Эрнеста очнулась как-то совсем внезапно, на пятый день своего пребывания на корабле. Джека в каюте не было – он еще с утра отправился осматривать судно – и когда она, как всегда, открыв глаза, неожиданно заснула опять, а перевернулась на спину и попыталась сесть, над ней склонилось совершенно незнакомое лицо.

– Где это я? Что… – часто моргая, с трудом проговорила она.

– Вы на корабле «Попутный ветер», мэм. Вас… – стройный, темноглазый юноша с необычайно для пирата красивым и открытым лицом, сидевший у изголовья кровати, на секунду запнулся, но тотчас продолжил: – Вас нашли в открытом море четыре дня назад. Вы помните, что с вами случилось?

– В каком еще море… что ты мне голову морочишь? – стискивая виски пальцами, прикрикнула на него Эрнеста; лицо девушки болезненно скривилось, когда она, опираясь на локоть, более-менее устойчиво села в постели. – Пить хочется ужасно, дай воды…

– Сейчас, сейчас! – спохватился юноша, торопливо шаря на столе в поисках чистого стакана: никогда не отличавшийся аккуратностью Джек в собственной каюте порой устраивал самый настоящий бардак, а юнг для уборки впускал только тогда, когда сам переставал понимать, где что находится. – Меня Генри зовут. А вы Эрнеста, я уже знаю…

– Ты у них новенький, что ли? – с болезненной гримасой наблюдая за ним, поинтересовалась девушка. – Не ищи, я прямо так выпью… О-ох, Господи, – простонала она, в три больших глотка осушив полупустую бутылку. – Какое же счастье – когда есть вода… – Юноша при этих словах невольно напрягся, и во взгляде Эрнесты тотчас загорелся тревожно-подозрительный огонек.

– Мэм, я, наверное, схожу за капитаном, – сделал попытку ускользнуть от тягостных объяснений Генри, но девушка с внезапной для только-только пришедшего в сознание человека силой сжала его запястье:

– Погоди-ка! Я вспомнила, вспомнила, – ее голос задрожал от волнения. – Я была на острове, увидела ваш корабль, выстрелила, вы долго не отвечали… я попыталась вплавь вас нагнать, и шлюпка… Нет, нет, это все вздор! Ты только скажи, скажи мне, что с Биллом? Билл Катлер – мой друг, мы вместе с ним были на острове…

– Мэм, – побелев, чуть слышно откликнулся юноша; Эрнеста вскинула на него горящий взгляд, вся напрягшись в ожидании ответа. – Мне очень жаль. Вашего друга спасти не удалось.

Он ожидал истерики, неверия, чего угодно – но лицо девушки осталось совершенно непроницаемым. Выпустив его запястье, она тяжело откинулась на подушку и кивнула:

– Ясно.

– Мэм, я… – начисто растерявшись, начал было Генри, но осекся, не зная, что сказать. Девушка медленно подняла голову.

– Есть хочется. Дай, – кивнула она на стоявший на столе поднос с зелеными яблоками. На негнущихся ногах Генри подошел к ней и протянул просимое. Эрнеста взяла один плод, провела ногтем тонкую черту по гладкой глянцевой кожуре: – Дай нож. Надо очистить.

Но Генри не сдвинулся с места. Ее жутковатое спокойствие заворожило его, но не лишило способности мыслить. Много лет назад, еще в далеком детстве, когда мать посылала его в лес за грибами, однажды он встретил там потревоженную гадюку: приподняв над землей свою плоскую голову и глядя в пространство бесстрастными стеклянными глазами, она казалась совершенно равнодушной ко всему вокруг. Но стоило Генри слегка зашуршать травой, как все это длинное чешуйчатое тело оборотилось к нему, а в прежде пустых глазах загорелась отчетливая холодная злоба. Змея уже была готова атаковать, когда он наконец отмер, развернулся и опрометью бросился прочь. И теперь, спустя много лет глядя в каменное лицо этой девушки, Генри вновь ощутил тот же липкий ужас.

– Ну же. Дай сюда, – повторила она, и юноша выдавил из себя кривую усмешку:

– Может быть… будет лучше, если я сам почищу? Позвольте… – он наклонился, протянул руку к зажатому в ее ладони яблоку и едва успел отдернуть, заметив недобрый огонек в непроглядно-черных глазах. Длинные острые ногти Эрнесты сильнее впились в кожуру плода и из-под них уже пробежали первые тоненькие дорожки прозрачного сока.

– Не глупи. Подай мне нож, – совершенно иным тоном потребовала она.

– Не дам, – сжавшись под ее взглядом, тем не менее твердо ответил Генри. В глазах девушки на секунду мелькнуло какое-то странное выражение, но затем она лишь усмехнулась, хищно оскалив ровные белые зубы:

– Ну, не дашь, так я сама возьму… – Одним неуловимым движением она вскочила с кровати, и ничто, кроме болезненной худобы и тяжелого дыхания, не выдавало в ней недавно перенесенных лишений: перед Генри был даже не человек, а сильное, дикое животное, изготовившееся к атаке. Инстинктивно он отодвинулся к стене, но все же успел схватить лежавший на столе нож и спрятать его за спину.

– Мэм, вам нельзя сейчас вставать. Пожалуйста, лягте на место, – изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал мягко и убедительно, попросил он. Девушка усмехнулась, не сводя с него глаз – и затем резко, внезапно, безо всякого перехода оказалась прямо перед ним. Тяжело вздымавшаяся худая грудь вжалась в плечо Генри, а ледяные пальцы сомкнулись поверх его собственных на ручке ножа, больно царапая ногтями.

– Дай… Дай мне! – глухим, страшным голосом повторяла она, безуспешно пытаясь отнять у него оружие – ее сил все еще не хватало на сколько-нибудь серьезное нападение, хотя эта слепая, безумная ярость и обескуражила Генри настолько, что он даже не догадался швырнуть нож в открытое окно справа от себя. – Дай, будь ты проклят, дай!..

– Не надо, не давай! – неожиданно раздался знакомый властный голос. Капитан Рэдфорд стоял в дверях, и при одном взгляде на него Генри почувствовал несказанное облегчение:

– Слава Богу! Джек, я…

– Все хорошо, – окинув юношу быстрым взглядом, едва заметно успокаивающе улыбнулся Рэдфорд. Подойдя к ним, он решительно забрал из его руки нож, заткнул за пояс и обнял за плечи девушку: – Эрнеста, немедленно ложись! Ты едва стоишь на ногах.

– Это ведь неправда, Джек? – ее лицо на мгновение вновь озарилось надеждой, глаза заблестели. – Джек, Джек, я все пойму, даю слово! Только скажи мне, где Билл?

– Эрнеста, – с заметным усилием начал Рэдфорд, но она, не слушая его, замахала руками:

– Я не спрашиваю тебя, что с ним! Не надо утешать меня – сама понимаю, что такие раны без последствий не бывают. Скажи только, где он сейчас?

– Эрнеста, – шагнув вперед, Джек поймал ее за обе руки и крепко сжал, вынуждая посмотреть себе в глаза. – Эрнеста, мне очень жаль. Он мертв.

Генри изо всех сил стиснул зубы, приготовившись к тому, что ему сейчас снова придется говорить бессмысленные слова утешения рыдающей или бьющейся в истерике женщине. Но Морено, как и прежде, молчала; только ее огромные черные глаза, казалось, став еще больше, жадно впились в лицо старого друга. Затем тело ее начала бить крупная дрожь – медленно, словно в бреду, она повернулась, как-то боком пошла к кровати, но, не дойдя двух шагов, споткнулась и рухнула бы на пол, не подхвати ее Джек под локти.

– Воды дай, – не оборачиваясь, велел он Генри и тот, отмерев, метнулся к столу за стаканом. Но Эрнеста пить не стала: трясущейся рукой отстранила его и проговорила, глядя не на Джека, а куда-то в стену перед собой:

– Где?..

Рэдфорд покосился на Генри, предупреждающе нахмурившись, и тихо ответил:

– Там же. На том острове, где мы нашли вас обоих.

– Ты врешь! Это ложь! – с силой оттолкнув его руки, выкрикнула она. – Все, все ложь! Ты просто не захотел возвращаться за ним! Я обещала, я же обещала ему, что вернусь вместе с помощью, он ждал… – захлебываясь рыданиями, повторяла она, по-прежнему вздрагивая при малейшей попытке Джека обнять ее. – Это ты, ты во всем виноват! Ты обещал, что спасешь его, ты обманул меня…

– Это неправда! – вдруг звонко перебил ее до того молчавший Генри. Рэдфорд, побледнев даже сквозь весь свой загар, взмолился:

– Молчи!

– Не замолчу! Она не имеет права говорить о тебе так и заслуживает знать правду, – необыкновенно решительно ответил юноша. Эрнеста, на мгновение забыв о своем горе, вскочила на ноги с новыми силами:

– Какую еще правду? Что вы не договариваете?.. – Обернувшись к Генри, она страстным, задушенным шепотом взмолилась: – Твое лицо кажется мне правдивым. Ты – не Джек, тебе не нужно бояться за меня. Ради Иисуса и Пресвятой Девы Марии, скажи мне, что с Биллом?

Несколько секунд юноша колебался, затем, низко опустив голову, шепнул:

– Джек, я скажу ей. – Рэдфорд ничего не ответил, лишь с присвистом втянув воздух, и Генри снова поднял на девушку свои блестящие темные глаза. – Вы сказали, что пробыли на острове восемь дней, так?

– Какое это имеет значение? – ответила та, побледнев. Генри, закусив губу, пояснил:

– Должно быть… На шестой или седьмой день… Вы этого не помните? Когда мы причалили к острову, ваш друг был уже мертв.

– Нет… – едва слышно сорвалось с ее губ. Джек, лучше знавший ее нрав, почти бессознательно метнулся вперед и успел схватить девушку поперек груди еще до того, как она вцепилась в горло Генри: ее худые темные пальцы успели зацепить лишь ткань его жилета. Беспомощно извиваясь в крепких руках капитана, она продолжала повторять голосом, больше похожим на хриплый, тоскливый волчий вой: – Нет, нет, нет!..

В глазах Рэдфорда плескался ужас напополам с беспомощностью, словно он внезапно увидел перед собой целую армаду вооруженных сотнями пушек испанских галеонов; но Генри, похоже, почти не испугавшись происходящего, осторожно приблизился к ним и положил руки поверх ладоней Джека на плечи девушки.

– Мэм, мы очень, очень хотели ему помочь! – с жаром и мольбой заговорил он, не обращая внимания на ее новые попытки схватить его за горло. – Я знаю, вы тоже этого хотели. Вы не виноваты, что так получилось… – Его мягкий, успокаивающий тон, казалось, действовал на девушку благотворно: конвульсии и рывки понемногу начинали стихать, в глазах появилось подобие осмысленного выражения, хоть и смешанного со жгучей болью. Ободренный этим, Генри продолжал: – Вы не виноваты, но и мы – тоже! Только тот человек, который… который нанес смертельную рану вашему другу – только он повинен в случившемся!

– И мы отомстим ему, Эрнеста. Обязательно отомстим! Если ты скажешь мне, кто он… – начал Рэдфорд, но девушка, не слушая его, бессильно откинулась на подушку и закрыла глаза.

– Ты не сможешь. Никто теперь не сможет его убить…

– Это еще почему? – нахмурился тот. – Я, конечно, не сам капитан Флинт, но на кое-что тоже способен…

– Не сможешь, – глухо повторила Эрнеста. – У тебя один корабль – у него пять. В твоей команде дай Бог чтобы набралась хотя бы сотня человек, так ведь? А у него их четыреста семьдесят две души, – она громко, горько расхохоталась, отворачиваясь к стене и подтягивая худые темные руки к слабо подрагивающей груди: похоже, у девушки снова начиналась истерика. – Это почти смешно – ведь я же сама, сама сделала его настолько сильным!..

– Генри, выйди, – тихо и мягко, как и всегда, когда он говорил с ним, но с непривычной юноше непреклонностью приказал Джек. Усевшись рядом с несчастной девушкой, он решительно приобнял ее, забормотал что-то успокаивающее, пальцами расчесывая темные кудри той, явно давно не знавшие ни гребня, ни мыла.

– Ничего… ничего больше… я совсем одна… – донеслись до Генри едва различимые среди смеха и плача слова девушки. Он уже взялся за дверную скобу, когда Джек окликнул его:

– Скажи мистеру Макферсону, что я сам к нему подойду позже. Пусть не тревожится, я уже понял, в чем там дело, и это вполне может подождать.

– Хорошо, – кивнул Генри. Он окончательно перестал понимать, что следует делать, поэтому на сей раз предпочел просто подчиниться приказу капитана.

Прошло целых три дня, прежде чем Эрнеста смогла подняться с кровати и выйти на верхнюю палубу. Это случилось поздним вечером, как раз после окончания вахты – скорее всего, звук рынды и разбудил спавшую девушку – и палуба была заполнена матросами, предпочитавшими доесть свой ужин и выпить припасенную с обеда порцию рома. Бледная и худая, больше похожая на привидение девушка сперва оказалась никем не замечена и сама, как видно, ничуть не интересовалась чужим весельем. Решивший вспомнить молодость старый Эйб вооружился губной гармошкой и начал выводить на ней какой-то незатейливый мотивчик, а остальные принялись – сперва тихо, а затем все громче – подпевать и отбивать ритм, хлопая в ладоши. Никто не обратил внимания на одинокую девушку, медленно, едва волоча ноги, пробравшуюся на квартердек и вставшую у самого фальшборта.

Но случилось непредвиденное: матрос Джейк по прозвищу Трехпалый – два пальца он потерял еще мальчишкой, случайно выстрелив из заряженного слишком большим количеством пороха пистолета – выпив свой заслуженный грог, отправился в корабельный гальюн. И по возвращении оттуда он случайно увидел тонкий женский силуэт совсем рядом с собой.

– А… Эй! – поразившись такой удаче, окликнул он незнакомку – товарищи, конечно, поговаривали о девушке, жившей в капитанской каюте, но сам Джейк, ту вахту честно проспавший в трюме и за это уже получивший изрядную выволочку от Моргана, считал все это враками. Однако теперь приходилось верить обратному – девушка, хотя и слишком худая на его вкус, была вполне реальной, пахнувшей какой-то странной смесью трав и моря, а еще удивительно теплой и мягкой на ощупь. И не слишком сопротивлявшейся ему: когда Джейк положил ей руку на плечо, та лишь повернула в его сторону голову, но не сказала ни слова.

– Я… Я здесь постою, ничего? – почему-то робея – хотя он никогда не отличался особой деликатностью в обращении с женщинами – осторожно предложил Джейк. Девушка чуть заметно кивнула. – Так это вы… Вы та самая девушка, которую выловили из моря? – в ответ последовал еще один кивок, приободривший Джейка. Он облокотился о планшир и широко, нарочито развязно улыбнулся: – Видите, я уже знаю, кто вы. А вы вот не знаете обо мне, ага. Но вы, если хотите, спрашивайте…

Девушка странно усмехнулась. Ее большие черные глаза с каким-то неприятно пристальным выражением остановились на лице Джейка:

– О чем спрашивать-то?

– И то правда, – обрадованно заторопился тот. – Лишние вопросы – лишние проблемы, как говорила моя покойная матушка. Да и народу здесь много, вам, наверное, неуютно, – он осторожно провел рукой ниже по теплой спине и остановился на изгибе высокой талии – настолько восхитительно женской, что вся кровь бросилась Джейку в голову. С трудом сохраняя самообладание, он наклонился здесь и хрипло, торопливо зашептал:

– Может, не будем здесь стоять, а? Я знаю тут одно чудесное место, где мы сможем… – Внезапно он задохнулся и умолк, уставившись на лезвие ножа, аккуратно и небрежно приставленное к его животу сквозь тонкую ткань рубашки. – Эй, я не… какого черта?!..

Странная девушка, склонив голову, все еще глядела на него своими блестящими темными глазами, в которых отчетливо заметно было жутковатое и, как показалось Джейку, совершенно безумное выражение. Громко, так, что остальные матросы на палубе начали оглядываться в их сторону, удивленно переговариваясь при виде ножа в ее руке, она спросила:

– А хочешь, я прямо сейчас вспорю тебе живот, вытащу из него все кишки и брошу их на корм вон тем акулам?

– Я… да… зачем же?.. Я прямо сейчас уйду… могли бы просто сказать… – косясь то на нож, то на ее страшно поблескивавшие глаза, забормотал Джейк. – З… за что вы?.. Я так…

– А у меня лучший друг умер девять дней назад, – все так же громко и спокойно пояснила девушка, с нажимом проводя ножом уже по голой коже – рубашка, похоже, прорезалась лезвием. – Ты же хочешь жить, да? Вот и он хотел.

– Послушайте… Послушайте! – пытаясь незаметно вытянуть из-за пояса собственный нож правой рукой, взмолился Джейк. Лезвие ножа неожиданно легко коснулось внутренней стороны ее запястья:

– Не дергайся! И больше никогда не подходи ко мне, пока сама не позову. Тебе ясно? – Нож снова тронул кожу живота, и Джейк поспешил кивнуть. Девушка пугающе усмехнулась: – Хорошо. А теперь возвращайся к остальным и скажи: пусть только попробует еще кто-то сунуться ко мне…

– Мэм… Мэм, вот вы где! – раздался с палубы звонкий юношеский голос, и Генри Фокс практически бегом бросился на капитанский мостик. Не обратив никакого внимания на зажатый в руке девушки нож, он осторожно поймал ее за запястье и потянул за собой: – Мы с Джеком уже думали, что что-то случилось… Здравствуйте, мистер Шоу! – вежливо склонил он голову. – Извините, что помешал, но капитан звал вас, мэм. Разрешите, я вас провожу?

– Разрешаю, – сухо отозвалась девушка; глаза ее сразу потухли, а лицо стало непроницаемым, словно у китайской фарфоровой куклы. Не взглянув больше на Джейка, она позволила юноше увести себя в каюту: очевидно, ей и в голову не пришло угрожать тому ножом, как его незадачливому предшественнику. Однако, присоединившись затем к своим товарищам, Джейк, памятуя ее слова, все-таки посоветовал им не трогать странную гостью капитана – его закономерно одняли на смех, но затем притихли с непривычной в отношении женщин настороженностью: похоже, избранная девушкой тактика все же принесла свои плоды.

В тот вечер Джек ни о чем не беседовал с Эрнестой – лишь уложил спать и поблагодарил расторопного Генри за помощь; однако с утра он действительно планировал серьезный разговор и долго мялся, сверля взглядом ненавистные карты и не зная, как начать. Как назло, Эрнеста совершенно не собиралась помогать ему: сидя на застеленной кровати, она равнодушно листала потрепанный географический атлас, время от времени делая на полях мелкие поправки и замечания карандашом.

– Черт возьми! Что же у меня никак маршрут не сходится… – проворчал он наконец, зачеркивая старые расчеты и беря новый лист бумаги. Эрнеста взглянула на карту через его плечо и неопределенно хмыкнула, но промолчала.

– Что смеешься? Да, не всем такие таланты от Бога даются, – проворчал Рэдфорд, вертя в пальцах карандаш и искоса поглядывая на нее. – Второй месяц как штурмана нашего не стало. Хоть бы до Тортуги дотянуть – еды-то нам хватит, а вот пресной воды в трюме на три недели… Весь рейд к черту! Как я без добычи ребятам велю разворачиваться?

Эрнеста сумрачно взглянула на него:

– Хочешь, чтобы я тебе начертила фарватер до Тортуги?

Рэдфорд с силой стиснул карандаш:

– Ты и сама знаешь, что не в этом дело, – девушка равнодушно отвела взгляд, но он все равно с жаром продолжил: – Да, да, знаешь! Мне нужен новый штурман, а тебе – новая команда. Так какого дьявола ты молчишь?

– Мне ничего не нужно, – глухо, еле слышно отрезала Эрнеста. – Я не собираюсь оставаться у тебя в команде, Джек.

– Хорошо, ну а куда ты пойдешь? Нет, не подумай, я тебя доставлю, куда пожелаешь, – голос Рэдфорда на мгновение смягчился, – но зачем? Чем мой корабль для тебя хуже прочих?

– Я думала, ты-то должен понимать, – с горькой усмешкой ответила она. Джек замер, потом внезапно поднялся на ноги, пересек каюту и уселся на кровать рядом с ней:

– То, что я в долгу перед твоей семьей, обязывает меня, а не тебя! И вообще… может быть, я ошибся, а тебе… не стоит повторять эту ошибку, – вдруг заметно тише прибавил он и продолжил прежним тоном: – У меня, конечно, нет пяти кораблей, но приличные условия тебе я обеспечить сумею. Команду возьму на себя – никто и пикнуть не посмеет… да, я в курсе, что произошло вчера, не смотри так! От тебя только и потребуется сидеть в каюте и заниматься твоим любимым делом – ковыряться в чертовых картах, получать за это приличную долю и быть вторым человеком на судне! Какие могут быть проблемы – ума не приложу…

– Проблема одна, Джек, – спокойно возразила Эрнеста, и лишь очень чуткий человек уловил бы дрожь в ее голосе. – Я завязала с морем. Не хочу больше видеть эти, как ты говоришь, чертовы карты и вообще все, что с ними связано. Я больше не могу так, Джек!

– Но… Но тогда мы возвращаемся к вопросу: куда ты пойдешь? – приобняв ее за плечи, растерянно спросил Рэдфорд. – Ты же ничего больше не умеешь! Вне моря мы все – ничто.

– Море… – горько усмехнулась девушка. В глазах ее стояли слезы. – Море отняло у меня слишком много, Джек. Не думай, что я позволю ему забрать что-то еще. С меня хватит, – тяжело поднявшись на ноги, выдохнула она. Рэдфорд схватил ее за руку:

– Это всего лишь слова! Я знаю, как тебе плохо сейчас. Но все же – подумай над моим предложением. Просто подумай… С морем так легко и не завяжешь, знаешь ли.