После первого же визита к Ирочке, Андрей все решил. Он спрыгнул с кораллового острова на проходящий мимо корабль. Он брезгливо оглянулся. Место, где он провел лучшие годы своей жизни, показалось ему отвратительным. Мозг, отравленный алкоголем, помноженный на воображение беллетриста, изобретал для Дины мучительную пытку. Андрею мало было покинуть остров, ему необходимо было уничтожить его.

Поэтому он, как ни в чем не бывало, вернулся домой. И вскоре стал собираться в служебную командировку в Свердловск, объяснив жене, что местное издательство собирается выпустить сборник его ранних рассказов. Ничего не заподозрив, Дина привычно упаковала чемодан мужа, аккуратно сложив белые сорочки, пару костюмов, галстуки и несколько комплектов белья. Андрей забрал все деньги, остававшиеся в доме, заверив, что через пять дней получит большие командировочные и вернет сторицей. Дина радовалась, что Андрея снова будут печатать, а потому все странности поведения мужа в этот день списывала на его счастливое волнение. Но она была сдержанным человеком и, ни словом, ни улыбкой не выдала своей радости. Уже в дверях Андрей остановился, поставил чемодан на пол, взял лицо жены ладонями и уставился ей в глаза мутным взглядом. Жест этот был настолько непривычным и неприятным, что Дина по инерции отшатнулась, но Андрей держал ее крепко: щеки смялись, рот вытянулся трубочкой.

«Ты хоть немножко рада, что моя слава возвращается?» – спросил он хрипло.

Дина, приложив некоторое усилие, отстранила, наконец, его руки от своего лица и спокойно произнесла:

«Разумеется».

Андрей подхватил чемодан и, не оглядываясь, вышел.

«Сука, – пробормотал он, когда дверь за ним закрылась. – Холодная, бесчувственная сука!»

***

Он позвонил ей через неделю и сказал, что задерживается. И победоносно заметил в конце двухминутного разговора:

«Скоро уже. Дня через два. Жди!»

Дина положила трубку и пожала плечами. Последний раз голос Андрея звучал так победно, когда тираж его нового романа перевалил за пять миллионов. Неужели и сейчас такое возможно?

Вечером того же дня Дина получила повестку, где ей предписывалось явиться в суд. Она долго гадала, зачем могла бы понадобиться органам правосудия и, решила, что вызывают ее свидетельницей по делу кого-нибудь из знакомых. Ведь вызвал же ее следователь по делу Ирочкиного отца. Правда это был не суд, но кто знает, какие у них там правила. Как бы там ни было, она не станет никого чернить, как и в случае с Ирочкиным отцом. На большую часть вопросов она отвечала: «не знаю», «не имею представления», «не слышала», «не помню».

На ступеньках здания суда Дина столкнулась с Ирочкой. Девочка уже месяц не показывалась у них дома, и, расцеловавшись с ней, Дина попеняла ей за то, что она совсем забросила Вику, у которой кроме нее и подруг-то нет.

«Я понимаю, – поднимаясь по ступенькам и обнимая Иру за талию, говорила Дина, – Вика – совсем не интересный собеседник и подруга, конечно, скучноватая. Но, пожалей ты ее, позвони как-нибудь на досуге».

Перед дверью в зал суда, Ирочка отстранилась от Дины, широко улыбнулась ей и сказала:

«Вот такой вы мне нравитесь. Оставайтесь такой и дальше».

Взгляд ее стал незнакомым и безжалостным, Ирочка добавила:

«Если сможете…»

Дина увидела Андрея, как только вошла в зал и сердце ее сжалось. «С ним что-то случилось, – в панике подумала она. – Неужели счет, открытый в зарубежном банке? Говорила же я…»

Она не сразу поняла, о ком идет речь, когда судья заговорил о разводе. Некоторое время она еще считала, что попала сюда ошибкой. Все происходило как в дурном сне: Ирочка сидела впереди гордо выпрямив спину, Андрей, щурясь, поглядывал на нее, а судья говорил о разводе и разделе имущества.

«Прекратите, – хотелось крикнуть Дине. – Немедленно прекратите этот спектакль!»

«Я ничего не понимаю, – сказала она судье, когда он обратился к ней с вопросом».

«Что же здесь понимать? – удивился судья. – Я говорю о доле имущества, причитающейся вам с дочерью. Насколько я понимаю, вы никогда нигде не работали, так значит…»

Напряжение возросло настолько, что Дина боялась потерять сознание или утратить контроль над собой и разрыдаться при этих посторонних и враждебных людях. После врачи зафиксируют у нее микро инсульт, но сейчас, испытывая лишь острое недомогание и не понимая его причины, Дина, не произнося ни звука, кивала головой, и, не глядя, подписывала бумаги.

Когда все кончилось, Ирочка взяла Андрея под руку и оба они, не оглянувшись на Дину, покинули зал заседаний. Только теперь Дина вдруг поняла, что же здесь делала подруга ее дочери. Вместе с прозрением к горлу подкатывала нестерпимая тошнота.

Дина не успела встать, ее вырвало на красный ковер…

***

Наверно она потеряла сознание. Потому что, когда пришла в себя, над ней стояла пожилая медсестра и совала под нос нашатырь. Для нее вызвали такси, ей помогли спуститься к машине. Она плохо соображала и с трудом передвигала ноги.

Дверь ей открыла Виктория. Глаза у нее были сухими и мертвыми. По дому расхаживали незнакомые люди, составляя опись имущества. Дина прислонилась к стене и сползла на пол. Она не помнила, как Виктория дотащила ее до кровати волоком. Людям с казенными глазами не пришло в голову помочь ей…

***

Через месяц Дина вышла из больницы высохшая и безжизненная. В черных глазах горела одна только ненависть. Вика привезла мать в квартиру ее родителей. Дина обвела глазами стены с выцветшими обоями.

«Я оставила им все, – глухо сказала Виктория. – Забрала только одежду».

Мать внимательно посмотрела на дочь и подумала:

«Я бы поступила также…»

Она обняла Вику и обе, наконец, заплакали…

***

Прошло около года, прежде чем их судьба резко переменилась.

Дина устроилась работать корректором в маленькое издательство, Виктория со своим неполным филологическим образованием помогала ей как могла. Развод, лишивший ее в одночасье мужа, здоровья, памяти, денег и надежд, сильно сказался на ее характере. Куда делось холодное благородство, с которым она шла по жизни и которого не отняли у нее даже бесконечныеперестроечные очереди. Теперь Дина цеплялась за жизнь с остервенением безнадежно больного. С помощью интриг в издательстве она выбивала себе работы больше остальных, сражаясь за каждую тысячу знаков, приносящую хотя бы несколько лишних рублей. Она стала подозрительной и хитрой. Мечты о мести бродили в ее душе, но, сознавая собственную немощность, она загоняла их глубоко внутрь, тем самым лишь ускоряя и усиливая брожение…

Однажды Дина заболела и вернулась с работы днем. Выпила аспирин, но все никак не могла прилечь и бесцельно шаталась по квартире. И тут ей на глаза попался дневник Вики. Дочь вела дневник класса с шестого, никогда его не прятала, но Дине ни разу и в голову не приходило взять его в руки. А тут словно дьявол какой толкал в спину и шептал: «Прочти! Проверь, на чьей она стороне. А вдруг она тайно встречается с отцом?»

Последняя мысль привела Дину в такое негодование, что она, плохо соображая что делает, схватила тетрадку, и, отбросив все соображения нравственности, стала жадно читать.

Когда Виктория вернулась домой, мать встретила ее с распухшим от слез лицом и счастливой улыбкой. «Прости меня, Вика, – лепетала она, задыхаясь от радости, – прости, но я прочитала».

Это был захватывающий, терзающий душу рассказ обо всем, что им пришлось пережить. Вика писала о ней с такой проникновенной теплотой и преданностью, что Дина напрочь позабыла о своей болезни, перелистывая страницы. Она листала их осторожно еще и потому, что каждая – она понимала – была на вес золота.

Больше всего ее потрясло то, что Виктория, увлекшись повествованием, забывала порой ставить даты. В конце Дина с удивлением обнаружила, что повествование, миновав настоящее, уносит ее в будущее. Вика сочинила для матери счастливый конец.

«Зачем ты это придумала?» – спрашивала ее потом Дина.

«А как иначе я могла пережить то, что с нами происходило?» – грустно улыбалась Виктория.

Что может быть слаще мести для брошенной женщины? И что – счастливее того момента, когда она сжимает в руках орудие этой мести? Дина больше не расставалась с дневником Виктории. День и ночь она стучала на пишущей машинке, набирая текст, написанный Викой, делая вставки, переставляя куски. Через две недели она стояла на пороге одного из новых крупных издательств, пришедших на смену старым академическим и активно завоевывающим рынок.

Два наглых мальчишки, чуть старше Виктории, дерзнувшие назвать себя издателями, бесцеремонно разглядывали ее. Дина положила на стол пухлую папку, но молодые люди не проявили к ней никакого интереса.

– О чем? – кисло спросил тот, что постарше.

«Что им сказать? О жизни, о любви, о предательстве». Дина усмехнулась:

– Слышали когда-нибудь об Андрее Рубахине?

– Слышали, – отозвался другой. – Даже в школе проходили. Но если это, – он ткнул в папку мизинцем, – в том же духе, не тратьте время. Как говорится, не кочегары мы, не плотники…

Дина усмехнулась:

– А о личной жизни его наслышаны?

– Да вся страна наслышана, столько об этом писали… Громкий грязный скандал.

– Так вот перед вами – роман, в основе которого и лежит этот громкий и грязный скандал. Более того. Написан он дочерью Рубахина.

Глаза молодого человека загорелись, а второй тем временем уже открыл папку:

– Весьма любопытно, зайдите завтра…

Назавтра ей предложили подписать договор, на редакцию которого ушло почти столько же времени, сколько и на редакцию романа дочери. Основным камнем преткновения стало главное требования Дины: Виктория никогда не будет издаваться под фамилией отца. Псевдоним они могут придумать сами, но фамилия Рубахина – даже мелкими буквами, даже в скобочках, даже в аннотации – промелькнуть не должна.

Через три месяца на прилавках магазинов появился первый роман тогда никому еще не известной Виктории Королевой «Убийственная любовь», а в центральной газете вышла статья, которую потом перепечатали и перепели все провинциальные издания, повествующая об очередной Золушке. О том, как отец – известный писатель прокоммунистического толка – бросил и предал свою семью, оставив жену и дочь в глубокой депрессии и без всякой помощи, и о том, как она вырвалась из глубин этой депрессии благодаря своему блестящему роману. Вывод был прост и ясен: время отцов прошло, на смену ему приходит новое поколение.

Дина постаралась придать статье скандальный привкус, и уже через месяц первый тираж романа Вики был распродан. Более того, поклонницы Виктории, среди которых были весьма высокопоставленные дамы и журналистки, словно сговорившись, предали Рубахина анафеме, и уже к концу года его имя на газетных полосах стали упоминать исключительно в тех случаях, когда речь шла о худших мужских качества.

***

…За год Виктория написала еще пять романов. Не было такого журнала, который не считал бы своим долгом писать о ней регулярно. Центральное телевидение баловало ее приглашениями в лучшие программы. А Дина блаженствовала, редактируя рукописи дочери и руководя ремонтом в новой квартире.

К огромному сожалению Дины, Андрей не смог ощутить всей силы ее мести. Незадолго до выхода первого романа Вики у него случился инсульт, после которого в голове у него окончательно помутилось. Общие знакомые рассказывали, что выглядит он ужасно, словно дряхлый старик, выражение лица – совершенно бессмысленное, запах от него исходит невыносимый. И, скорее всего, долго он не протянет. Услышав об этом Дина задумалась… Полновластно распоряжаясь гонорарами дочери, она стала готовиться к похоронам…