Камбр решил, что Нойк вполне симпатичный парень, несколько смугловатый, даже, скорее, черный, но в Сайде, говорят, все такие. Круглыми глазами он напоминал Клинка, а тонкий крючковатый нос придавал ему сходство с трокласом, хищной птицей в здешних краях редкой и очень красивой. Пожалуй, слегка портил его рот. Большой с очень тонкими в ниточку губами он казался чем-то чужеродным. Одет был сайдист не в защитный комбинезон, как принято на Большой охоте, а в черные шаровары и куртку цвета раздавленного помидора, что, конечно, было совершенно невозможно. Руфус и Топу немного поострили по этому поводу, а Клинк сказал, что Нойк мог бы отпугивать своим видом крокозяблов и не давать им уйти за реку. На что Камбр вполне резонно заметил, что пугалом быть не так уж и интересно, а кроме того, место это уже занято.

– Кем это? – подозрительно посмотрев на Камбра, поинтересовался Руфус, но ответить тот не успел, так как к сторожке подъехал еще один скинтер, черный с серебряными молниями по бокам. Черная же с серебром кабинка приподнялась, и из скинтера выскочил шустрый, весь, как майский шест, увешанный фото– и прочей аппаратурой, Трепл, а за ним, с грацией мордоворота, неторопясь вылез Чоли Тронкл, мэр Дурмунурзада.

Чоли Тронкл – любимец мукезских дам, почетный член десятка благотворительных обществ и попечительских советов, меценат, гурман, знаток силизендской истории, богатый человек и просто мэр – несмотря на некоторую обрюзглость и намечающуюся лысину, был все еще очень хорош собой. В серебристо-черном комбинезоне и капюшоне из серебрянки он выглядел чрезвычайно эффектно. Трепл тут же начал фотографировать его со всех сторон.

– Господин мэр, пожалуйста, ручку на капот, – восклицал он фальцетом, – повернитесь, господин мэр. Ах, ах! Чудесно. Восхитительно! А теперь улыбнитесь, поправьте лук, нахмурьтесь…

Клинк поспешил навстречу мэру, волоча за собой Нойка, а Руфус потянул Камбра в сторожку.

– Пойдем-пойдем. Хватит мерзнуть.

Камбр помахал мэру рукой, состроил Треплу мерзкую рожу и только после этого дал себя увести.

В сторожке было тепло и несколько дымно. Топу вовсю уже хлопотал у стола. Мешки Камбра и Руфуса были свалены в общую кучу у стены в коридоре. Камбр повесил лук на первый попавшийся гвоздь, отыскал свой мешок и, порывшись, выудил оттуда бутылку хряполки.

– А?! Ну-ка, ну-ка… вот она, родная, – он поднял бутылку с розовато-перламутровой жидкостью к свету, затем водрузил ее стол и пихнул Топу локтем в бок. – Ну как? Первый сорт!..

– Да, ладно, – отмахнулся Топу, – сейчас кар-бас из ресторана придет, там чего только нет.

– Ну уж хряполки-то нет, – обиделся Камбр. – Где нынче приличную хряполку возьмешь?.. А эта, сам видишь, – жемчужина.

– Хряполки, может, и нет, – согласился Топу, – зато есть пружинная водка. Высший сорт. 30 клеточек и с добавлением тертого корня стеклянной березы. Это тебе как?!

– Это лучше под занавес, удачную охоту отметить, – встрял Руфус.

– Отметим-отметим. До конца охоты еще дожить надо. А пока хряполки хряпнем, брякликом занюхаем – хорошо…

– Эй, ребята, – послышался голос Клинка, – тут машина с продуктами прибыла. Мы как, разгружать будем или назад отправим?

Все высыпали из сторожки. Руфус побежал загонять скинтеры в сарай. Остальные выстроились на разгрузку. Пока трудились в поте лица, Трепл прыгал вокруг, фотографируя мэра за работой и указывая каждому, что делать да как стоять. И до того он всем надоел, что, когда Камбр, совсем нечаянно, уронил его головой в сугроб, никто этого будто и не заметил.

Из сугроба Треплу удалось выбраться только к концу разгрузки. Сердобольный Руфус подоспел и помог, а то он до сих пор бы там барахтался. Кар-бас уехал, и все пошли, наконец, в сторожку греться и пить чай.

Это только так говорится «пить чай». На самом деле стол был накрыт по-королевски. Нет, чай там тоже присутствовал, но как-то терялся в многообразии яств. Голодная и замерзшая компания уничтожила все это великолепие в один присест, будто бронтокрякл прошелся по столу или стая мордоворотов налетела. После чего всем так захорошело, что даже Камбр примирился с присутствием Трепла и перестал кривиться от звуков его голоса.

Компания расположилась в плетеных креслах, попивая чаек и покуривая, отчего в сторожке дым стоял столбом. Между делом обсудили детали предстоящей охоты. Мэр Тронкл предложил использовать новый крокозяблий манок, а Клинк – более эффективные усыпительные стрелы. «С такими стрелами даже чвакл не страшен» – похвастался он. «Ну уж ты хватил – чвакл» – загалдели все, а Топу предложил вообще сомнительных новшеств не использовать, а ловить крокозябла по старинке – арканом. Однако тут же выяснилось, что, хотя аркан – это, конечно, замечательно, но никто из присутствующих (даже Топу) им не владеет, после чего вопрос об арканах как-то сам собой отпал.

Немножко поспорили о подручных средствах, стоит ли их использовать на охоте и насколько это этично по отношению к крокозяблам, но после некоторых глубокомысленных высказываний Клинка и не менее глубокомысленных – мэра решили, что, все-таки, можно, но злоупотреблять не стоит.

Постепенно дискуссия заглохла. Чай был выпит, трубки выкурены, каждый занялся своим делом. Камбр вспомнил, что неплохо было бы разработать план действий. Топу с озабоченным видом рылся в кладовке. Руфус подсел к мэру, тот достал карту, и оба уткнулись в нее. Клинк начал убирать со стола, а Нойк взялся ему помогать. Трепл тихонько задремал в кресле.

Сонную тишину нарушил Топу, с торжествующим воплем вынырнув из кучи барахла и держа в руке как знамя радиотелефон. Все уставились на него, Трепл с перепугу чуть с кресла не свалился, а Топу, не обращая ни на кого внимания, уселся в углу в обнимку со своей находкой и что-то заурчал в трубку.

Камбр, придя к выводу, что сидя в кресле плана нормального не составить и придется идти на разведку, велел Клинку бросать все дела и отправляться. Нойк тоже вызвался идти. Камбр хотел было возразить, мол, Нойк местности не знает и вообще на охоте в первый раз, но потом подумал, что хуже не будет, и отпустил обоих.

Разведчики, подобрав себе тапки (род местных лыж) из кучи сваленных в сарае, отправились в лес. Топу, наговорившись по телефону, принялся за уборку. Камбр подсел к мэру и Руфусу, а бедняга Трепл оказался не у дел. Спать ему расхотелось, попробовал помогать Топу, но разбил две чашки, и Топу сказал, что без помощников вполне обойдется. Хотел присоединиться к изучающим карту, но Руфус очень противным голосом попросил не сопеть над ухом. Пришлось уйти. Пошатавшись по комнате в поисках занятия, Трепл наткнулся на луки. Что за мысль посетила его буйную голову непонятно, но он аккуратно снял один лук, осторожно вытащил стрелу, прицелился и выстрелил.

Целился он, как потом клялся и божился, в окно, но стрела, с тихим свистом пролетев над головой мэра, вонзилась в висящую на стене громадную картину. Картина не стерпела столь вольного с собой обращения и рухнула вниз, осыпая всю троицу (Камбра, мэра и Руфуса) мелким стеклом и краской. Лук у Трепла из рук вывалился, да он сперепугу еще и ногой на него наступил. Треск сломанного лука, однако, совсем потерялся в грохоте и проклятиях.

– Я ведь предупреждал! – вопил Камбр, вытаскивая мэра из под обломков картины и одновременно показывая Треплу кулак.

– Ничего-ничего, – бормотал мэр, – все в порядке, все обошлось.

– Трепл! – кричал Руфус, силясь перекрыть ругань Камбра. – Ты что, убить нас хочешь?! Скройся с глаз моих немедленно!

– Он еще у чвакла интервью возьмет, вот увидите, – рычал Камбр, – или у мордоворота, отвечай потом за него…

Руфус зафыркал, Топу, немало наслышанный о выдающихся способностях Трепла, тоненько захихикал в кулак, а мэр Тронкл с интересом посмотрел на несчастного. Тот начал было что-то бормотать в свое оправдание, но тут Камбр заметил сломанный лук и новый взрыв ругательств потряс сторожку.

– Этот Трепл, этот … – гремел Камбр, – этот недоразвитый хрюкозоид!.. Сгинь отсюда, а то я за себя не ручаюсь. Иди в сарай, тапки подбери! И не вздумай там сломать что-нибудь!.. Ой, держите меня, я его сейчас!..

Трепл не стал дожидаться, когда Камбр вырвется из рук Топу и Руфуса и скрылся в сарае. Руфус пошел присмотреть за Треплом, а Камбр, все еще кипя негодованием, принялся помогать Топу убирать осколки и обломки картины.

– Ах, какая картина была, – вздыхал Топу, – еще Взбрык Артинсон рисовал, когда приезжал сюда лечиться.

– Что ты говоришь, – удивился Камбр, – сам Артинсон? Не может быть?! Сколько ж ей лет?

– Ну, лет пятьдесят, не больше, – заметил мэр, разглядывая обломки лука. – Не все так безнадежно, кстати, его еще можно починить.

– Кого?

– Да лук. Что касается картины, то, да, наверное, можно что-нибудь сделать, не знаю… Позвоню в Симбу, там сейчас живет внук Взбрыка, Арт, тоже художник, кстати. У него, вроде, есть связи в реставрационной мастерской. Поможет. Так что вы поаккуратней с останками.

– О, господин мэр, – взволнованно прижал к груди куски рамы Топу, – я буду Вам так признателен! Если получится…

– Получится, получится, – махнул рукою мэр Тронкл и, не обращая ни на кого внимания, занялся сломанным луком.

Разведка вернулась поздно. Уже стемнело, в сторожке зажгли свечи, и Камбр нервно расхаживал по комнате, когда наконец за дверью раздались голоса, и в домишко ввалились совершенно вымотанные и замерзшие Клинк и Нойк.

Нойк, скинув ботинки, тут же со стоном повалился на диван и был явно нерасположен отвечать на какие-либо вопросы, а Клинк, отдышавшись и отогревшись, подсел к Камбру и начал обстоятельно рассказывать где, что и как. Остальные окружили их и внимательно слушали.

Картина вырисовывалась не слишком обнадеживающая. Нет, следы крокозяблов были и во множестве. Но план охоты не выстраивался. Никак. С одной стороны – Мерка. Клинк говорил, что они с Нойком видели маленькую стайку крокозяблов, но те, учуяв их, тут же перебрались на другой берег. Значит, надо у реки устраивать засаду. С другой стороны – болото. Туда лучше не соваться. Свежие следы чвакла как-то не располагают, а, кроме того, на западной окраине болота Клинк видел след бронтокрякла, правда, старый, недельной давности, но все равно, бронтокрякл – это плохо. Это просто отвратительно. Если объявится, всю охоту испортит. «Да-а-а, – размышлял Камбр, почесывая шею и тупо уставившись в карту. – Вот ведь, драконий зуб, положение…» Наконец он принял решение.

– Значит так. К Мерке пошлем двоих. Пусть сидят в засаде и отгоняют крокозяблов от реки. А сами – веером вдоль болота. Далеко на болото не заходить. Опасно. Все сходимся у сторожки в конце дня. Засада действует по обстоятельствам. Все ясно?

Охотники утвердительно закивали, а Топу, почесывая кончик носа, спросил:

– А кто в засаду пойдет?

Камбр обвел всех взглядом: Нойка, приподнявшегося на локте, Руфуса, мрачно-насупленного и взъерошенного, мэра, все еще ковырявшегося с луком, Клинка, вобравшего голову в плечи и застывшего в напряженном ожидании, Трепла, отвернувшегося к окну, Топу, печально разглаживавшего салфетку на столе, и тяжело вздохнул.

– Может, кто-то хочет?

Топу последний раз разгладил несуществующие морщинки на салфетке и сказал.

– Ну что тут, Камбр, долго гадать. Конечно, я пойду. Бегать быстро я не могу. От меня любой крокозябл уйдет. Стрелять на бегу я тоже не мастер. А в засаде хоть прицелиться можно.

– Что ж, – кивнул Камбр, – согласен. А вторым пойдет Трепл. Топу – человек рассудительный и за Треплом присмотрит, в случае чего. Ладно. А теперь хватит разговаривать, ужинать надо и спать.

Стол накрыли быстро. На ночь решено было не наедаться, а потому ограничились бутербродами, салатом, бутылкой хряполки и тарелкой брякликов для занюшки.

Надо вам сказать, дорогие читатели, не знакомые с силизендскими обычаями, что дуркане водку и иные крепкие напитки (ту же хряполку, к примеру) не закусывают, а занюхивают. Для этого-то и служат бряклики. Бряклик, вообще, живность безвредная, безмозглая, совершенно несъедобная, но обладающая отменным запахом, будто нарочно созданным для занюхивания: что-то вроде заскорузлого, хорошо промасленного рукава старого пиджака с примесью чеснока и соленых грибов, слегка тронутых плесенью. В общем, запашок тот еще.

Существует, однако, масса разновидностей брякликов: с очень резким запахом, более мягким (дамский бряклик), острым, с примесью дихлофоса, хлороформа или сероводорода. Наконец один умелец даже вывел бряклика, в аромате которого можно было уловить запах подгнившей балины и недозрелого ключика, но знатоки считают, что это уже не то. Это уже извращение. Бряклик, есть бряклик. Выпил, занюхал… хор-р-рошо!

Что ж, хряполка была выпита, бутерброды съедены, и повеселевшие охотники принялись травить байки. Камбр вышел ненадолго в сарай подобрать себе тапки, а когда вернулся, в центре внимания был Трепл. Весь вечер он помалкивал, стараясь не привлекать внимания, но тут не выдержал. А поболтать Трепл любил, ох, любил! Когда Камбр вошел он как раз рассказывал свою любимую байку про то, как однажды охотился на бронтокрякла, и уже дошел до драматического момента столкновения с чудовищем нос к носу… Он даже на стол вскочил и руками развел, показывая, какой величины был бронтокрякл, но тут, заметил Камбра, сник, слез со стола и, пробормотав, что остальное доскажет завтра, нырнул в спальный мешок. Камбра Трепл побаивался, а после сегодняшнего неудачного выстрела вообще предпочитал избегать.

– Что это он тут вам втюхивал? – фыркнул Камбр. – Как бронтокрякла ловил?.. Наслышаны, наслышаны…

Трепл съежился и претворился глухим.

– Он бы лучше рассказал, как с мордоворотом здоровался, когда в берлогу к нему полез… интервью брать… Ладно, ребята, кончай трепаться, спать пора. Завтра вставать рано. Крокозяблы ждать не будут.

***

Ранним утром, когда за окном еще непроглядная темень, когда так сладко спится и не хочется никуда идти, Камбр, которого все равно мучила бессонница, принялся расталкивать Топу. Тот поднялся на удивление быстро, правда, долго зевал, потягивался и ворчал, что в такую рань не то что крокозябла, захудалого чвакла не сыщешь, спят все. Но все же умылся и, разбудив Трепла, принялся готовить бутерброды на всю ораву.

Бутерброды были сделаны, а Трепл еще не поднялся. Мало того, он, похоже, опять уснул! Камбр не стал с ним церемониться: стянул одеяло и без всякой жалости вылил на безмятежно спящего Трепла ковш ледяной воды.

– А-а-а!.. воу-ау-ой-ой-ой… чтоб ты провалился!.. Чвакл вас раздери! Вы что, офонарели?!! – подскочил мокрый Трепл.

– И так будет с каждым, – спокойно заметил Камбр, довольный эффектом.

С Камбром ругаться было опасно. Потому Трепл, проглотив обиду, пошел собираться. Остальные, разбуженные его дикими воплями, тоже не стали залеживаться. К тому времени, как Топу и Трепл ушли, все были уже на ногах. Долго возились со снаряжением. Потом еще раз уточнили маршрут и, наконец, когда верхушки скалок засветились серым, а последние лучи Хайаны засеребрили снег у крыльца, посылая прощальный привет наступающему утру, высыпали наружу.

– Морозно, градусов 15, – заметил мэр.

– Хорошо, – кивнул Камбр. – Погода благоприятствует.

Руфус зябко ежился, потирая руки. Клинк что-то шептал на ухо Нойку, наверное, последние наставления, потому что Нойк кивал с очень серьезным видом и озабоченно похлопывал себя по карманам. Нойка, кстати, успели переодеть, и теперь он ничем не отличался от бывалых охотников в таком же как у Клинка комбинезоне, чуть ему великоватом, и с капюшоном, подбитым ляпистым мехом.

Охотники выбрали каждый свою тропку и разошлись. Некоторое время Камбр еще видел Руфуса, их пути шли почти параллельно, но вот и он скрылся за взгорком. Камбр остался один. Со всех сторон его обступали тигрошник и хвойные скалки, листотрясы, корявыми чудовищами вставали на пути. Внезапно, как привидения выступали из рассветного сумрака черные стрелы стеклянных берез. Камбр проехал сквозь арку, образованную нависшими над тропой плетями бананового дуба, и остановился.

Напротив, совершенно его не замечая, стояли два прехорошеньких крокозяблика, еще очень юных и наивных, видимо, родившихся этой осенью. Один из них, чуть постарше, с темно-рыжей гривкой и черными копытцами, весь в желтых кудряшках, помахивая черным пушистым хвостиком, осторожно объедал по краю куст заморожечника, второй, помоложе, напротив, гладкошерстный, черный с рыжими пятнами на боках и рыжей забавной мордочкой, встав на задние лапки, пытался передней достать самый верхний и на его взгляд самый вкусный цветок.

Камбр замер, любуясь крокозябликами и радуясь охотничьей удаче: ну надо же, только отъехал и, пожалуйста, сразу два крокозябла. Потом осторожно потянул стрелу из колчана… И тут подул ветер. Легкий такой ветерок, но крокозяблы сразу учуяли охотника и дали деру. Камбр мысленно помянул всех родственников дракона до седьмого колена и понесся вдогонку.

Юные крокозяблы оказались чрезвычайно шустрыми, и Камбру пришлось немало попотеть, прежде чем он смог приблизиться к ним на расстояние выстрела. Он уже приладил стрелу и прицелился, надеясь, что хоть один-то из этой парочки будет его, но тут между ним и крокозябликами, подняв тучу снежной пыли, пронеслась какая-то тень. От неожиданности Камбр так и сел в сугроб.

Когда пыль улеглась, крокозяблики исчезли, словно растаяли в лучах неяркого полуденного солнца. Зато вместо них на большом сугробе, совсем рядом с Камбром, сидел громадный крокозябл и показывал ему язык.

Камбр сразу оценил – это был великолепный экземпляр. Сильное гибкое тело и массивные лапы были покрыты короткой вьющейся шерстью песочного цвета с большими темно-рыжими подпалинами на боках и за ушами. Глаза обведены черными ободками, крупные уши в форме лепестков бракка чуть прижаты к голове, выдавая опытного вожака. Громадные клыки сверкали золотом. У Камбра аж дух захватило от такой красоты.

Крокозябл тем временем неторопливо, даже как-то лениво поднялся, потянулся, повернулся к Камбру хвостом и словно нехотя поскакал по сугробам. На прощание он обернулся и снова показал язык. Этого Камбр уже стерпеть не мог. Ему бросали вызов! Он вскочил и помчался вдогонку.

В общем-то, погоней дальнейшее можно было назвать чисто условно. Камбр выбивался из сил, стараясь хоть как-то приблизиться к зверю, а тот в два прыжка сводил на нет все его усилия, и все начиналось сначала. Бросить погоню Камбру не позволяла гордость. Как это так, какой-то крокозябл, пусть даже столь выдающийся, может оказаться сильнее его… А тот, похоже, издевался над охотником.

Сначала Камбр преследовал крокозябла. Ближе к полудню выяснилось, что это крокозябл преследует Камбра, и, наконец, когда тот совсем выбился из сил и расстрелял все свои стрелы, крокозябл совершил некий маневр, после которого Камбр оказался по уши в снегу, одна тапка повисла на кусте заморожечника, а другая торчала как флаг в соседнем сугробе.

– Бряклик занюханный, – в сердцах сказал Камбр, выбираясь из сугроба и отплевываясь, – чтоб ты пропал.

Крокозябл не на шутку обиделся. В самом деле, так хорошо играли, и на тебе… Он грозно зарычал, демонстративно показал Камбру хвост и… исчез, буквально растворился в дымке наплывавших сумерек.

Камбр огляделся, пытаясь определить, где находится. Паршивый крокозябл! Еще и заманил в самое сердце Большого болота, как раз куда соваться не следовало бы. Он повздыхал, собрал тапки и поплелся к сторожке.

Идти пришлось долго, соблюдая осторожность (поблизости могли быть чваклы, да и с серебрянкой сейчас встречаться не стоило). К сторожке он подошел, когда уже почти совсем стемнело. У крыльца топтался Руфус.

– Ну как дела? – участливо спросил он, видя, как Камбр, прихрамывая, подползает к сторожке. Тот только рукой махнул.

– Неудачно, слишком опытный попался, похоже – вожак… А что другие?

– Мэр поймал серебрянку…

– Ну да?! Здорово!