Крылья

Когда-нибудь я расправлю свои крылья. Которые прятала от людей. Да и от себя.

Когда их пригреет застенчивое весеннее солнце – каждое мокрое и слипшееся перышко получит свою долю долгожданного тепла и света. Крылья станут легкими и невероятно работоспособными. Полезными для меня и для целой Вселенной. Наверняка. Я подойду к окошку, подниму левое крыло, с любовью огляжу каждый дюйм недооценённой части меня. Подниму правое крыло, еще чуть скованное долгой обездвиженностью. Суставы похрустывают – давно не тренировались. Медленно разведу крылья в стороны, оценивая размах и потенциал. Торопиться не буду, я теперь все успею. Улыбнусь солнцу. Улыбнусь крыльям. Я готова.

И взлечу. Навстречу ветру. Навстречу миру. Навстречу своей крылатой судьбе. Чуток пафоса в такие минуты не помешает. Не смейтесь.

Я буду парить над Землей, наслаждаясь своим дивным пробуждением от затянувшейся зимней комы.

Все, что не приносило ни радости, ни восторга, ни ясности, предстанет в новом удивительном свете. Зло обернется в пыль. Добро возьмет метлу побольше. Я увижу новый мир. Мир, который больше свет, чем несусвет.

Люди, спешащие по своим делам, расправят хотя бы плечи, если не крылья. В городской суете, вечном кризисе духа и созидательного разума будут извиняться, задевая плечами прохожих. Найдут возможность улыбнуться простецким житейским радостям, например, правильному кофе в правильной компании. Представьте, в обиход войдет выражение «хорошая новость». Все снимут черные зимние куртки и пальто, облачатся в светлое. Пусть и прошлогоднее, или даже позапрошлогоднее. Плевать. Когда у тебя есть крылья, можно вообще не думать об одежде. А голой летать еще легче.

Столько всего важного я смогу сделать. К цене на бензин я тоже буду равнодушна. У меня же будут крылья. Осталось только немного подождать.

Крылатая, окрыленная, парящая, летучая, летающая, летящая.

Волю бы в кулак… и дождаться старта. Не спать, не спать. Не киснуть, не хандрить, не ныть. Не смотреть из окна вниз. Только вверх, только в небо.

Я вдохну этот сильный и отчаянно смелый воздух весны и полечу.

Крылья помогут мне переделать все накопившиеся за время спячки дела.

Я всем позвоню. Со всеми встречусь. Навещу или к себе позову на торт. Почему бы и нет? Ну и что, что раньше не умела. Я найду время для каждого, кому я нужна и кто нужен мне. Кто делает мой мир живым и искренним.

Схожу в кино. И обязательно в театр. Два раза. Уже смотрю афиши.

Допишу рассказ. Прошлогодний. С новым поворотом сюжета.

Пойду на спорт. Суставы будут рады. Не просто пойду, буду жить спортом. Я все успею, крылья-то на что?

Перекрашусь в блондинку и наклею ресницы. Зачем? Просто так.

«Хлопай ресницами и взлетай.». Скорость полета, наверное, увеличится.

Я столько смогу и сумею, что сейчас даже всего не перечислить. И платье новое. Красное. Почему красное? А почему бы и нет?

Дождаться хотя бы первого марта. Никто не гарантирует, что по факту придет весна, но душа и конечности уж точно оттают.

А пока холодно.

Я сижу на диване, укрытая старым теплым пледом. Не то что летать – лень подняться за пультом от телевизора. В серых шерстяных носках, с восьмой чашкой чая, синим носом и искрящимися от ожидания чуда глазами.

Дорогая

Что же я тебя, подруга, так ненавижу?

Нет, я, конечно, бесконечноискреннеулыбаюсь, поднимаю часто-часто бокал (шампанскоехорошее, это правда), пью за твое, Светка, здоровье нервными жадными глотками, за жениха твоего принцеподобного. Даже крикнула «горько» три раза после пятого тоста новоиспеченной тещи. Ты мне подмигнула так нежно, по-дружески, заговорщически, усаживая рядом с неженатым гостем, очевидным дебилом в черном костюме и бежевых туфлях. Спасибо, дорогая!

Кстати, ненавижу это слово «дорогая», цепкий вирус-паразит. Сама часто произношу его и ненавижу. Когда я настоящая, нежеманная, что, надеюсь, со мной случается, я просто обращаюсь по имени. Уж лучше уменьшительно-ласкательные суффиксы. А то «дорогая»! Уже примешивается просьба об услуге, легкое высокомерие, снисхождение, оправдание, осуждение, кто на что способен. А может быть, просто сегодня за этим настоящим столом настолько остро чувствую притворство, что даже обычные нежные обращения подруг кажутся мне фальшивыми. Но «дорогая»… Апогей ненависти, приправленный светским этикетом.

Вы не замечали, что женщины делятся на касты? Как правило, те, кто родом из совка. Те, кто хотя бы успели побывать октябрятами. Характеристики каст четко прописаны, границы обозначены. Женщина из одной касты уже никогда не сможет искренне улыбнуться той, что еще не достигла её вершины, а тем более той, что опередила её.

Замужество, дети, квартира, шуба, бриллианты, бизнес, дом. Добавьте, если что-то пропустила. Те, у кого нет ничего из вышеперечисленного, сидят за столом на свадьбах в лучшем случае с бабушками, в худшем – с обладателями бежевых ботинок на босу ногу. Хотя босые ноги вроде тренд. Значит, я не в теме.

И неважно, что замужем я была. И бриллианты, и шубу мне муж купил. Только теперь отдавать не хочет. Следующей, небось, передарит. У него мы все одного размера – XS… Ладно, сейчас не о нем.

Женское тайное общество отправило меня на нулевой уровень успеха. Теперь я могу наслаждаться честной дружбой только с теми, кто там же. Все остальное – fake. У меня есть только малюсенькое преимущество перед теми, кому тридцать пять, а замужем не были.

Если бы у меня был адвокат, он бы произнес яркую, наполненную эпитетами речь, о том, что в современном мире у женщины новые возможности, новые роли, новый смысл жизни. О том, что у нас есть право выбора, закрепленное конституцией. О том, что счастье я могу находить в совершенно другом, за пределами установленных кастами рамок. Мне даже не возбраняется посвятить жизнь, например, искусству или любимой работе. О том, что я могу приносить пользу обществу, не только угождая нелюбимому мужу и рожая ему несчастливых детей.

Но прокурор сказал бы: «Признать виновной!»

И неважно, что невесте тридцать шесть, а я первый раз вышла в семнадцать. Все! Закончилось мое время! «Дорогая, знакомься, это Ваня», – в сторону хихикнуть, а мне подмигнуть не забыть. Жена ж теперь, официальная, отож!

Ненавижу!

Еще одна наша подруга детства. С мужем своим. Сел напротив. Никита не в курсе этих женских каст, поэтому обрадовался, увидев меня, начал расспрашивать о том, о сём. Марина поменялась через пять минут с ним местами, чтобы «поближе ко вкусненькому». На самом деле, чтобы не пялился на мою разведенную грудь. Мы очень дружили, и в детстве, и в институте, и еще пару лет. В один год поженились. Часто путешествовали вместе. Мне так с ней было легко и весело. Я помню много умилительных сценок своей жизни, где в ролях две счастливые пары, искренние и открытые. Одним воздухом дышали. Пока я в прошлом году не развелась.

Теперь я ненавижу её, а она мое декольте.

– Горько! Горько!

И не уйдешь никак, потом вообще заклюют. Еще даже первого танца молодоженов не было. Ничего, что молодожены уже пять лет танцуют? Чаще всего ведет невеста. Ну и затанцевала под венец, наконец.

Я тоже хороша. Злая. Завидущая. Возмущаюсь, а внутри сидит твердая генетически укорененная кастовая принадлежность.

– Дорогая, а ты когда замуж? – широкая искренняя улыбка на десять секунд в ожидании заготовленного ответа и на миг оголенной тоски.

Это я четвертой нашей подруге. У нее-то и женихов никогда не было. Анюта вообще мужчин боится. Ну или они её. Подло. А что еще спрашивать на свадьбе? По женской логике, абсолютно обоснованный вопрос. Женской кастовой логике. И жалко мне её. Но немного отомстить хочется. За себя.

Кто сегодня собрал все медали – так это Анжела. Даже невесту перещеголяла. В ушах по карату, на руках – полугодовалый наследник. В первом тосте пожелала сына, во втором – дочку. И контрольный в голову – не останавливаться на достигнутом. Знает подружка, что они детей хотят уже три года, расписаться решили в надежде на то, что после этого чудо произойдет. Могла бы и дома отпрыска оставить. С бабушкой. Зинаида Степановна с удовольствием бы понянчилась. Да как же можно основные правила женской дружбы нарушать?

Вот так и дружим.

Все про всех знаем. И плохое, и хорошее. О плохом часто спрашиваем друг друга, случайно, мимоходом, из лучших побуждений, как будто частота вопросов повлияет на ситуацию. Хорошее мимо ушей пропускаем.

Свое плохое преподносим с виртуозным лингвистическим гарниром в виде напускного равнодушия, сдобренного густым соусом лжи. На вид – оливье с большим количеством вкусного майонеза. А колбаска-то позавчерашняя. О хорошем молчим. Чтоб не сглазили добрые глаза подруги детства.

А говорят, ее, женской, не бывает! Какие поцелуи! Какие объятия! Аня плачет, произнося тост невесте. Сдается мне, искренне рада за подругу. Она вообще среди нас самая искренняя, чуть-чуть «не от мира сего». Потом назовут это слезами зависти. А может, это и так? Разве до конца поймешь? Я в себе не могу докопаться до самой сути, а в подруге…

А как счастливы мы были в детстве впятером. У каждой было аж четыре подруженьки. И в огонь, и в воду, и первую сигарету на всех. Мы могли смеяться часами над детскими анекдотами, над бредовыми шутками, над самими собой. И не обижались друг на друга, и не притворялись…

Пока не… Я не знаю точно, когда это началось. Может, с появлением вторичных половых признаков, может, чуть позже. Я знаю одно, что как раньше, уже не будет никогда.

Зачем мне девичники, на которые одна приходит с мужем, а вторая – с грудничком? Признаюсь, парочку я все-таки посетила в попытке притянуть за уши былое единение грешных женских душ. Зачем мне заполнять паузы новыми рецептами блюд, когда нельзя искренне спросить, почему ты до сих пор, дорогая, живешь с мужем-бл… ю, а ты жрешь шестое пирожное, весь вечер говоря о диете и спорте. Как мы можем весело напиться с подругой, если я знаю, что она вчера ходила на свидание. Но молчит, боится, чтобы не сглазили. А я собираюсь впервые в жизни в Европу и тоже молчу. То ли боюсь, то ли из вредности. Но меня же распирает поделиться. С теми, кого я еще помню, кого любила, кто меня любил. И посмеяться от души. С самоиронией. Со слезами. С последующим утренним жутким похмельем. И снова посмеяться.

О сексе нельзя – Анжела не любит (уж не знаю, то ли говорить, то ли делать). О деньгах не нужно, Марину уволили. О детях не стоит, не у всех есть, о родителях – такая же ситуация, о мечтах – слишком серьезно, о мировом кризисе – банально. О книгах – не всем интересно, о тряпках – всем интересно, но не все могут себе позволить. О мужьях – я и Аня выпадаем, о любовниках – выпадает Аня и две замужние.

Интересно, о чем говорят мужчины на мальчишниках?

Наконец-то идут танцевать молодожены. Ем горячие закуски во время вальса и вальсирую домой! А то уже вижу радостно-пакостные глаза мамы невесты, устремившиеся на меня: «Детка, как я рада тебя видеть… Я знаю, что ты развелась… Боже-боже… Годы идут… Не зевай.. Тебе родить еще надо… Зачем вообще разводилась… Ой-ей-ей…» Если перебор подруги еще можно остановить легким хамством, старший батальон женского тайного общества – непобедим. Лучше сдаться с кислой улыбкой и уползти с поля боя, поджав вялый хвост.

Уползаю. Ненавижу всех и ползу домой. Пока сама вру, завидую и злюсь, я ползу. Может, надоест. Может, когда-нибудь пройду все кастовые уровни и расслаблюсь. А может, просто расслаблюсь. Хотелось бы…