашёл, увы.

Им найден был «булыжник» необычный.

Его без спроса атаман забрал,

Уверенно себе его присвоил,

Не думая, что, в общем-то, украл.

Давид не забывал, что скрипку с камнем

Забравшие должны будут вернуть.

А, как и почему – ещё не видел,

И в данный миг хотел на то взглянуть.

Он не спешил с бандитами расстаться.

Без даренных вещей уйти нельзя.

Волшебный голос, слышимый из тверди,

Ему помог, как делают друзья.

Разбойники за щёки уплетали

Те крохи, что доступно было есть,

Давид подсел, вопрос задав:

«Скажите, дорога что ведёт из леса, есть?»

Те посмотрели на него так странно,

Как будто он про глупости спросил,

Или, по крайней мере, непомерно

Сидящих, своею речью удивил.

Один из них сказал: «Ты что не слышал,

Что многие ступившие сюда,

Не справившись с поставленным заданьем,

Остались в этом лесе навсегда?

Мы тут оборвались, изголодались

Лишь потому, что выход не нашли.

Присутствуя здесь, многие забыли,

Зачем сюда попали и пришли.

Да и тебе, я думаю, придётся

Остаться тут на долгие века.

При мне, вновь не явиться на поляну

Смог лишь старик. Единственный пока.

Как удалось ему – про то не знаю.

Он после испытания исчез.

Мы словно звери след его искали,

Но всюду был пустынным чёрный лес.

Как видишь, ни цветочка, ни грибочка.

Здесь с каждым прибывающим – темней.

Возможно ты собою приумножишь

Власть ночи. Мы не помним светлых дней.

Эх, глупый! Ты спешил сюда за счастьем,

Спасая вековой, могучий дуб?

А он лишь только дверь в лес чародеев,

Которые от нас иного ждут.

Рассказывай, зачем сюда явился.

Хоть этим нас немного развлеки.

Нам скучно… Мы ругаемся, дерёмся…

Так в темноте и коротаем дни».

Он что-то захотел ещё добавить,

Но в это время оглушил всех крик!

Вопил, как видно, от ужасной боли,

Без спроса взявший камушек, старик.

Он, приодевшись, вроде был нормален.

Постричь, отмыть – возможно, был красив…

Подпрыгивая вверх и извиваясь,

Теперь главарь стал очень суетлив.

Казалось, он сошёл сума. Рыдая

Он прокричал: «Спасите, я горю!!!

Какая боль во мне, я умираю…

Облейте же водою, говорю!!!»

Для всех, кто рядом был, казалось странным,

Что он навзрыд подобное кричал.

Ни пламени, ни дыма, даже искры,

Никто на нём сейчас не замечал.

«Воды!» – просил разбойник умоляя.

Но рядом, ни реки, ни озерка.

Бандиты с изумлением смотрели,

На спятившего вроде б вожака.

И только лишь Давиду было ясно,

Как можно атаману их помочь.

Он произнёс: «Внимательно смотрите.

Я удалю его боль быстро прочь.

Всё это оттого, что он взял вещи

Без спроса. Ещё чуть и он умрёт.

Так будет с каждым рано или поздно.

За воровство расплата настаёт!

Пример довольно яркий перед вами!

Не верите? Смотрите! Он отдаст

Сейчас мне небольшой, невзрачный камень,

Почувствовав, что в нём огонь угас!»

Разбойник, видя, что никто из шайки

Ему не стал хоть чем-то помогать,

Спасение взяв быстро в свои руки,

Стал вещи музыканту отдавать.

Мыча от нестерпимой жуткой боли,

Из-под рубашки камушек достал.

На всякий случай даже всю одежду,

Что отнята была, мгновенно снял,

И засмеялся громко. В самом деле

Боль, что сжигала изнутри – ушла.

Он бегал по поляне в счастье голый.

И всем казалось вновь – «Сошёл с ума!»

Давид, увидя это, огорчился.

Раздетый вид его не удивил.

Он понимал, что это всё от страха,

Ведь он назад одежду не просил.

«Оденьтесь. Пусть одежда вас прикроет.

Негоже перед нами так ходить.

Но впредь прошу подобного не делать.

Поверьте, много проще будет жить.

Я вам сейчас немного поиграю,

Напомнив, как чудесен белый свет.

Возможно, из-за алчности и злости,

Что в вас сидят, его давно тут нет.

За это попрошу вас рассказать мне

Про испытанья, что здесь не прошли,

Чего хотели и чего желали,

Догадки: почему то не нашли».

«Ты кто такой, чтоб мы с тобой делились?» –

Кто произнёс слова, вскричал как зверь!

И вдруг вокруг от ненавистной злости

В окрестности лесной стало темней.

Давид сказал: «Вот это вас и губит.

Вы сами лес вгоняете во мрак!

Сейчас тому я видел подтвержденье,

Проделайте же к свету первый шаг!

Хоть маленький кусочек отыщите

В душе своей любви и доброты.

Я вам напомню и сейчас сыграю

Мелодию забытой теплоты».

Взяв в руки скрипку, музыкант помедлил,

Дав время призадуматься чуть-чуть.

И заиграл мелодию о свете,

Который даже ветром не задуть.

И тут неспешно стала освещаться

Часть леса, где стояли существа,

Смекалистые, сильные когда-то,

Но падшие от чар и колдовства.

Глаза их, видя это, прослезились.

Предстало, что скрывала темнота:

Застывшие не люди – полузвери,

Забывшие, что значит доброта.

Давид играл и чувствовал сначала,

Что не примкнул пока что ни один.

В них злоба, хищность всё ещё блуждала,

И верх брала, как главный господин.

Заметно было, что они хотели

Побыть подольше в солнечных лучах.

И звук, душою чистою рождённый,

Свершил невероятное в сердцах.

Мелодия, что местность осветила,

Заканчиваясь, стала утихать,

Свет потихоньку начал растворяться,

Его вдруг захотелось поддержать.

Разбойники поспешно вспоминали

Всё лучшее, укрытое в душе.

Они теперь чему-то улыбались.

Присутствовала доброта в лице.

Нельзя сказать, что воцарилось солнце.

Пока здесь возрождался лишь рассвет,

Но видимо теперь все уловили

Зловещей темноты этой секрет.

«Как видите, душой направить можно

Всё к лучшему и что-то изменить.

Я думаю, друг другу помогая,

Мы сможем путь во внешний мир открыть.

Прошу вас, вновь признаться перед всеми,

Что здесь случилось и произошло.

Кто знает, может, вскроется решенье,

И птица счастья развернёт крыло».

Разбойники на землю опустились,

Стараясь воссоздать опять же круг.

Они не очень парню доверяли,

Не зная, друг он им или не друг.

Их атаман, нарядно приодевшись,

Советов правомерность, испытав,

Сказал: «Я вас могу уверить, братцы,

Что музыкант, похоже, в чём-то прав.

Дерясь, пришедших грабя и терзая,

Дорогу нам отсюда не найти.

Мы ж ничего, открывшись не теряем,

Но, думается, можем обрести.

Я первым расскажу, не утаившись,

Что очутился здесь, как новый гость

Давно. Дуб пропустил меня в «ворота»…

Так с каждым, кто сидит здесь, началось.

Скажу по правде, лес стоял красивым.

В лучах играли, шелестя листы.

Во мне, свершившим многие победы,

Желания бурлили и мечты.

Простые исполняются на воле,

А мне хотелось много – сразу всё!

Мечтою было – жить в красивом доме…

Боярин – было звание моё.

За что должна быть дарена награда

В таких размерах, я тогда не знал,

Лишь слышал, что подобное возможно,

И потому попасть сюда мечтал!

Мне встретилась кошмарная старуха.

Такую страшно повстречать в ночи!

При ней душа мгновенно костенеет,

И зуб об зуб невольно застучит.

Но я сумел, пусть видом побледневшим,

Рождённый ужас всё ж не показать.

Спросил лишь, как к ней нужно обращаться?

Как надобно бабусю величать?

Она сказала: «Все зовут, как знают.

Кто ласково – бабулей, кто – Ягой,

На чём лишь свет стоит, меня ругая.

Страшна, видать, я с костяной ногой.

Я ни на что, сынок, не обижаюсь.

Рассказывай, зачем сюда пришёл?

Ведь просто так ко мне не попадают

И ты, похоже, с просьбою зашёл».

Я выложил ей всё, что мне желалось.

Она хитро скривилась, а потом

Сказала: «Значит, ты сюда явился,

Желая стать боярином с добром!

Ну что ж, такое может и случится.

Тебе лишь нужно мостик перейти.

Предупреждаю, сделай это быстро,

Иначе то, что ищешь, не найти!»

Вот невидаль, прошествовать к мосточку!

Я мог как ветер сильный пробежать,

Поэтому мгновенно согласился,

Не зная, что мне могут помешать.

Она взяла клюку, и мы тихонько

Сквозь чащу пробираясь «поползли».

Похоже, ей идти было непросто,

И мы довольно долго с бабкой шли.

Порой казалось, что мы заблудились.

Конца и края леса не видать.

Она плелась, а я в изнеможенье,

Стал падать и немного отставать.

Мы долго с ней потом ещё блуждали.

Я даже на старуху накричал!

Не водит ли Яга меня по кругу,

Стараясь сделать так, чтоб я устал?

Она хитро при этом посмотрела,

И через миг сказала: «Мы пришли!

Вон речка, к ней спускается дорога,

И мостик, мной обещанный, вдали.

На всё про всё тебе даны минуты.

Успеешь перейти – станешь ходить

Боярином, жить в роскоши и славе.

А нет – придётся в том себя винить!»

Похоже, бабка старая исчезла,

Когда я впрыть к мосточку побежал.

Не до неё мне было в это время,

Во мне горел желания пожар!

А на пути, ну прямо, как нарочно,

Встречались постоянно старики,

Просящие помочь им перебраться

На тот же берег маленькой реки.

До них ли было мне? Хотя с отказом

Бежать мне становилось тяжелей.

Осталось метра два до переправы,

И я бы близок был к мечте своей.

Но тут натренированные ноги

Свинцом тяжёлым будто налились

И, не давая мне и шага сделать,

С землёю здешней намертво срослись.

Я пал, в душе свет белый проклиная.

Мост несколько минут ещё стоял.

И как я дотянуться не пытался,

Мог видеть лишь, как оный исчезал…»

Разбойник замолчал, припоминая,

Большую неудачу на мосту.

Давид невольно на лице бандита

Заметил вниз сбежавшую слезу.

Ему, конечно, было его жалко.

Он понимал, что сделал тот не так,

Но промолчал. Ему уже хотелось,

Услышать от других про каждый шаг,

Приведший их к плачевной, тёмной жизни.

Он каждому расскажет, что к чему.

По крайней мере, как он понимает,

Во всём доверясь сердцу своему.

Была печальной повесть атамана.

«Но это что!» – вдруг прошептал другой,

«Я шёл не из-за денег, а за славой!

Чтоб все считали будто я – герой!

Всегда случалось так: в каких сраженьях

Ни бился б я – никто не замечал,

Как я хорош в бою, силён и ловок.

Другой с победой лавры получал!

И мне всенепременно захотелось

Прославившись, людишкам доказать,

Что я всех прочих воинов достойней.

А значит, меня нужно привечать!

И вот тогда услышав, что возможно

Помочь мне в этом может старый дуб.

Я двинулся к нему и испытанья

Легко прошёл, ведь был всегда не глуп.