– Ладно, – протянул отец, – меня не проведешь, сам разберусь. И давно ты с ней встречаешься?
– С месяц.
– Хм… А зовут ее как?
– Сейчас приведу, сама скажет, – Костя поспешил к двери, ругая себя за то, что не успел узнать имени девушки.
– Погоди, ты там хотя бы чайку организуй…
Костя вышел, прикрыв за собой дверь. На кухне он тяжело вздохнул:
– Вы уж извините, я вас представил своей невестой.
– Умнее ничего придумать не смогли? – раздраженно спросила Лариса.
– Времени не было. Зато теперь он сам хочет с вами познакомиться и можно будет наблюдать за ним. Кто знает, может даже позволит давление измерить, если вы ему понравитесь…
– Ладно, пошли уж.
– Погодите. Нам бы хоть познакомиться сначала, чтобы не проколоться. Я даже не знаю, как вас зовут.
– Лариса. И еще наверно, нужно перейти на «ты», раз уж так вышло.
– Правильно, – оценил Санников. – Мы познакомились месяц назад… Только вот где?
– А кем вы… ты работаешь?
– В психологической консультации.
– Вот там и познакомились, чтобы не мудрить.
– Значит, я после консультации пригласил тебя выпить чашечку кофе.
– Нас что, станут расспрашивать о том, как мы провели день знакомства? По минутам?
– Кто его знает! – улыбнулся Костя. – Что еще я обязан о тебе знать? О! Наверно я уже знаком с твоими родителями?
– Нет, – отрезала Лариса.
– Почему?
– У меня нет родителей. Я выросла в детском доме.
Костя растерялся.
– Извини…
– Вопрос закрыт, идем.
Лариса пошла вперед, но перед дверью в комнату отца остановилась. Ей очень не хотелось лгать пожилому больному человеку, и единственным оправданием она считала то, что эта ложь во благо, на пользу его здоровью. Но что бы она ни думала, ей было не по себе. Лариса обернулась к Косте. Он улыбался. Почему-то эта улыбка ее очень смутила и она немного растерялась. Тамара Петровна говорила – у него мать умерла, а теперь вот отец в тяжелом состоянии. А он улыбается! Чему? «Тебе», – подсказал внутренний голос. И Лариса ухватилась за ручку двери, как за спасательный круг…
– Ну, здравствуйте, – Николай Савельевич попытался сесть в постели.
– Нет, нет, – тут же подбежала к нему Лариса. – Вам ни в коем случае нельзя подниматься. Костя рассказал мне, – добавила она извиняющимся тоном.
И совсем уже смущенно пробормотала:
– Извините, что я вмешиваюсь. Только – не надо, ладно?
Константин внимательно наблюдал за отцом. Еще мгновение – и он выгонит девчонку так же, как выгнал последнего доктора, того самого, который советовал ему лечь в больницу на обследование. Похоже, они проиграли с первой же минуты… Что ж, признаться, он и не ожидал ничего другого.
Но к его великому удивлению, отец послушно лег и подмигнул Ларисе.
– А вы хороший врач?
– Пока никто не жаловался, – сказала она, поправляя его одеяло. – Очень приятно с вами познакомиться. Меня зовут Лариса.
– А меня – Николай Савельевич. – Может чайку сообразим, а, сын?
– Вам нельзя, – тут же вставила Лариса.
У Кости сердце снова замерло: сейчас уж точно выгонит. Но отец и здесь уступил:
– Себе чаю сделайте, а мне дайте то, что можно.
– А я вам сейчас скажу что можно, – не растерялась Лариса. – Дайте мне только руку.
– Гадать собираешься?
– Гадать. По пульсу, – не растерялась Лариса.
Лариса считала пульс и дважды сбивалась. В конце концов, она с задачей справилась, но результат ее расстроил. Несмотря на укол, сделанный Тамарой Петровной, состояние Николая Савельевича почти не изменилось. А значит, в скором времени нужна будет еще одна инъекция. Интересно, как объяснить ему откуда у Ларисы с собой необходимое лекарство, шприц и прочие доспехи медицинского работника?
– Вам уже лучше, – соврала она. – Но чаем все-таки злоупотреблять не следует. Сейчас что-нибудь придумаем.
Они с Костей отправились на кухню. Он поставил чайник, а Лариса перебирала содержимое своего саквояжа. Можно попробовать развести таблетку в сладкой воде, чтобы он не догадался. Можно еще что-нибудь придумать. Но почему-то она была уверена в том, что если скажет старику правду, он не выгонит ее, и спокойно позволит сделать все необходимое: и давление измерить, и меры принять.
– Слушай, – обратилась она к Косте, – может, скажем ему правду? Он такой милый, и послушный вроде. Не хочется его обманывать.
– Ни в коем случае! – отрезал Костя. – Все его милости – к будущей невестке, а не к постороннему врачу со скорой.
– Врач со скорой не может быть посторонним, – поправила Лариса. – А вдруг понадобится инъекция? Что тогда?
– Тогда и придумаем что-нибудь, – вздохнул Костя.
Он пристроил у кровати отца раскладной столик и Лариса помогла накрыть его к чаю. Николай Савельевич грыз сухарь и поглядывал на Ларису.
– Ну, как, – спросил он, – не смущает вас жених с таким приданным как я?
– А что такое? – встрепенулась Лариса. – Разве вы плохой отец? Костя рассказывал, что вы замечательный. Или это не правда?
– Гм, находчивая… А то, что я как дитё малое? Обуза ведь…
– Да разве дети бывают обузой?
– Жить со мной станете или сдадите меня куда?
Лариса внутренне замерла. Она прекрасно понимала, что старик проверяет ее «на вшивость». Но одно дело излагать свою точку зрения на вещи, и совсем другое – давать конкретные обещания, которых выполнить не сможешь. Но деваться было некуда.
– С вами, – она произнесла эти слова спокойно и уверенно.
Николай Савельевич улыбнулся и вздохнул.
– Если честно, – сказал он, – собственная судьба меня не очень-то и волнует. В конце концов, дом престарелых не самое худшее место в мире.
Костя попытался возразить, но отец лишь отмахнулся.
– И еще хочу сказать: я очень рад, что не помер сегодня. Потому что теперь мне охота дожить до вашей свадьбы, и увидеть наконец своего сына счастливым.
Лариса закусила губу, чтобы сдержать непрошенные слезы. Николай Савельевич говорил с таким чувством, что сказать ему теперь правду не представлялось возможным. То есть сказать правду означало бы то же самое, что объявить больному человеку: «Извините мол, нет у вас той цели впереди, ради которой вы жить вознамерились, так что…» Она поднесла к губам чашку и отхлебнула большой глоток, позабыв о том, что чай очень горячий. Горло обожгло, но слезы, выступившие на глазах, теперь вроде бы были оправданы.
– Лариса, – снова обратился к ней Николай Савельевич, – расскажите о себе. Костю не допросишься, я знаю. А старческое любопытство – вещь назойливая…
– Во-первых, вы никакой не старик, – ответила Лариса. – А во-вторых, рассказывать-то особенно нечего. Я выросла в детском доме, потом окончила медицинское училище и вот работаю на скорой. Это все.
– Наверно, тяжко пришлось в детстве? – с пониманием спросил Николай Савельевич. – Обижали, да и голодно…
– Что вы, у нас были самые замечательные учителя. А директор нам всем была как мать родная.
– Надо же, – удивился Николай Савельевич, – а как телевизор посмотришь, кажется, что детские дома…
– Нет, – отрезала Лариса. – Мы жили как семья. И я всех их до сих пор очень люблю.
– Значит, у вас совсем никого из родных нет?
– У меня есть тетя, – ответила Лариса неохотно.
– Не понимаю. Почему же вы тогда росли в детском доме?
Лариса нахмурилась.
– Она не знала, что я в детском доме. Но она меня искала…
– Значит вы живете с тетей?
– Тетя живет в доме престарелых, – Лариса опустила глаза.
Николай Савельевич и Костя переглянулись, но никто не решился задать вопрос, вертевшийся на языке. Лариса почувствовала возникшее напряжение и грустно усмехнулась.
– Я не могу вам этого объяснить, – сказала она, – потому что сама не понимаю. Жили с ней хорошо, ни разу не поссорились. А год назад она вдруг объявила, что переезжает.
– Но ведь она как-то объяснила это? – спросил Николай Савельевич.
– Нет. Я решила, что из-за меня. Обещала уехать, снять комнату. Но она все твердила, что я тут ни при чем. Что даже если я уеду, она в этой квартире не останется.
– Но вы ведь навещаете ее?
– Нет. Она запретила. Я звоню туда, посылаю передачки.
Тут наконец подал голос Костя. Пока отец допрашивал Ларису, он сидел в прострации, переводя взгляд с одного на другого. Девушка с первого взгляда произвела на него сильное впечатление, но он до сих пор не мог понять чем, как и почему. Красавицей она не была, на вопросы отвечала просто, вела себя сдержанно, но что-то в ней было такое милое и детское, такое знакомое и родное. Присматриваясь к гостье, Костя давно заметил, что лицо у нее заплаканное и теперь ломал голову над причиной ее слез. Но тут Лариса попала в затруднительное положение, и он решительно заступился за нее:
– Как психолог могу сказать: пожилые люди нередко страдают старческими деменциями. Их причуды – только начало заболевания.
– Надеюсь, ты не меня имеешь в виду, – мрачно заметил отец.
– Конечно не вас, – тут же подхватила Лариса. – Хотя, согласитесь, у вас тоже есть причуды…
– Это он вам сказал?! – Николай Савельевич вонзил палец в сына.
– Сама вижу. Как это можно махнуть на себя рукой и отказаться от всякого лечения?
– Почему же от всякого? – хитро прищурился Николай Савельевич. – Если бы все врачи были такими как вы…
– Тогда вы позволили бы? – осторожно спросила Лариса.
– Позволил – что?
– Ну, хоть давление померить…
– Да ради Бога! – развел руками Николай Савельевич.
– Я сейчас! – Лариса нырнула за дверь.
Оставшись наедине с сыном, Николай Савельевич тихо сказал:
– Ну, что молчишь, бестолочь? Скажи мне, что она носит с собой все медицинское снаряжение, даже когда идет в гости.
– Папа… – Костя не знал что ответить.
– Какая девушка! – с чувством протянул отец, показывая глазами на дверь. – Неужели не твоя?
– Пап, ты прости…
– Ничего не знаю, ни о чем не догадался, и ты мне ничего не говорил. Понятно? Никого кроме нее возле себя видеть не желаю. Уйдет – помру.
– Ты серьезно? – Костя уже не понимал, шутит отец или нет.
– Серьезно! Я не вынесу, глядя, как ты упускаешь свое счастье.
– Да кто тебе сказал…
– Дурень…
Вернулась Лариса. Она сияла как школьница. Николай Савельевич притворно вздохнул и, закатав рукав рубахи, протянул ей руку.
Лариса измерила давление, шевельнула губами, что-то подсчитывая, и с легкой тревогой сказала:
– Таблеточку бы надо…
– Да у нас дома отродясь лекарств не водилось, кроме аспирина.
– У меня есть, – ложь давалась ей с трудом и она покраснела. – Ношу в сумочке на всякий случай.
– Тогда – давай, выпью. Что-то я и вправду чувствую себя не лучшим образом. Может быть засну после таблетки, а вы пока ужин приготовите. Есть-то мне можно?
***
Отец и вправду вскоре уснул. Лариса с Костей ушли на кухню.
– Там портрет на стене, – спросила она, глядя как Константин ловко управляется у плиты. – Это твоя мама?
– Да. Она погибла в автомобильной катастрофе. Знаешь, после маминой смерти ты, пожалуй, первый человек, с которым отец разговаривает…
– Костя, – сказала Лариса, – ты же понимаешь, у меня работа… Сегодня меня отпустили… по личным обстоятельствам. Завтра у меня свободный день, я могу посидеть у вас. Но потом…
Не оборачиваясь и орудуя большим ножом для резки мяса, Костя ответил:
– Ты не волнуйся. Во-первых, я ведь сказал ему, что ты работаешь. Он поймет. А во-вторых, он не захочет, чтобы ты стала его нянькой или сиделкой.
– Даже если я твоя невеста?
– Тем более не захочет, – улыбнулся Костя, обернувшись, и тут же сморщился от боли, рассадив себе руку.
Рана-то была пустяковая – срезал только кожу с пальца, но кровищи… Лариса деловито достала перекись и пластырь, взяла его за руку… Он уставился на ее руки, ласково касающиеся его пальцев как дурак. Интересно, если он ее сейчас поцелует, она сбежит? Конечно, сбежит! А может – нет?
– Ты лучше отвернись, – неправильно расценив его бледность, посоветовала Лариса. – Это может показаться смешным, но от вида крови чаще падают в обморок именно высокие и сильные мужчины.
Он отвернулся. Но каждое прикосновение ее пальцев вызывало разряд электричества, проносившийся по телу.
***
Пока готовилось мясо, Костя пригласил Ларису в свою комнату.
– Вон то кресло – особенное. Лучше нигде не отдохнешь. Занимай его, а я – сейчас.
Лариса удобно устроилась в кресле. Кресло оказалось мягким как пластилин и повторило изгибы ее тела. Ничего лучшего ей сейчас и предложить не могли. Разве что парочку бутербродов – с раннего утра во рту не было маковой росинки.
Она осмотрелась. Справа от нее стоял небольшой столик с самыми разными предметами. Коробочка с двумя большими шарами из нефрита, флейта, три колокольчика и…
***
Вам случалось когда-нибудь натыкаться на вещь, знакомую по детским воспоминаниям? Это удивительно как все внутри переворачивает. Помнится, одна знакомая застыла в Третьяковке перед картиной Топильского «Княжна Тараканова». Все вокруг вздыхают: вот она сила искусства. А дело в том, что девушка детство провела у бабушки. Дети народ любопытный, им впечатлений сколько бы ни было, а – мало, вот они и фантазируют про вещи, которые их окружают, и каждая вещь поэтому в память врезается намертво. У бабушки в комнате стоял дубовый сундук, оклеенный изнутри репродукциями и картинками из журналов. И в самом центре – она – красивая женщина, в глазах – ужас, а у ног вода и мышки. Девушка выросла и не знала, что это знаменитая картина. А в музее застыла. «Княжна Тараканова». Девушка на нее лишь взглянула, сразу же почувствовала запах нафталина и все свое детство вспомнила…
***
Вот и Лариса. На столике она вдруг наткнулась на вещь, которую знала с детства. Она понятия не имела, как эта вещь называется, потому что звала ее в детстве «кружилка». Потом, став взрослой, она больше нигде и никогда не встречала такой игрушки, а потому решила, что игрушку смастерил кто-то из учителей.
Но теперь перед ней стояла точно такая же тарелочка с черной закрученной спиралью. Лариса прекрасно знала, что если тронуть ее, она начнет медленно вращаться. В детстве, когда Марта показывала ей как тарелочка кружится, Лариса приходила в восторг. Дотянувшись до стола, она тихонько коснулась диска пальцем. Диск поплыл, спираль, извиваясь, заманивала ее внутрь воронки. В голове как-то разом прояснилось, на душе стало светлее, а губы расплывались в улыбке. Лариса прикрыла от удовольствия глаза, а когда снова открыла их, Санников стоял на пороге с бутербродами.
– Это твоя игрушка? – спросила Лариса,
– А почему игрушка?
– У меня была в детстве точно такая же.
Санников удивленно поднял брови:
– Интересно, кто тебе ее подарил?
– Мне ее не дарили. Но я помню, как Марта часто звала меня поиграть с ней. А почему ты на меня так смотришь?
– Потому что эта штуковина помогает погружать человека в гипнотическое состояние. Тебя в детстве подвергали гипнозу?
– Слова-то какие! – проворчала Лариса недовольно. – Подвергали! Да играли мы с ней просто.
– Как?
– Она рассказывала мне сказки, а я смотрела на «кружилку», – быстро ответила Лариса. – И знаешь, я ведь об этом раньше никогда не вспоминала…
– А вспомнила только сейчас, посмотрев, как крутится диск, – добавил Санников.
– Да.
– А какие сказки тебе рассказывали?
Лариса задумалась.
– Ну, про Красную Шапочку, про серого волка, про бабу-ягу?
– Нет, – покачала она головой. – Совсем не то. Что-то жуткое и волшебное. А сути я не помню.
– Очень интересно, а как…
– Почему ты меня расспрашиваешь? Я же не на приеме у психолога!
– Тебе не кажется странным, – вкрадчиво начал Константин, но Лариса не дала ему договорить:
– Я не собираюсь обсуждать с тобой свое детство. Психологию нам в училище преподавали. Я со своими проблемами сама справлюсь.
– Ты уверена?
– Абсолютно!
После ужина Лариса снова измерила Николаю Савельевичу давление и дала таблетку. Она наотрез отказалась остаться ночевать у них в свободной комнате, но обещала непременно появиться завтра с утра.
– Лариса, вы бы дали мне адресок своей тетушки. Может быть, я попробую с ней поговорить, – попросил Николай Савельевич на прощание.
Лариса как утопающая посмотрела на Костю, но все-таки продиктовала адрес. Отец настоял, чтобы Константин проводил девушку домой, потому что на улице было совсем темно, и еще потому что так было принято в годы его молодости. Отказаться Лариса не посмела. На сердце было радостно от того, что именно ей удалось заставить этого милого чудака пожить подольше.
Она записала для Кости свой телефон.
– Если тебе только покажется, что ему стало хуже – звони в любой момент. Не прощу себе, если что-нибудь случится…
– А как у него с перспективами?
– Очень неплохо. Еще денек понаблюдать – и достаточно.
Они медленно брели по улице. До дома Ларисы ходил трамвай – две остановки. Но ждать его можно было до второго пришествия и она предложила идти пешком.
– Знаешь, о чем я подумала? Твой отец собирается поговорить с моей тетей.
– Ну и что?
– О чем?
– Кто его знает, – рассеянно сказал Константин, и Лариса удивленно посмотрела на него снизу вверх.
– Но он может представиться отцом моего жениха, – подсказала она.
– А что в этом плохого?
Лариса хотела возмутиться, да почему-то не вышло.
– Ты не собираешься на мне жениться, – напомнила она Косте.
– Не уверен, – ответил он и оба, немного напряженно, рассмеялись.
– Кстати, мы пришли. Здесь я живу.
– Спасибо за все, – сказал Санников.
– Пока, – Лариса вошла в парадную прежде, чем он успел придумать разумный предлог, чтобы удержать ее хотя бы ненадолго.
Каждая ступенька давалась ей с большим трудом. Она могла бы поспорить, что Костя смотрит ей вслед. Кажется, с ней уже такое случалось…
О проекте
О подписке