Цитаты из книги «Держись и пиши»

1. Можно шлифовать свое произведение и двадцать лет, а можно в какой-то момент остановиться и опубликовать достаточно хороший текст. И даже получить за него Нобелевскую премию, как Исигуро. 2. Авторы не были на 100 % довольны книгами, которые мы любим. 3. Неидеальная первая (и не только) книга – это нормально. 4. Наше время любит искренность, которая допускает неидеальность и уязвимость. Тексту тоже можно позволить быть таким. 5. Смелость невозможна без уязвимости.

Я не знаю, был ли кто-то из великих на 100 % доволен своим текстом, отдавая его в печать. Посмотрите, например, на это письмо Пушкина Н. И. Гнедичу. Оно написано 29 апреля 1822 г. о поэме «Кавказский пленник»: «В самом деле, недостатки этой повести, поэмы или чего вам угодно так явны, что я долго не мог решиться ее напечатать. Простота плана близко подходит к бедности изобретения; описание нравов черкесских, самое сносное место во всей поэме, не связано ни с каким происшествием и есть не что иное, как географическая статья или отчет путешественника. Характер главного лица (а действующих лиц – всего-то их двое) приличен более роману, нежели поэме, – да и что за характер? Кого займет изображение молодого человека, потерявшего чувствительность сердца в несчастиях, неизвестных читателю; его бездействие, его равнодушие к дикой жестокости горцев и к юным прелестям кавказской девы могут быть очень естественны – но что тут трогательного – легко было бы оживить рассказ происшествиями, которые сами собою истекали бы из предметов. Черкес, пленивший моего русского, мог быть любовником молодой избавительницы моего героя – вот вам и сцены ревности и отчаянья прерванных свиданий и проч. Мать, отец и брат могли бы иметь каждый свою роль, свой характер – всем этим я пренебрег, во-первых, от лени, во-вторых, что разумные эти размышления пришли мне на ум тогда, как обе части моего Пленника были уже кончены – а сызнова начать не имел я духа. …Местные краски верны, но понравятся ли читателям, избалованным поэтическими панорамами Байрона и Вальтера Скотта – я боюсь и напомнить об них своими бледными рисунками – сравнение мне будет убийственно. …Вы видите, что отеческая нежность не ослепляет меня насчет “Кавказского пленника”, но, признаюсь, люблю его сам, не зная за что; в нем есть стихи моего сердца. Черкешенка моя мне мила, любовь ее трогает душу…»

На мой взгляд, ценна она своим реализмом до зубного скрипа, в рамках которого умудряется не только идти и смотреть по сторонам, но и, так сказать, пританцовывать на ходу. Ценна внутренним чувством свободы, кое-где доведенным до наглости: ничего не боится, тем и прекрасна. Ну и чисто стилистически этот рассказ – местами полушедевральный, местами «лавочного» типа: как бабушки у подъезда – мне нравится. Я люблю такие вещи, обнаженно-честные, прямые, живые. Если все это как-то резюмировать, это очень простая и очень родная история, по-русски родная, как ни странно. Это хорошее объяснение, правда? Книги многое дают нам, но это не значит, что они – идеальны. И что мы не можем сказать: «Я люблю Достоевского за то, как он показывает разные правды разных людей. Но не люблю то, как он строит фразу». Или: «Диалоги Ферранте могли бы быть лучше. Но я выпала из жизни на неделю, потому что меня захватил ее роман». Если смотреть на литературу так, то собственные тексты можно увидеть объемно: не обесценивая достоинства, не падая в обморок от недостатков.

Словарь его беден, сочетания слов почти банальны; сочный глагол, оранжерейное прилагательное, мятно-сливочный эпитет, внесенные на серебряном подносе, – все это ему чуждо. Он не был словесным виртуозом, как Гоголь; его Муза всегда одета в будничное платье. Поэтому Чехова хорошо приводить в пример того, что можно быть безупречным художником и без исключительного блеска словесной техники, без исключительной заботы об изящных изгибах предложений. Когда Тургенев принимается говорить о пейзаже, видно, как он озабочен отглаженностью брючных складок своей фразы; закинув ногу на ногу, он украдкой поглядывает на цвет носков. Чехову это безразлично – не потому, что детали эти не имеют значения, для писателей определенного склада они естественны и очень важны, – но Чехову все равно оттого, что по своему складу он был чужд всякой словесной изобретательности. Даже легкая грамматическая неправильность или газетный штамп совершенно его не беспокоили. Волшебство его искусства в том, что, несмотря на терпимость к промахам, которых легко избежал бы блестящий новичок, несмотря на готовность довольствоваться первым встречным словом, Чехов умел передать ощущение красоты, совершенно недоступное многим писателям…»

Он не был словесным виртуозом, как Гоголь; его Муза всегда одета в будничное платье. Поэтому Чехова хорошо приводить в пример того, что можно быть безупречным художником и без исключительного блеска словесной техники, без исключительной заботы об изящных изгибах предложений. Когда Тургенев принимается говорить о пейзаже, видно, как он озабочен отглаженностью брючных складок своей фразы; закинув ногу на ногу, он украдкой поглядывает на цвет носков. Чехову это безразлично – не потому, что детали эти не имеют значения, для писателей определенного склада они естественны и очень важны, – но Чехову все равно оттого, что по своему складу он был чужд всякой словесной изобретательности. Даже легкая грамматическая неправильность или газетный штамп совершенно его не беспокоили. Волшебство его искусства в том, что, несмотря на терпимость к промахам, которых легко избежал бы блестящий новичок, несмотря на готовность довольствоваться первым встречным словом, Чехов умел передать ощущение красоты, совершенно недоступное многим писателям…»

1. Писательство не обязательно должно быть одиноким делом. 2. Обсуждать свои замыслы или уже написанные тексты, получать обратную связь на них – нормально и полезно. 3. Классики делали это в литературных объединениях, на встречах друг с другом и в переписке. Они давали друг другу творческие советы и прислушивались к ним. 4. Бета-ридеры могут поддержать вас в процессе написания книги и дать много ценных замечаний по ее содержанию, структуре, стилю. 5. Творческая онлайн-группа, блог – все это может помочь вам в писательском деле. 6. Организовать себе творческую поддержку – ваше дело. Никто его за вас не сделает. Подарите это себе сами.

Я благодаря бета-ридерству увидела, насколько может обогащать такой процесс, – написала мне одна читательница, Ира. – Раньше я боялась показывать свои тексты и просить обратную связь. Мне казалось, это разрушит творческий процесс. А теперь я стала присылать папе тексты на обсуждение. Он помогает мне увидеть слабые места. Я могу обсудить, что я хотела сказать, что получилось и какими словами и способами можно достичь желаемого эффекта.

И следите за техникой безопасности: комментарии должны помогать вам, а не стыдить вас. Правила устанавливаете вы, и среди них может быть и такое: делая критическое замечание, бета-ридер должен назвать два других момента в книге, которые ему понравились.

В ней есть наблюдательность и умение писать, за которое ты еще поплатишься, когда тебе начнут подражать мальчишки; в ней есть места и целые страницы, по своей неутихающей напряженности достойные Достоевского. Поздравляю тебя с большим успехом твоей новой книги. Чертовски тебе завидую и говорю это вполне серьезно. Достоевского с его огромным, обращенным ко всем сердцем я всегда любил больше других европейцев. А успеху завидую потому, что он даст тебе время заниматься тем, чем ты хочешь. Любящий тебя, как прежде, Скотт

Писать рассказы – вовсе не значит продаваться, просто это неразумно. Ты мог и по-прежнему можешь достаточно зарабатывать одними романами. Чертов ты дурак. Продолжай, пиши роман… …Если письмо получилось занудным, то только потому, что меня ужасно расстроило твое подавленное настроение, и я чертовски люблю тебя, а когда начинаешь рассуждать о работе или «жизни», то это всегда ужасно банально… Полин шлет поцелуй тебе, Зельде и Скотти. Всегда твой Эрнест