Содержимое обеих моих палаток теперь находилось в одной повозке. И передо мной встал вопрос – куда поместить Анью? Разумнее всего было бы заставить идти её следом за обозом, скованной с другими пленниками. Так поступало большинство некромантов, ведь такое путешествие – действенная душевная пытка. Жертвы, вместе попавшие в плен, видят, как мало их осталось, а выжившие изранены физически и сломлены духовно. Страшное испытание, которое мало кто выдерживает. Если рассуждать здраво – идеальный для меня вариант – я мог безболезненно и без подозрений избавиться от общества Аньи и вернуться к привычной жизни. Но я представлял, как Анья бредёт в веренице других пленников, согнувшаяся под тяжестью цепей, как она смотрит в погасшие глаза собратьев, видя в них безумие и смерть, и меня охватывал ужас. А в памяти огнём отдавались её слова: «Меркопт… Убей меня, пожалуйста».

И я принял решение: на время путешествия поселил Анью в своей повозке. Я знал, мне будет тяжело, но поставил её жизнь выше своего покоя. Совершенно несвойственный мне поступок, но вы уже должны были понять, в каком смятении я находился. Я не думал о том, как мои решения отразятся на будущем, и запрещал себе думать об этом.

И вот, наш большой отряд тронулся. Моим фургоном правил слуга по имени Койн – ничем не примечательный фалиец, вечно смотрящий под ноги и сжимающийся от страха при приближении любого некроманта. Он управлял моей повозкой при походе в Мёртвую пустыню, поэтому я запомнил его. Теперь я изучал его куда более пристально. Койн будет рядом со мной и Аньей всю дорогу, кто знает, что ему удастся услышать?

Побоится ли он донести другим, узнав нечто, порочащее меня? Вот что меня волновало. Поэтому я не вошёл в фургон, а уселся на козлы рядом с насмерть перепугавшимся Койном.

Какое-то время я молча наблюдал за его реакцией, раздумывая, что делать дальше. Проще всего было бы лишить Койна слуха – в Фальции считается в порядке вещей калечить слуг ради сохранения тайн. Это никого бы не удивило, но привлекло внимание – что такое я желал скрыть? Поэтому я должен был найти другой выход. Убедившись, что нас никто не слышит, я заговорил со слугой:

– Тебя зовут Койн, верно?

Мужчина вздрогнул и судорожно закивал:

– Верно, господин.

– Койн, ты видел мою пленницу?

– Да, господин.

– Хочешь оказаться на её месте?

Койн открыл рот и закрыл, прохрипев что-то нечленораздельное, и сжался ещё сильнее, хоть это и казалось невозможным.

– Койн, находясь так близко ко мне и моей пленнице, ты случайно можешь услышать нечто, не предназначенное для твоих ушей. Если в отряде обо мне поползут нелицеприятные слухи, виновником я буду считать тебя. В твоих интересах позаботиться, чтобы подобных недоразумений не возникло.

С этими словами я забрался внутрь повозки.

Изнутри фургон освещался развешенными по углам магическими кристаллами. Мне нравился их мертвенно-голубой свет, но Анью я хотел видеть при живом пламени. Поэтому в дополнение к кристаллам я зажёг обыкновенную свечу. Эльфийка сидела в углу на сундуке, связанная по рукам и ногам. Когда я приблизился освободить её, она даже не вздрогнула. И это наполнило радостью моё сердце.

– Ты больше не боишься меня?

– Боюсь, – немного замешкавшись, она добавила. – Но не так, как раньше.

Я возился с путами, впервые после нашей встречи прикасаясь к её коже. Анья не дрожала и не сопротивлялась, как тогда. Спокойно склонялась и поворачивалась, чтобы мне легче было её развязать. Я запоздало подумал о том, что она за часы ожидания могла бы найти какое-либо оружие и сейчас пустить его в ход, но эта мысль показалась мне нелепой. Я словно знал – Анья так никогда не поступит.

Наконец, я закончил. Анья размяла затёкшие руки, растёрла ноги и улыбнулась мне. Я мечтал увидеть на её губах улыбку, но теперь сбывшаяся мечта вызвала прилив крови к лицу.

– Не вижу смысла в таких предосторожностях, – я кивнул на валявшиеся на полу верёвки. – Вокруг слишком много фалийцев, чтобы ты могла сбежать.

Анья кивнула.

– Спасибо. Без них намного лучше.

– Нам предстоит проделать долгий путь в этом фургоне, – продолжал я. – Постарайся не делать глупостей, о которых потом придётся пожалеть.

– Не буду, – и я почему-то безоговорочно поверил в её честность. – Оказывается, у тебя красивый голос. Раньше я этого не замечала.

Я потерял дар речи, не зная, что и сказать на это. Золотистые глаза Аньи приковали мой взгляд.

– Меркопт.

– Да?

– Ты не хочешь убивать меня?

– Не хочу.

– Почему?

– Не знаю. Я пытался, но не смог. Не решился.

Анья опустила глаза.

– Но это значит, ты опять будешь пытать меня? Снова и снова?

– Нет. Я больше не хочу этого делать.

Она улыбнулась, и лицо её излучало умиротворение, которое передавалось и мне.

– Я рада. Ты вовсе не такое чудовище, каким хочешь казаться.

Я тяжело вздохнул.

– Мне бы хотелось всего лишь казаться чудовищем, но ты ошибаешься, Анья. Я ужаснее, чем ты можешь себе представить. Я убивал и мучил с детства. Я наслаждался этим!

– Но ты нашёл в себе силы остановиться.

– Нет. Будь на твоём месте кто-то другой, я бы оставался прежним.

Она замолчала. Надолго. Я испугался. Вдруг я слишком упорно настаивал на своей порочности и убедил Анью, что недостоин её сострадания? Но Анья заговорила вновь, ещё радостнее и увереннее, чем прежде:

– Значит, само провидение послало меня сюда, чтобы я привела твою заблудшую душу к Свету.

Она говорила с верой и искренностью ребёнка. Как бы мне хотелось, чтобы в её словах была хотя бы доля правды!

– Боюсь, я тебя разочарую, – прошептал я.

Анья прикоснулась к моей щеке, и у меня перехватило дыхание.

– Шрам… Ты так и не избавился от него. Я сожалею, что поранила тебя. Позволь мне исцелить твою рану.

– Нет, – она убрала было руку, но я успел перехватить её своей, не желая лишаться волшебного ощущения её прикосновения. – Я ни в чём тебя не виню. Ты поступила правильно.

– Тогда почему ты не хочешь, чтобы я избавила тебя от шрама?

– Когда я чувствую боль от него, думаю о нём, вижу его в отражении, я вспоминаю тебя.

Анья смутилась и высвободила руку из моих пальцев.

– Ты говорил, он напоминает о твоей слабости.

– Верно.

Какое-то время мы молча сидели рядом. Тишину нарушали скрип колёс, ржание лошадей и отдалённые разговоры.

– Раз уж мы заговорили о том случае, – произнёс я, – сожалею, что отобрал твоё кольцо. Вот, возьми.

Анья загадочно улыбнулась, глядя на протянутое колечко, и лишь покачала головой.

– Оставь его себе. Лучше думай обо мне, рассматривая колечко, а не страшный шрам.

– Это фамильная реликвия? Или подарок близкого человека? Если так, то я не могу принять столь ценную для тебя вещь.

Анья покраснела.

– В нём нет ничего особенного. Такие кольца носят все девушки Онрилл-Этила во время… девичества. Их снимают, когда становятся взрослыми. То есть… выходят замуж.

Меня это настолько смутило, что я даже не нашёлся, как ответить. Просто молча спрятал кольцо обратно в карман. Анья, не поднимая глаз, теребила подол платья. Я заметил, что свеча почти догорела, и воспользовался неловкой паузой, чтобы заменить её на новую.

– А куда мы едем? – спросила Анья.

– В Фальцию. В Тёмную Цитадель.

Эльфийка поникла.

– Я слышала, там никогда не видно солнца. Это правда?

– Да.

– Ужасно. Как вы живёте без солнечного света?

– Когда ты не знаешь о существовании чего-либо, привычный порядок вещей кажется единственно верным. Большинство фалийцев умирают, так и не увидев чистого неба за свою жизнь.

– Как жестоко.

– Вовсе нет. Они ведь не знают иного неба. Для них такая жизнь естественна.

– Это ещё хуже. Они рождаются во Тьме, они даже не знают о существовании Света. Им неизвестно о самой возможности выбора!

Я понимал, что говорит она не только о небе.

– Фалийцы сами выбрали такой путь. Они всегда выбирают Тьму.

– Каждый из них?

Анья смотрела на меня с вызовом. А я невольно вспоминал своевольных детей, не пожелавших принять фалийские порядки и превращённых в Рыцарей Смерти.

– Большинство. Но они и определяют будущее.

Опечаленная Анья покачала головой, но дальше спорить не стала. Вместо этого она спросила:

– Что теперь будет со мной?

Каждый раз я гнал от себя мысли о будущем Аньи. Но теперь этот страшный вопрос задала она. Будь всё, как раньше, она бы в конце концов умерла, не выдержав ежедневных пыток. Но теперь… Даже, если я довезу её до Тёмной Цитадели, что делать дальше? Я не смогу прятать её вечно и защитить тоже не смогу. Это приводило меня в ужас.

– Я не знаю.

Анья долго и пристально смотрела на меня. Поняла ли она, какие мысли меня тревожили? Возможно. По крайней мере, настаивать на более определённом ответе она не стала.

– Сегодня меня наконец-то вывели на воздух, – заговорила Анья. – А я даже не поняла, день снаружи или ночь.

– Сейчас ночь. Ехать мы будем ночью, а днём останавливаться на привал.

– Понятно, – она окинула взглядом загромождённое пространство. – Где мне спать?

– Сейчас переложу вещи, и места будет достаточно.

Я расчистил для Аньи угол, сдвинув в сторону сундуки и тюки. Она заулыбалась, когда я постелил для неё матрас и дал одеяло.

– Кажется, я уже вечность не спала в нормальной постели.

– Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

Себе в другом углу я соорудил подобие постели из запасной одежды. Я не стал говорить Анье, что отдал ей свой матрас и одеяло. Она, столь прекрасная и чистая душа, вынуждена была жить в нечеловеческих условиях, а в последние четыре дня ещё и по моей вине. Она так сильно обрадовалась столь обыденной вещи, как постель… Меня жёг стыд, за то, что этой святой душе было отказано в элементарных удобствах.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Хоть неизвестность и пугала, Анья говорила со мной и улыбалась, а я наслаждался новым для меня ощущением счастья. Но радость была недолгой. Когда я пошёл за едой для себя и Аньи, то столкнулся с Сольвером, и у нас состоялся разговор.

– Знаешь, Вайрис беспокоится о тебе.

– Вот как? На него не похоже.

Сольвер изучал меня проницательным взглядом. Я же старался вести себя непринуждённо. И, хотя за годы службы в Тёмной Цитадели это вошло в привычку, сердце у меня стучало, как никогда.

– Он расстроен, Меркопт, он не понимает, что с тобой происходит. Признаться, я не особо прислушивался к его жалобам, но кое-какие странности вызвало беспокойство и у меня. Я знаю тебя как человека, не склонного менять привычки. Но новой пленнице ты уделяешь поразительно мало времени. А сегодня ночью я и вовсе не заметил магических колебаний в твоём фургоне. Я мог бы предположить, что твоя долгожданная игрушка чрезвычайно скучна, но тогда ты отправил бы её к другим пленникам, а не оставлял при себе. Всё ли в порядке, Меркопт?

Я ухмыльнулся как можно циничнее.

– Мне за сорок четыре года впервые в руки попала солнечная эльфийка, а ты хочешь, чтобы я убил её за неделю? Поменьше слушай Вайриса, он раздосадован, я понимаю, но столь редкой добычей я хочу насладиться сам.

Во взгляде Сольвера промелькнуло разочарование. Хотя, возможно, мне просто хотелось в это верить.

– Разумно. На твоём месте, я бы вообще не приближал к себе вампира. Безнравственные и злопамятные твари. Будь осторожнее, Меркопт. Странности ведут к подозрениям.

Сольвер не предупреждал меня. Он угрожал. Я уже вызвал у него интерес странным поведением, и он захотел проверить свои подозрения, поговорив со мной. И переманил моего помощника по той же причине. Теперь, думаю, он решил, что Вайрис воспользовался его подозрительностью для собственной выгоды. Вампир и личных пленников получил, и меня выставил не лучшим образом. Наверное, именно это и задело Сольвера. Я предположил, что Вайрис у него на службе не задержится.

За этими размышлениями я прятался от куда более важной проблемы: как мне поступить с Аньей? Теперь Сольвер, рассерженный Вайрисом, станет наблюдать за мной куда пристальнее. Лишь бы доказать, что он не орудие в руках мстительного вампира и действительно имел основания для подозрений.

Погружённый в тяжёлые раздумья, я вернулся к Анье. Она сразу заметила, в каком я состоянии, и встревожилась:

– Что случилось?

Я не мог ей лгать и не хотел снова видеть в её прекрасных глазах страх. Но успокоить её мне было нечем.

– Не будем говорить об этом.

– Меркопт…

– Я сказал – нет! Вот, держи. Ешь и не думай ни о чём.

Анья молча взяла миску с пресной кашей. Я сел напротив, механически поглощая завтрак. Как мне отвести подозрения, не заставляя Анью страдать?

В голову ничего не приходило.

– Они что-то заподозрили? – спросила эльфийка.

Я вздохнул.

– Да.

– Тебе могут причинить вред?

– Анья, я не…

– Ответь мне, Меркопт. Пожалуйста.

– Да. Могут.

Анья задумалась, сосредоточенно наморщив лоб. Затем решительно посмотрела мне в глаза и сказала:

– Не бойся причинить мне боль. Я вытерплю.

Я оторопел. А она продолжала, словно боясь, что решимость оставит её.

– Некроманты ведь чувствуют твою магию. Они знают, когда ты пытаешь меня, а когда нет. Поэтому не сомневайся, Меркопт. Я вытерплю.

– Нет, Анья. Я не могу. Я не хочу тебя мучить.

– Твоё сострадание согревает мне сердце. Оно придаёт мне силы. Я знаю, тебе трудно, как и мне, но мы всё преодолеем, – голос её дрогнул. – Пожалуйста, Меркопт. Не заставляй меня просить о таком.

Она поставила на пол пустую миску и закрыла глаза.

– Всё хорошо. Сделай это.

Если бы только я мог придумать решение получше! Страх за её жизнь и за мою лишал меня ясности мысли. И всё же… Теперь, когда Анья добровольно шла на пытки, мне ещё сложнее было поднять на неё руку.

Скрепя сердце, я вонзил нити магии в нервы эльфийки. Анья распахнула глаза, и боль, отразившаяся в её расширившихся зрачках, заставила меня дрогнуть.

– Анья, я не буду лишать тебя голоса. Как только ты закричишь – я остановлюсь.

Она до крови прикусила губу. А в контролируемые мной потоки хлынула энергия, десятикратно превышающая средний показатель. Такое я видел всего два раза за жизнь: когда некромант занимался самобичеванием, и когда я мучил одного фалийца, как мне казалось, безумного. Только сейчас я понял, что такой поток чистой энергии даёт добровольное самопожертвование. Но я почти не почувствовал радости от своего открытия, ведь от моей магии страдала Анья.

Напрасно я надеялся побыстрее покончить с этой кошмарной затеей. Мгновения переходили в минуты, минуты – в часы, но Анья не издавала ни звука. Я не выдержал первым. Освобождённая от действия заклинания Анья едва не упала, но я успел подхватить её на руки. Тело эльфийки дрожало, но золотистые глаза глядели на меня с отвагой.

– Я могу вытерпеть ещё.

– Этого достаточно, – я положил её на матрас. – Отдохни.

Теперь, лишившись помощника, ухаживать за пленницей мне приходилось самому. И, знаете, это меня только радовало. Во-первых, не надо было оставлять Вайриса наедине с Аньей, а во-вторых, убирая за ней, принося ей воду для умывания, следя за чистотой её одежды, я привносил хоть немного комфорта в её полную страха жизнь. И за эти мелочи она меня ещё и благодарила.

Вайриса я в тот день не встретил. А вот Сольвера видел, и по промелькнувшему на его лице раздражению понял, что он наблюдал за моей магией. Жертва Аньи оказалась не напрасной. Хоть мне и не нравилась эта затея, она принесла плоды.

Тем не менее, другого способа избежать подозрений я не видел, и каждое последующее утро мы посвящали экзекуции. Этот ритуал причинял боль нам обоим, но, благодаря ему, весь день мы принадлежали друг другу, забыв о страхе быть разоблачёнными. «Наше испытание» – так Анья называла эту ежедневную пытку. Те дни, проведённые с ней, я вспоминаю с радостным трепетом.

Мы разговаривали часами. Я впервые откровенно рассказывал о себе и не стыдился своей слабости. В разговоре с Аньей честность была совершенно естественной, я просто не мог представить, как с ней можно лицемерить. Её искренность, наивность и восторг, с которым она описывала события из своей жизни, заражали и меня. Излюбленными нашими темами стали Онрилл-Этил и Тёмная Цитадель, ведь Анья практически ничего не знала о фалийцах, а я – о солнечных эльфах.

Анья и её товарищи по несчастью, как я уже говорил, стали первыми солнечными эльфами, которых я увидел. Все свои представления о них я почерпнул от пленных катаронцев и лесных эльфов, и Анья им совершенно не соответствовала. Так и завязался один из наших разговоров.

Анья подстригала волосы, глядя в раздобытое мною зеркало, а я любовался ею. Глядя на падающие на пол золотые пряди, я вспоминал доходившие до меня слухи о солнечных эльфах и никак не мог сопоставить их со стоящей передо мной наивной девушкой.

– Анья, расскажи мне про свой народ.

Она обернулась, как будто удивлённая моей просьбой.

– Спрашивай, Меркопт. Что тебе интересно?

– Я слышал, солнечные эльфы жестоки, кровожадны и вероломны. Они высокомернее королей и ни во что не ставят человеческую жизнь. Катаронцы сравнивают их с моими сородичами, а лесные эльфы называют их позором эльфийского рода. Но с каждым днём я узнаю тебя всё лучше, и вся твоя сущность противоречит этим слухам. Так где же правда?

Анья недоумённо захлопала ресницами.

– Кому в голову могли прийти подобные глупости! Солнечные эльфы – мирный народ, посвятивший себя служению Свету. Мы всеми силами стремимся сделать Авильстон прекраснее. Наш единственный враг – Тьма. Мне трудно понять, что двигало людьми, развязавшими с нами войну. Ведь враг у нас общий! Как горько слышать, что нас они сравнивают с исчадиями зла! Меркопт, как ты можешь в это верить?

Сколько горечи звучало в её голосе!

– Я вижу живое опровержение этих слухов. Но раз всё, услышанное мной – ложь, я хочу знать правду. Расскажи мне о солнечных эльфах, Анья. К чему вы стремитесь? За что боретесь? Во что верите? Почему вас ненавидят другие эльфы?

Анья качала головой, как мне казалось, глубоко потрясённая моим невежеством.

– Даже не знаю, с чего начать. Расскажу по порядку, а ты уточняй, если что-то покажется тебе неясным. Мы были избранными – лучшими представителями породившего нас мира. Наша суть, цель нашего существования – это стремление к совершенству. Но невозможно достичь совершенства в мире, населённом воинственными народами, не стремящимися к гармонии с природой и друг с другом. Солнечные эльфы не хотели силой наставлять их на путь истинный, так как справедливо считали это неправильным. Разве насилие и ненависть могут породить нечто прекрасное? Мы бы утратили свою сущность, избрав такой путь. Победив в войне, мы бы проиграли. Поэтому солнечные эльфы приняли тяжёлое решение покинуть родной, но слишком жестокий мир, и найти новый, не осквернённый войнами, которые станет нашим домом. Так мой народ попал в Авильстон. Счастливые и окрылённые, мы выращивали онриллы и строили города в гармонии с природой. Онрилл-Этил разрастался, наполняя Авильстон жизнью. Потоки светлой магии были переполнены энергией. Мой народ творил красоту и радовался, и мир радовался вместе с ним.

Но счастливые дни закончились, когда мы встретили титанов. Эти жестокие чудовища убивали нас при первой возможности. С ними невозможно было договориться – они не понимали нас и не пытались услышать. Мы снова оказались втянуты в кровопролитную войну. Хотя, это больше напоминало борьбу за жизнь. Ужас в том, что мы даже не знали, разумен ли наш враг. А за каждого мёртвого титана мы расплачивались десятью эльфами. Это пошатнуло нашу веру в себя. Думаю, потому в Онрилл-Этиле и произошёл раскол. А потом появились люди, которые начали захватывать обжитые нами земли и вырубать онриллы. Меня бросает в дрожь при одной мысли о таком святотатстве. Видел ли ты когда-нибудь онрилл, Меркопт?

– Нет.

– Это прекрасное белоствольное дерево, высокое и могучее. Листья его цветом и блеском подобны золоту, и они так же ослепительно сияют на солнце. Я не понимаю, как можно поднять руку на такую красоту? А люди жгли и разрушали… Мы не могли сражаться их же методами и раз за разом вынуждены были отступать. Такова история моего народа. Все эти события случились ещё до моего рождения. Сейчас мне девяноста восемь лет. Онрилл-Этил, который я знаю с детства – лишь малая доля себя прошлого.