Глава 3

В кабинете Лариса сидела неподвижно, глядя в дальний угол. Чувствовала себя полностью опустошенной. Единственное, чего ей хотелось теперь, так это сидеть вот так, ни о чем не думать и ничего не чувствовать. Но не тут-то было. В коридоре послышались шаги. Первая бригада вернулась с вызова.

Как только женщины вошли в комнату, Лариса полезла в сумочку за сигаретами. Вытащила пачку, отыскала зажигалку и пошла к выходу.

– Не много ли куришь? – спросила Галя.

А Тамара Петровна закрыла перед ней дверь:

– И не думай больше! Хватит бегать. Вон твое кресло любимое в углу. Или не заметила, что его никто не занимает?

Сзади подошла Наташа, самая молоденькая, обняла за плечи:

– Мы тебя все любим, – протянула она тихо. – Чего ты все одна, да одна?

Лариса обернулась к ней и совершенно неожиданно для себя заплакала. Наташа заревела вслед за ней. Их обеих обняла Галя, шмыгающая носом.

Через минуту Тамара Петровна, с трудом сдерживаясь, чтобы не присоединиться к ним, оттащила Галю и Наташу, и усадила Ларису в кресло. Лариса попыталась что-нибудь сказать, но только расплакалась еще сильнее.

– Поплачь, поплачь, – сказала Тамара Петровна, – сама ведь знаешь, слезы – лучшее лекарство. Одна сегодня кататься больше не будешь! Дома одна сидишь в четырех стенах, на работе – одна. Так и свихнуться недолго! Ездить будешь с нами, из машины выйдешь только когда наревешься вволю. Как врач говорю – выплакать все нужно. И не вздумай спорить!

– Белова, – ворвалась в кабинет старшая медсестра, но, быстро уловив контекст происходящего, осеклась.

– Я за нее, – откликнулась Наташа. – Я тоже фельдшер.

– Тогда быстро дуй с Семеном на Садовую вот по этому адресу.

Наташа вышла, а Тамара Петровна повернулась к старшей:

– Белова сегодня ездит со мной! Так себе и запиши!

***

– Тамара Петровна, – семенила за врачом старшая медсестра, – что там с Ларисой-то? Рассказала?

– Нужны мне ее рассказы. И так все ясно, – огрызнулась та.

– Все-таки бросил он ее, да? Ах, какой негодяй! Я так и знала! Лариска теперь всю жизнь по нему сохнуть будет. Натура у нее такая!

– Чушь! Клин клином вышибает. Появится другой: надежный и неженатый.

– Ага, – усмехнулась старшая медсестра, – и с серьезными намерениями. Таких всех еще в прошлом веке разобрали! Они…

Ее оборвал телефонный звонок.

– Скорая! – крикнула она в трубку.

***

Вернувшись, Тамара Петровна застала женщин заплаканных, но просветленных. Лариса немного оттаяла.

– Галя, – рявкнула Тамара Петровна, – марш умываться. – И кремом своим тональным намажься погуще. Сегодня разрешаю. А то у тебя лицо цветом вареного рака напоминает.

Галя подскочила к зеркалу, охнула и помчалась к умывальнику.

– Поедешь с нами, – сказала Тамара Петровна Ларисе. – Посидишь с водителем.

Лариса замотала головой.

– Ну конечно, если что-то серьезное, позовем и тебя. Не волнуйся. Ты же меня знаешь – всех запрягу.

Лариса слабо улыбнулась. И снова расплакалась, на этот раз уже от того, что ее любят и понимают.

В машине Тамара Петровна села рядом с Ларисой, обняла за плечи, прижала к себе и тихо бормотала всю дорогу:

– Поплачь, поплачь. Хотя ты теперь не плакать – радоваться должна. Все несчастья с тобой уже случились. А значит впереди тебя ждет – что? Правильно, самая большая радость. Иначе и быть не может. Самый темный час ночи – перед рассветом. И уж поверь мне, что Бог не делает – все к лучшему.

Машина затормозила у подъезда и Тамара Петровна, быстро поцеловав Ларису в щеку, вышла.

***

Прожив на свете сорок девять лет, Тамара Петровна так и не смогла понять, почему женщины выбирают порой столь неподходящих для счастья мужчин. Она выросла в большой и дружной семье, вышла замуж и вот уже без малого двадцать пять лет обзаводилась собственной большой семьей. Два года назад оба сына наградили ее обворожительными внучками. На праздники одного большого стола не хватало, ставили два. Выслушивая горестные любовные истории подруг и знакомых, она никак не могла взять в толк: как же так можно было ошибиться в человеке? Ей одного беглого взгляда хватало, чтобы понять: станет этот мужчина приличным мужем и отцом или нет.

Тамара Петровна вышла из лифта и нажала кнопку звонка. Ей открыл высокий молодой человек, несколько взъерошенный, с тревожным взглядом.

– Санников Николай Савельевич, – отчеканила Тамара Петровна.

– Да-да, – посторонился молодой человек. – Проходите.

Она посмотрела на него удивленно. Век живи, век учись: от молодого человека, показавшегося ей в первую минуту весьма славным, несло перегаром. «Ну что ж, – сказала она себе, – не считай, что знаешь все на свете. Жизнь всегда полна сюрпризов…»

Квартира оказалась чистенькой и уютной, а Николай Савельевич – солидным пожилым мужчиной весьма интеллигентного вида. Тамара Петровна покосилась на молодого человека: вид у него был смущенный, глаза – умные и грустные. Она быстро измерила давление старику, нахмурилась, набрала в шприц лекарство, засыпала вопросами:

– Часто это у вас?

– Впервые.

– Повышенные физические нагрузки? Вчера? Сегодня утром?

– У отца ноги парализованы, – осторожно вставил молодой человек.

Тамара Петровна сделала укол. Госпитализировать деда нужно было срочно.

– Значит так, – деловито начала она, – я сейчас схожу за носилками. А вы, – кивнула она молодому человеку, – нам поможете спустить…

– Не надо носилок – спокойно прервал ее Николай Савельевич. – Я никуда не поеду.

Сказал так, что Тамара Петровна сразу поняла: спорить бесполезно. На таких стариков она в своей практике насмотрелась. В принципе, она свое дело сделала, нужно подписывать бумаги об отказе и уезжать.

– Жена его дома? – спросила она резко.

– Мама умерла, – ответил молодой человек.

Сердце у Тамары Петровны на мгновение сжалось. Но паузы в такой момент особенно недопустимы, а потому она потребовала казенным тоном:

– Вы… Как вас зовут?

– Костя.

– Костя, нужно подписать бумаги, что ваш отец отказывается ехать в больницу. Пойдемте на кухню.

Санников-младший послушно написал все, что продиктовала ему Тамара Петровна.

– Теперь пусть отец подпишет и вы тоже, – сказала она.

Константин встал было, но тут Тамара Петровна дернула его за руку с такой силой, что он опустился на стул.

– Что вы себе думаете? – прошипела она. – Ваш отец в крайне тяжелом состоянии, понимаете? За ним нужно наблюдать: день или неделю – сколько потребуется. Нужно мерить давление через каждые полчаса, если будут показания – делать инъекции. Без этого он погибнет! Хотя случай совсем не смертельный. Он не должен погибнуть из-за своего упрямства и вашего равнодушного соучастия. Вы ведь уже потеряли мать…

Она осеклась. Молодой человек был бледен и держался, похоже, из последних сил.

Длинные черные ресницы вздрагивали, губы были плотно сжаты. Тамара Петровна потрепала его по руке.

– Уговори его, слышишь? Пойди, попробуй.

– Это бесполезно, – коротко бросил Костя. – Он и скорую-то не разрешал… Он не поедет. И я, – он замолчал на мгновение, стараясь справиться с собой, – я ничего не могу сделать.

Последние слова он произнес обреченно, словно подписывая самому себе смертный приговор. Людям не всегда можно помочь, – это Тамара Петровна усвоила давно. И уж точно нельзя помочь когда они сами этого не хотят. Молодые бывают глупы или упрямы, но на уговоры поддаются, а вот старики…

– Вы женаты? – спросила Тамара Петровна.

– Нет.

– Ухаживаете за отцом сами?

– Конечно. Да он и не подпустил бы никого другого.

– Намучались?

– Что? – не понял Костя.

– Давно это с ним? – сменила тему Тамара Петровна.

– Как мама умерла – уже два года.

– А лечить пытались?

– Вы же видите, – развел руками Костя.

– Хорошо! – радостно резюмировала Тамара Петровна.

– Что ж хорошего-то?

– Повезло вам сегодня, Константин! У меня фельдшер в машине без дела. Оставлю его вам. Пусть понаблюдает… Вот вам мой телефон. Вечером позвоните, расскажете что и как.

Костя ничего не ответил, но посмотрел так, что самые горячие слова благодарности ничего не добавили бы этому взгляду… Тамара Петровна не стала вызывать лифт – медленно спустилась по лестнице. Ее терзала мысль, что она вмешивается в чужую жизнь, что все это глупо…

– Лариса! – вид у Тамары Петровны был крайне озабоченным. – Тут такая неприятная история… Хорошо, что ты поехала с нами…

***

Костя едва сдержался, чтобы не расцеловать женщину, когда услышал про фельдшера. Господи, есть же на свете добрые люди! Ей ведь ничего не стоило подписать бумаги об отказе и уехать. И что тогда? Тогда он должен был бы сидеть и смотреть, как умирает его отец. Это было бы равносильно самоубийству.

Два года назад погибла мама. Когда-то она была инспектором по делам несовершеннолетних, и они с отцом волновались каждый раз, если она задерживалась на работе. Это, конечно, не оперативная работа, но все-таки… А в последние три года перед пенсией ее перевели в управление. И они успокоились окончательно. Считали, что теперь ей ничего не грозит. А оказалось…

Автомобильная катастрофа, в которой ее крошечную «Оку» смял грузовик, произошла по ее вине. Водитель грузовика – молоденький мальчик – был в таком шоке, что долго не мог говорить членораздельно. По его словам мать ехала по дороге так, словно выбирала, в кого лучше врезаться.

Она действительно выбирала. Перекресток, скорость и отказавшие тормоза. Даже в такой ситуации она думала прежде всего не о себе, а о людях. Крутанув в сторону от автобуса и миновав встречную машину, врезалась в бок мощного грузовика.

Когда отцу сообщили, он упал – нырнул за матерью в небытие. Обморок длился всего несколько секунд, небытие отвергло его, вытолкнув обратно, но безумный его порыв – в ту же минуту последовать за любимой – позволил ему там за что-то крепко уцепиться и выволочь на свет божий несколько маленьких смертей.

Первая касалась его тела. Отказали ноги. Он проклинал свое здоровое, никакими болезнями не подточенное тело, которое в такой ужасный момент, когда ее сердце остановилось навсегда, даже протестовать толком не сумело: умерло лишь наполовину. Тело предало его, стало обузой.

Доктора говорили «нехарактерно», «стационарное обследование», «неврологическая природа». Но слова докторов, посещавших отца в эти самые тяжелые первые дни, проплывали мимо и разбивались о мамин портрет на стене. Она смотрела оттуда на докторов лукаво улыбаясь. А на отца – не смотрела… То ли фотограф попался не опытный, то ли что-то отвлекло ее в тот самый момент, когда полыхнула вспышка, но с какой стороны теперь не смотри на портрет, взгляд всегда был – мимо: убегающий, неуловимый. Тайная символика фотографии привлекала внимание отца куда больше советов докторов. В глубине души он надеялся на скорую встречу.

Вторая смерть касалась его души. Умерли все его желания. Целый месяц он даже с сыном не разговаривал. Лежал и смотрел в потолок, не понимая, какой смысл жить дальше…

Третья смерть… Если для отца гибель матери означала полную потерю смысла жизни, то для сына – ведь сыновья всегда переживают своих матерей, так заведено – только потрясением. В его жизни тогда уже был свой смысл – Марина. И заявление вот уже неделю лежало в Загсе, и путевки на Кипр, куда собирались сразу же после отпечатывания события в паспортах – куплены.

Они с Мариной так и не поженились. Костя сидел у постели отца, который целую неделю ничего не ел, молчал и смотрел в потолок. О дате регистрации брака он даже не вспомнил. До того ли ему было?

Разделить свое горе с Мариной он не мог. Они даже неприятностями не делились, а уж горем… Он не сумел сказать ей ничего вразумительного, она не сумела ни о чем спросить. Пожала руку, поникла, ушла. В комнате, где лежал отец, Марина была неуместна.

Когда горе, наконец, притупилось, Костя задумался о будущем. Первое, что следовало сделать – уйти из университета и плюнуть на докторскую. В двух кварталах от дома он видел вывеску «Психологическая консультация». Дай Бог, чтобы у них оказалась свободная вакансия. Работать он сможет лишь по несколько часов в день. Отца нельзя оставлять одного надолго. Дальше, нужно было купить гору крайне необходимых теперь вещей. Для начала хотя бы – кулинарную книгу. В первые же дни у плиты ему открылась истина, что для приготовления еды одних магических заклинаний не достаточно. Среди хлопот он успевал лишь изредка позвонить Марине. Пару раз они выпили кофе у него на кухне. И – все.

Через год, в первую годовщину смерти матери, Костя купил бутылку водки. Они выпили с отцом по стопке, посидели молча. А когда отец уснул, Костя ушел на кухню. Он впервые попытался реально оценить свое положение. Он не может жениться. Он не может привести Марину сюда, к больному отцу. Не может обречь ее на роль его сменной сиделки. Он не может объяснить ей, почему нельзя нанять медсестру, чтобы присматривала за отцом, а самим жить у нее, отдельно. Будущего у него нет, надежды его умерли и он ничего не может с этим поделать. Костя достал стакан и к рассвету выпил почти всю бутылку. Утром болела голова, но боль эта не шла ни в какое сравнение с другой болью…

Он не знал, как сказать Марине… Впрочем, она ни о чем не спрашивала. Она отдалялась постепенно, словно боясь причинить ему лишнее беспокойство. «Сейчас она могла бы быть моей женой, – думал он, глядя ей в след после коротенькой и пустой встречи. – Как бы это было?» Но тот другой мир, который недавно ждал его, распахнув свои объятия, теперь отвернулся, захлопнулся, не желая выдавать тайну своего счастливого бытия, оставляя его бедное разбитое сердце в полном неведении.

Вчера со дня смерти матери исполнилось два года. Он снова купил водки и снова допивал бутылку на кухне. Только на этот раз не терзался сомнениями. Теперь в жизни была полная определенность и никаких надежд. Да, он не позвал Марину, когда у него случилось горе. Но ведь и сама она не пришла. К чему лукавить? Кто бы ее выгнал, если бы захотела? А значит… Он пил тупо, быстро вливая в себя за стаканом стакан, вылил остатки в раковину и лег спать. И надо же такому случиться, чтобы на следующий день отцу стало плохо! Костя чувствовал себя омерзительно…

***

После ухода врача, Костя занервничал. Фельдшер – это, конечно, прекрасно. Но ведь отец ни за что не подпустит его к себе.

В дверь позвонили. Вот олух, выругал фельдшера Костя. Дверь открыта, а он названивает! И резко распахнул дверь…

На пороге, опустив голову, стояла девушка в зеленом халате и накинутом на плечи плаще.

– Здравствуйте, – сказала она, проходя мимо изумленного Кости, которому совсем не пришло в голову, что если слово фельдшер – мужского рода, то это вовсе не означает, что он непременно мужчина. – Где можно помыть руки?

И не успел Костя ответить, как она сама нашла ванную, и скрылась за дверью.

– Костя, кто там? – недовольно крикнул отец. – Опять врачи?

– Нет, папа, это ко мне! – ответил Костя из коридора и юркнул за девушкой в ванную, надеясь договориться о дальнейших совместных действиях.

Два метра ванной не оставляли места для маневров. А потому девушка, обернувшись, ткнулась Константину в грудь, отступила на полшага – дальше было некуда, и вскинула голову.

Лицо ее было мокрым, вероятно, только что умылась, и слегка покрасневшим – очень похоже, что от слез. Костя как-то вдруг позабыл, что ему нужно. Стоял и молчал.

Пауза затягивалась и Лариса насторожилась:

– В чем дело?

Костя приложил палец к губам, и потянул ее за руку на кухню.

– Папе нельзя говорить, что вы врач. Иначе он вас не пустит.

Он приготовился к возражениям, но Лариса кивнула:

– Я в курсе. Тамара Петровна вкратце обрисовала ситуацию. Но, может быть, я попробую сначала убедить его?

– Это бесполезно. Но, кажется, я придумал… Если позволите, конечно. Я бы сказал ему, – Костя невольно улыбнулся, но тут из комнаты раздался голос отца, – я на минутку, стойте здесь и не двигайтесь.

– Послушай, – возмущался отец – оставь эту самодеятельность! Никаких врачей. Я же ясно выразил…

Но, присмотревшись к сыну, он вдруг усмехнулся:

– Что это с тобой такое? – и уже удивленно спросил: – Кто там?

– Девушка…

– Что за девушка? – отец проявил несвойственное ему в последнее время любопытство.

– Моя девушка.

– Марина?

– Тс, – Костя многозначительно поднял вверх палец. – Не совсем.

Отец хмыкнул.

– Интересно, как это? Наполовину Марина, наполовину нет, что ли?

Костя молчал, опустив глаза, и лихорадочно соображал, что и как отцу преподнести.

– Папа, – сказал он наконец. – Я не собирался говорить тебе этого сегодня, когда ты себя так плохо чувствуешь…

– Мне уже лучше, – быстро вставил отец. – Так что соберись.

– Ну, у меня появилась девушка. Ты ее не знаешь. Вот я и подумал, что неплохо бы тебе с ней познакомиться. Хотели сегодня… Вот она и пришла…

– Погоди, погоди. С каких это пор ты стал знакомить меня со своими девушками? – спросил отец и осекся. – У тебя… э… намерения что ли какие?

Костя не очень уверенно кивнул. Отец задумался.

– Раз так, надо бы познакомиться, – сказал он. – Хотя вряд ли она придет в восторг от лицезрения моей персоны.

– Только маленькая загвоздка, – предупредил Костя. – Она работает на скорой помощи.

Взгляд отца стал подозрительным.

– Это ловушка?

– Пап, я же сказал: мы с ней договорились давно. У нее выходные редко. Кто знал, что именно сегодня так все сложится? Просто – совпадение!