– Ага, он сам не ожидал. Клинк с Нойком поймали по крокозяблу. Мне тоже повезло. Правда, пришлось побегать… А Трепл Топу ногу прострелил…

– Дракон его задери! Говорил ведь… Сильно поранил?

– Нет, ничего. Обойдется. Топу, правда, злой, как мордоворот весной, все грозился Трепла прибить… так тот теперь в сарае отсиживается, боится.

– Правильно делает. Куда зверье-то дели?

– Да там же в сарае и сложили. Они все еще сутки будут спать, если не больше.

– Ладно, можно считать – охота удалась. Надо это отметить.

Довольный Руфус часто-часто закивал головой.

– Конечно! Там уже все готово, тебя только ждем. Давай заходи. Только… знаешь что… ты бы с Топу поговорил, а? Ну, чтобы он на Трепла не очень… А?

– Ох, Руфус, миротворец!.. Ладно уж, поговорю, зови своего Трепла. Не век же ему в сарае сидеть…

И Камбр шагнул на крыльцо.

Глава 5. Как Камбр с приятелями отмечал удачную охоту.

Что и говорить, Топу постарался на славу. Посреди сторожки стоял огромный стол, уставленный всевозможными яствами, – всем, чем славилась кухня «Крылатого тупла» и от чего даже у сытого дурканина разгорелись бы глаза и потекли слюнки, а уж у голодного, каковыми были наши охотники, и подавно.

В центре стола на громадном блюде покоился великолепный копченый друбл. Всех оттенков шоколадного цвета, посыпанный мелконарезанным синим блистиком, украшенный кружочками розового стука, он был шедевром кулинарного искусства и только что не просился сам в рот. Между прочим, не думайте, что это так легко – закоптить друбла, да чтобы его еще при этом можно было есть. Зеленый друбл – рыба невероятно капризная, нежная, чуть недоглядишь, он уже и одеревенел. А деревянный, сами понимаете, ну кому он нужен… Однако этот был поистине шедевром.

Рядом на тарелочках аппетитно расположились кусочки фигурно нарезанной стаккской колбасы, сиреневые сполки, украшенные ярко-оранжевыми веточками смайкла и липсы, дрожали в перламутровых раковинах, по краям стола слева и справа высились горки свежайших брякликов, в серебряных блюдах ждали своего часа закрученные спиралью флякусы, в прозрачной вазе покоились маринованные ключики, рядом, впритирку, стояло блюдо с копченым хлюпсом, нарезанным до того тонко, что сквозь него можно было смотреть, как сквозь стекло.

Это, кстати, большое искусство – нарезать хлюпс так тонко. И заметьте, чем тоньше ломтик хлюпса, тем он вкуснее. Толстый кусок вообще в рот взять невозможно – противно. Зато тончайшие ломтики приобретают изысканнейший аромат и вкус. В знаменитой на всю Силизенду Мискской академии поварского искусства существует даже курс «Нарезание хлюпса тупым ножом в походных условиях», и без десятки по этому курсу нечего даже думать о приличном дипломе и престижном месте.

Помимо всего перечисленного, на столе еще в совершенно невообразимом количестве стояли блюда с жареными на вертеле плюшками и вертушками, рагу из спичек, мисочки со строганиной и запеченным мясом клюкла и, конечно же, во множестве деревянные плошечки с сыром. Ни одно застолье в Дурмунурзаде, Тамаизе, да что там, во всей Шаре не обходится без сыра. Если на столе нет сыра – это не праздник. А посему всевозможные сыры украшали наш стол. Был тут и мабрский соленый сыр, от одного взгляда на который уже хотелось пить, и отфирский острый, посыпанный сверху пряным гором и жгучей сизой чицей, и мягкий, нежный, тающий во рту соллский, пушистый от серой плесени Бриггс и коллекционный Аттмар с прожилками зеленой плесени, горький с запахом серы «Смерть Дракону» и даже совершенно невероятная на вкус, пахнущая цветущим миндалем, редчайшая в этих краях «Слеза богини».

Фрукты, все, что можно вырастить в теплицах Тамаизы, и все, что привозят в это время года из жарких Сайды, Ллова или Дрармны наполняли громадные вазы. В маленьких хрустальных вазончиках скромно прятались за своими экзотическими соседями местные деликатесы: маринованные сливы забвения и виноград счастья. Ломтики меднокаменной груши украшали бокалы с коктейлями, на дне которых таинственно и заманчиво светились прозрачные рубины паутинчатой вишни.

А напитки? Ну конечно же, хрустальные, аметистовые, изумрудные графины, графинчики и графинюшечки с любимыми напитками наших героев были тут в изобилии. И обещанная Топу коллекционная пружинная водка, и «Серебряный трубач», по вкусу отдаленно напоминающий хороший арманьяк, и «Старый магистр» – помесь джина с бренди с добавлением кукурузного виски, и «Рог крокозябла» (что-то среднее между рисовой водкой и коньяком, пить только горячим) в термосах, и отличные десертные «Палли», «Моро» и «Звездный мальчик», коктейли всех мастей, начиная с «Милашки Сью» и кончая убойным «Шизнутым кроликом», и великолепный «Мистер Хайд» десятилетней выдержки, один запах которого способен свалить замертво, и огнедышащий «Золотой дракон»… Что, недостаточно? Да этого количества напитков хватило бы, чтобы мертвецки напоить роту бравых шарских гвардейцев, не то что семерых охотников. Хотя, надо, конечно, признать: способности у наших героев по части еды и питья весьма выдающиеся…

Слева в углу, скромный и незаметный, притаился до поры маленький столик, заставленный упаковками с «Доктором Джекиллом», долженствующим приводить в чувство упившихся до состояния полной невменяемости охотников или спасать их на следующее утро от болезни, знакомой во всех уголках вселенной, где водится разумная жизнь, и которую многие двуногие считают хуже смерти, проще сказать – от похмелья.

Таков был этот стол, торжественный, шикарный и одновременно скромный и непритязательный, долженствующий поставить точку в нынешней охоте, еще более порадовать удачливых и помочь запить и заесть свое горе неудачникам, стол, в обустройство которого Топу вложил все свое умение и вокруг которого сейчас в ожидании ходили кругами голодные охотники.

Войдя в сторожку, Камбр был встречен радостными воплями.

– Юп-юп, предводителю, – провозгласил мэр. Остальные весело подхватили: «Юп-юп! Юп-юп! Юп-юп!» Камбр смутился и растрогался одновременно.

– Да что вы!.. – бормотал он, попадая из одних объятий в другие. – Да зачем это…

Потом он увидел стол. Сердце его забилось чаще, усталость и горечь сами собой улетучились куда-то в предвкушении приятной ночи. Однако он помнил о Трепле и огляделся в поисках Топу.

– Камбр, мы ждем только тебя. Скорей переодевайся, очень есть хочется, – затормошил его Клинк. Камбр рассеянно кивнул.

– А где Топу?

– На кухне. Что-то там дорезает, не знаю уж что.

– Как он?

– Нормально. Ногу перевязали, ввели антидот, обезболивающие. У Тронкла оказался клей, так рану заклеили. Завтра он о ней и не вспомнит. Классная это вообще штука – клей…

– Ага… А как он, на Трепла сильно злится?

– Ну, не знаю… Сначала-то вообще убить хотел, а сейчас вроде ничего, отошел.

– Ладно, – Камбр скинул комбинезон и прошел в маленькую кухоньку, где все еще колдовал Топу.

– О, явился, – заулыбался Топу. – Очень хорошо, а то все есть хотят, тебя дожидаются. Ну как дела-то, удачно?

Камбр махнул рукой:

– Полный провал, только вымотался.

– Ничего, – Топу сочувственно поцокал языком, – бывает. А меня вон Трепл подстрелил. Тоже, знаешь ли…

– Представляю, – вздохнул Камбр. – Очень было больно?

– Ну не то чтобы, но обидно, аж жуть. И главное, только я прицелился хорошо, ну, думаю, этот мой будет, только я… как вдруг!.. Ну я прям не знаю! Этот Трепл! Хуже балбеса, ей-ей!..

– Ладно уж, Топу… ты на него не сердись очень-то… Он сейчас в сарае мерзнет, боится… Все ведь обошлось… А? Пусть уж он придет? Руфус за ним присмотрит…

– Присмотрит… этот Трепл, за ним глаз да глаз… он того гляди всех тут перебьет, диверсант.

– Топу, он же голодный… и замерз там в сарае. А если звери проснутся? Серебрянка, хоть и связанная, все же серебрянка… И потом, ты ведь знаешь Трепла. Его лучше одного не оставлять. Не будет же Руфус с ним всю ночь сидеть.

– Голодный… холодный… и серебрянка… Ладно уж, пусть идет, а то и вправду… – и Топу махнул рукой.

Обрадованный Камбр выскочил на крыльцо.

– Эй, где вы там? Выходите! Убивать не будут, я все уладил.

– Ну наконец-то, – из-под крыльца вынырнул Руфус, таща за собой упирающегося Трепла. – Я думал, ты там уснул.

– Ты что, разве уснешь, такой стол… Быстрей заходите, холодно же. Трепл, сядешь возле Руфуса. И смотри мне, без фокусов. Я тебя больше спасать не собираюсь. Так всю ночь в сарае и проведешь. Понял?

– Понял-понял, – кивнул Трепл, собирая снег с перил и накладывая этот холодный компресс на восхитительный темно-лиловый синяк под глазом. – Ты, Камбр, не беспокойся, все будет динь-динь. Уж я-то не подведу, уж я-то ни-ни… Я даже думаю…

– Вот это меня и беспокоит, – пробормотал Камбр, и вся троица ввалилась в комнату.

– Ну наконец-то. Теперь можно и к столу. Рассаживайтесь, рассаживайтесь, – выскочил Топу из кухни, снимая на ходу фартук и стараясь не смотреть на Трепла. – Или кому-то нужно особое приглашение?

Сторонников соблюдения этикета не нашлось. Все быстренько расселись за обширным манящим, источающим сладчайшие ароматы столом. Топу и Чоли Тронкл принялись откупоривать и разливать напитки. Остальные взялись за закуски.

Камбр, потерев руки и поцокав восхищенно языком, быстренько соорудил на тарелке чудненький винегрет из куска свернутого спиралью флякуса, пары кусочков колбасы (он выбрал треугольник и полумесяц), ложки ключиков, двух зажаренных до хруста плюшек и горстки строганины. Все это он украсил ломтиками хлюпса вперемешку с отфирским и мабрским сырами, а сверху водрузил кусок копченого друбла. Жалко, места на тарелке не осталось, а то он бы еще чего-нибудь положил. Руфус, не любитель мешанины в тарелке, посчитав, что еды много, а ночь длинна и уж попробовать-то он наверняка все успеет, ограничился флякусом. Треплу приглянулись ключики. Клинк, мэр и Топу отдали предпочтение рагу, а Нойк – фруктам. О напитках долго не размышляли. В Тамаизе начинать принято с пружинной водки, а уж потом пьют кому что нравится.

Итак, мэр провозгласил первый тост «За удачную охоту», все выпили, и вечеринка покатилась.

– А хороши бряклики, – после некоторой паузы заметил Руфус. Все дружно подтвердили «хороши», и Топу зарделся от удовольствия. Брякликов он отбирал сам и как истинный художник терзался сомнениями.

– Ну что ж, – поблескивая глазами и сияя от заслуженных похвал, Топу оглядел стол, – как говорил мой славный прадедушка Якель, между первой и второй перерывчик небольшой.

– Давайте, – поддержал его мэр. – Кому что налить?

– «Мистера Хайда», – потребовали в один голос все, кроме Нойка. Тот еще не пришел в себя после пружинной водки: бессмысленно глядя в пространство и подпрыгивая на стуле, он методично запихивал в рот дольки синов и, похоже, проглатывал их даже не жуя. Клинк внимательно поглядел на Нойка и предложил дать ему в качестве противоядия «Доктора Джекилла».

– Он ведь из Сайды, – оправдывая гостя, пояснял Клинк. – У них там пружинную водку не пьют. Непривычный он. Надо бы его полечить, а то кто знает, как она на него подействует. Вдруг бузить начнет, хуже Трепла.

– А что я-то? – встрял возмущенный Трепл. – Чуть что сразу я! Если я один раз в «Крылатом тупле» зеркало разбил, то вовсе не значит…

Топу нехорошо посмотрел на Трепла, и Руфус, уловив этот взгляд, сразу засуетился, дернул Трепла за руку и прошипел:

– Сиди, помалкивай.

И сразу завопил, стараясь переключить внимание Топу и перекричать остальных:

– Конечно, надо его полечить. Камбр открой скорей бутылочку «Джекилла», сидишь, будто тебя и не касается.

– Ем я, чео прифтал, – огрызнулся с набитым ртом Камбр, но бутылку открыл и, налив зеленоватый пенящийся напиток в бокал, передал его Клинку.

Тот осторожно влил содержимое бокала в Нойка. Гость из Сайды перестал подпрыгивать, огляделся и хрипло произнес:

– Где я?

– Ну вот, все и в порядке, – удовлетворенно заметил мэр, разливая всем напитки. – Слабак ты, Нойк, против нашей пружинной водки. Этак «Мистер Хайд» тебя совсем доконает. Он ведь покрепче будет. Налью-ка я тебе «Звездного мальчика».

– Точно, – заметил Камбр, посасывая ключик, – налей, а мне – «Шизнутого кролика». Люблю я эту мерзость.

– Второй тост пьем за дружбу, – предложил Руфус, поглядывая на Топу.

Топу поморщился, но тост принял, и все, радостно галдя, выпили за дружбу. Потом еще пили за крокозяблов, серебрянку, Трепл было предложил пить за каждую серебрянкину лапу (у нее их шесть), но решили, что это уже чересчур. Пили за мэра, мэрию, Шару, Сайду и дружбу между народами и еще бог знает за что. Говорили уже все вперемешку, кто о чем, мало слушая друг друга…

–…Вот ты представляешь Руфи, я то-о-олько лук натянул, и… ветер, как назло. А этот большой-то, по всему видно вожак, он их, похоже, пас. А?..

– …А в Сайде готовят рагу из спичек?

– Да, только кладут туда побольше стуку и много-много чицы, но не сизой, как у вас, а розовой.

– Интересно…

– …Господин Тронкл, удалось так лихо подстрелить серебрянку? Жаль, что меня там не было, какое бы фото могло получиться…

– Ну что вы, господин Трампель (господин Трампель – это Трепл, если кто-то не в курсе), ничего особенного, уверяю вас. Она попыталась прыгнуть на меня с дерева, по счастью господин Дринкл оказался рядом и предупредил. Положить вам кусочек друбла?

– Благодарю вас…

– …Камбр, что у тебя нового? Я тут видел на днях Берри Струпника, но он ничего толком не сказал. Что-нибудь пишешь?

– Да ерунда, так…

– …Говорят, Тарика Зой приезжает?

– Куда? К нам?!

– Я точно не знаю, вроде, у нее гастроли. Барьи, Тамаиза, Саламар, Яка, ну и так далее. К нам заедет.

– Да что ей делать в нашей дыре. Она, небось, в Тамаре один концерт даст и все.

– Ну не знаю, за что купил…

– …А не выпить ли нам еще по одной…

– …совсем дурной…

– …налей ему, налей, а то…

– …ну что ты, Треплик, не плачь, давай выпьем…

По мере того как напитков становилось меньше, речи становились все невнятнее и отрывистей. Охотники начали разбредаться по креслам. Нойк заснул прямо за столом, и его не стали тревожить. Последними (все вокруг уже спали) из-за стола вылезли весьма нагрузившиеся мэр Чоли Тронкл и Руфус. Они в обнимку доползли до свободных кресел, вытянувшись насколько это было возможно по стойке «смирно» торжественно исполнили гимн Шары и «Храни, Богиня, Тамаизу», после чего, рухнув в кресла, пожелали друг другу спокойной ночи и погасили свет. Руфус, правда, перед тем как окончательно отключиться, вспомнил, что не выкурил последнюю трубку, но сил встать уже не было. «Ладно, – подумал он, – завтра, уж завтра точно…», и погрузился в сон.

***

Камбр проснулся, когда на дворе еще было темно. Голова трещала кошмарно, перед глазами плыли круги, и вообще, казалось, будто кто-то взял его да и подвесил вверх ногами, хорошенько измолотив при этом. Мысли прыгали чекаляшками, ускользая от сознания едва успев возникнуть, багровые шары перед глазами плыли и лопались с тихим плеском, мешая сосредоточиться…

Он долго соображал, кто же это переставил всю мебель в комнате и зачем, потом вспомнил про ненавистную поэму, попытался подняться, но тело бурно запротестовало, и Камбр без сил рухнул обратно в кресло.

– Святой Ключник, – застонал он, хватаясь за голову, – зачем же я так надрался!..»

Ответа, однако, не последовало. Рядом раздавалось мирное сопение Топу, а с другого конца комнаты – богатырский храп Руфуса. Стеная и держа обеими руками голову, чтобы не оторвалась ненароком и не ускакала на край света (ищи-ка ее потом), Камбр вдруг вспомнил, что рядом, в двух шагах от его кресла стоят бутылки с «Доктором Джекиллом». Стараясь делать как можно меньше движений, он попытался дотянуться до спасительного снадобья.

С первого раза упражнение не получилось, вызвав лишь дополнительную порцию страданий. Вернувшись в исходное положение и слегка отдышавшись, Камбр мысленно вознес молитву святому Ключнику, покровителю пьяниц и чревоугодников, и попробовал снова.

На сей раз попытка увенчалась успехом, и Камбр завладел вожделеннй бутылочкой. Дрожащими руками он открыл ее и припал к узкому горлышку, как погибающий от жажды путник, внезапно нашедший оставленную для него провидением фляжку, полную воды.

Разумеется, «Доктор Джекилл» немедленно оказал свое целительное действие. Ощущение перевернутости вниз головой исчезло, красные круги рассеялись, а голова обрела столь необходимую ясность настолько, что Камбр вспомнил, где он, что с ним и даже почему…

Вдобавок он вспомнил о крокозяблах и серебрянке, оставленных в сарае, и решил пойти взглянуть на славную добычу. Да и организм его настоятельно требовал свежего воздуха.

Быстро, насколько это было возможно в его состоянии, одевшись и стараясь не шуметь и не будить остальных, Камбр выскочил во двор.

Белые пушистые снежинки медленно кружились в воздухе, потихоньку покрывая землю, крыльцо, крышу сарая, обступившие сторожку скалки тяжелым пуховым одеялом. Ветер дремал, убаюканный снегом. Прекрасное аметистовое небо закуталось, как в шубу, в густые серо-черные облака, и не видно было сквозь них ни звезд, ни красавицы Оды. Оттого ночь казалась еще темнее и непрогляднее. Для Хайаны же облака вовсе будто и не существовали. Невидимые лучи ее пронизали все вокруг, заставляя падающие снежинки сверкать и переливаться. Снежно-белый ковер становился то фиолетовым, то бледно-зеленым, будто таинственные тени пробегали по небосклону, отражаясь в перине, укутавшей землю.

Камбр спустился с крыльца, оставляя на девственно-чистой поверхности четкие следы, и направился было к сараю, но организм его, вновь возжелавший самостоятельности, воспротивился, так что с крокозяблами пришлось повременить, а вместо этого посетить уютный чуланчик, пристроившийся рядом.

В чуланчике он пробыл некоторое, довольно продолжительное, время, оглашая округу различными трудноописуемыми звуками, которым, пожалуй, позавидовал бы даже бронтокрякл, случись ему прогуливаться неподалеку. Наконец, организм почувствовал себя вполне сносно и позволил своему хозяину покинуть сей уютный кабинетик, оснащенный, надо сказать, по последнему слову силизендской сантехники.

Уже совсем трезвый и вполне пришедший в себя Камбр вошел в сарай. Тишина и темнота, окружавшие его, стали почти осязаемыми. Он отыскал на стене выключатель, повернул его, при этом сарай озарился бледным дрожащим синеватым светом, называемым почему-то всеми дурканами дневным, и застыл как громом пораженный. В сарае, кроме тапок, беспорядочно сваленных в кучу, и большого ящика с инструментами, НИЧЕГО НЕ БЫЛО.

Минут пять Камбр тупо созерцал пустой сарай и обрывки веревок на полу, а затем вопя: «Караул!!! Ограбили!» – помчался в сторожку.

– Вставайте! Караул! Они сбежали! – кричал он, расталкивая сонных охотников, вливая в глотки «Джекилла» и поливая всех ледяной водичкой из ковша.

Проклятия посыпались на него отовсюду, но Камбр не унимался, и наконец ему удалось не только разбудить всех, но и привести в чувство, а как только смысл его воплей дошел до охотников, остатки похмелья сняло как рукой.

Полуодетые они вывалились из сторожки и, толкаясь, скользя и падая в свежий пушистый снег, понеслись к сараю в надежде, что это всего лишь глупый розыгрыш или Камбру спьяну что-то привиделось.

Увы! В сарае действительно никого не было. Добыча ускользнула, оставив лишь разорванные в клочья веревки, а снег, что шел всю ночь, засыпал все следы.

Уныло и бестолково толклись они в сарае потерянные и опустошенные. Клинк даже опустился на корточки и погладил то место, где прошлым вечером лежал его крокозябл, как будто это могло вернуть добычу. Руфус со злости пнул кучу тапок, они с грохотом разлетелись по всему сараю, и тут мэр сказал, показывая на стену,

– Посмотрите-ка сюда, господа, что это?

На стене чем-то острым (гвоздем… или когтем?) с ужасными грамматическими ошибками было нацарапано:

«Прявет ат краказяблав!