3
Реалии

Утро началось творчески – проснулся Скрипач от громкого и требовательного стука в соседскую дверь. Кажется, стучали ногами. И параллельно звонили в звонок. И что-то кричали. Скрипач прислушался.

– Арина, открывай! – требовал мужской голос. – Негоже меня держать на пороге!

– Открой отцу святому, родимая, – запричитал второй голос, на этот раз женский. – Не бери грех на душу! Мы тебе подарочки принесли, всем приходом собирали. Смотри, какая корзинка!.. Открывай, Ариночка, слышишь?

– Что там происходит? – недовольно спросил сонный Ит.

– Спи, я сам, – отмахнулся Скрипач, которого разбирало любопытство.

– Не выеживайся только, ради бога.

– И не думал даже, – Скрипач накинул халат. – А ну-ка…

Через глазок на лестничной клетке можно было разглядеть следующую картину. У двери топтался крупный, дородный священник, толстый, отдышливый, в теплой куртке, накинутой поверх длинной рясы. Рядом с ним толклись две бабки, которых Скрипач тут же определил ДЭП-ницами с хорошим стажем и богатой практикой. В руках одной из бабок была корзинка, явно не новая, сувенирная, с несуразно длинной ручкой, перемотанной синей изолентой.

– Открывай, Арина, нам надобно квартиру посмотреть, – требовали бабки. – Чего молчишь, бесстыжая? У людей дети малые плачут, а ты расселась в двух комнатах, сычиха! Совсем совести нет?

– Арина, откройте, – басил священник. – Какой вы пример подаете молодым? Во грехе упорствуете? Мы же по-хорошему просим! Не перечьте батюшке!

Мысленно обругав себя последними словами за то, что Эри разрешили ночевать дома, Скрипач прошел в комнату, быстро оделся, перехватил волосы резинкой, и снова пошел в прихожую.

В коридоре бубнили всё так же.

Скрипач демонстративно громко щелкнул замком, привлекая внимание, и вышел в коридор.

– Что тут происходит? – ласково поинтересовался он, хотя, конечно, уже сообразил – что. – Вы кто такие?

– Мы с прихода! – загомонили бабки. – Это вы кто такой?

– Что в имени тебе моем? – риторически провозгласил Скрипач. – И зачем вы долбите в дверь? Спать мешаете!

– Девятый час утра, кто ж в такое время спит? – удивились бабки. Священник пока что молчал, он буравил Скрипача недовольным взглядом – видно было, что публике батюшка совсем не рад. Их программа должна была идти исключительно соло, а тут на тебе. Еще один зритель появился.

– Мы спим, – пожал плечами Скрипач. – Может, мы ночью работали? Чего вы шумите? И что вам надо от этой женщины?

– От женщины надо? – повторил священник. – Нет, милый человек, не нам от женщины надо. Это женщине надо – от нас. Спасение ей надо, очищение от греха, покаяние, и молитвы. А она, вместо того, чтобы готовиться к скорой встрече с отцом нашим небесным, юродствует, в штанах ходит, волосы красит, и в храме не появляется.

– А с чего вы взяли, что у нее вскоре будет встреча с отцом? – поинтересовался Скрипач. Он услышал – Ит тоже встал, оделся, и сейчас стоит у двери в комнату. Слушает.

– А потому что диагноз ей в поликлинике поставлен, – развел руками батюшка. – Страшный диагноз. Рак. И скоро предстанет она перед всевышним, на суде, и что ее ждет…

– Так, стоп, – Скрипач поднял вверх ладонь. – Давайте разберемся. С отцом или с всевышним? И почему суд? Если отец, то за что ему дочь судить? За штаны?

– Не юродствуйте, – голос священника потяжелел. – Раскольник, да? Атеист, поди? Или дарвинист? Погрязши в своей ереси, возомнивший о себе…

Ит аккуратно отодвинул Скрипача от двери, и тоже вышел в коридор.

– Про возомнивших – позже, – тихо произнес он. – Один момент. Я чего-то недопонял про плачущих детей и две комнаты. Поясните, пожалуйста.

Воздействие. Совсем крошечное, едва-едва. Этакий вариант наркотика правды – на полщелчка. Чуть-чуть.

– У нее квартира в две комнаты, и кухня, и санузел раздельный. Она должна в обитель социальную для старцев пойти, и там почить, отписав прежде квартиру приходу. А квартиру приход за небольшую цену передаст нуждающимся. Женщине с малыми детьми, если точно. Уже трое записались на ее квартиру, будут жребий тянуть, кому повезет. Думали мы до возраста дождаться с ней, до шестидесяти, да повезло – из поликлиники позвонили, сообщили про ее скорбный диагноз. То есть она скоро преставится. И ей забота нужна и опора. Мы уже который месяц ходим, а она упорствует, дверь не отпирает, комнаты посмотреть не дает, собраться ей помочь не позволяет. Один раз только и открыла… – священник замялся.

– И чего? – с интересом спросил Скрипач.

– И водой нас облила холодной, – мрачно сообщили бабки.

Скрипач начал смеяться, Ит тоже.

– Ну охуеть теперь, – констатировал, отсмеявшись, Скрипач. – Так, вы, святая троица. Ноги в руки и вперед отсюда. Корзинку оставь, даже интересно стало, какую отраву, и куда именно вы насовали. Поставь, сказал! – рявкнул он, увидев, что одна из бабок примеряется взять корзинку с собой.

– Еще раз вас здесь увижу – переломаю ноги. Или шеи, как получится, – ровным голосом сообщил бабкам и священнику Ит. – Если попробуете привести полицию или еще кого подобного, переломаю им тоже.

– Не посмеешь, хиляк, – огрызнулся священник, отступая к лестнице. – И не сумеешь. Кишка тонка.

Ит сделал неуловимое движение – и священника с размаху впечатало жирной спиной в лестничные перила. Бабки охнули.

– Посмею, еще как посмею, – Ит сделал шаг вперед. – И не стоит рассчитывать, что нас не будет дома. Квартирами они чужими подторговывают, сволочи. Видали? Две комнаты и кухня… так, блядь, вы еще здесь? Вон!!!

Бабок и попа сдуло. Только дробный топот по лестнице, писк домофона, и холодный ветер, пронесшийся по подъезду.

– Эри, открывай, – позвал Скрипач, постучав по дверному косяку. – Концерт окончен.

Дверь открылась – Эри стояла на пороге. Бледная, губы трясутся, в руке – цельнолитой металлический молоток для отбивки мяса.

– Они ушли? – голос ее дрожал и срывался. – Вот так, просто? Ушли?

– Ушли, ушли, – подтвердил Ит. – И часто к тебе так приходят?

– Пару раз в неделю. Давайте, скорее, внутрь заходите, а то они еще вернутся, а дверь нараспашку, – попросила Эри.

– Не вернутся, не бойся, – покачал головой Ит. – Я этого жирдяя неплохо приложил.

– Они вернутся, – покачала головой Эри. – С казаками. Когда я водой его полила, они вернулись с казаками. Я три дня не могла из дома выйти, они на лестнице сидели.

– И чем дело кончилось?

Эри вдруг засмеялась.

– Полицией… казаки-то не церковь. Они же не просто так сидели, они курили трубки, пиво пили, говорили громко. Кто-то вызвал полицию, и их прогнали. Это еще осенью было, три месяца назад. До сих пор смешно.

– Как-то не очень смешно, – признался Скрипач. – А сколько было казаков?

– Трое, пятеро. Когда как.

– Ерунда, – поморщился Ит. – Если будет нужно, разберемся с казаками. Ну что, пошли к нам? Недоеденные оладьи вопиют об отмщении. Надо доесть.

– Сейчас приду, – пообещала Эри. – Только умоюсь.

* * *

В корзинке нашлись следующие предметы:

– коробка шоколадных конфет, относительно свежая, вскрытая; конфеты вроде бы в сахарной пудре

– коробка клюквы в сахарной… правильно, в сахарной пудре, ну, разумеется

– пакет сахара, вскрытый, но аккуратно заклеенный по шву

– кусок мыла, ювелирно распиленный напополам, и потом тоже склеенный

– пакет самых дешевых макарон (Скрипач даже удивился, не найдя сахарную пудру)

– игрушечная фигурка младенчика в люльке, размером с сигаретную пачку, аляповатая, китчевая; этакий голенький херувимчик в пеленке, поросячье-розового цвета, с бессмысленным взглядом… и со слегка расходящимся косоглазием

– молитвослов в мягкой обложке, испещренный закладками

– головной женский платок, который, как показалось Иту, сшит из старой наволочки

Да уж, шикарные подношения за двухкомнатную квартиру.

– И чего там такое? – с интересом спросила Эри, разглядывая дары.

– Сейчас посмотрим, – пробормотал Скрипач, надевая налобник. Эри, кажется, не удивилась, словно она ожидала чего-то подобного. – О, старые знакомые. Сердечные гликозиды, причем в количестве.

– Чего нашел? – спросил Ит с кухни.

– Дигоксин ровным слоем, почти везде, – отозвался Скрипач. – Им посыпали конфеты, клюкву, добавили в сахар. В мыле… в мыле ртуть, но немного. В платке тоже ртуть.

– Где именно? – с интересом спросил Ит.

– Там, где швы потолще. Вот придурки, она же вытечет. Так… книжка и фигурка чистые. На удивление. Макароны тоже слегка с дигоксином. Видимо, политы раствором.

– И что бы со мной было, если бы я это съела? – полюбопытствовала Эри.

– Передозировка. Либо сразу, если бы ты съела много, либо постепенно, если бы растянула удовольствие, – ответил, входя в комнату, Ит. – Больше всего это было бы похоже на сердечный приступ. С большой долей вероятности, тебя бы забрала «скорая», и…

– И домой бы я уже не вернулась, – Эри поежилась.

– Почему? – нахмурился Скрипач.

– Потому что из больницы меня бы отвезли в этот их Дом Старчества, – Эри отвела взгляд. – А там, наверное, еще бы накормили этой дрянью. И еще. И еще…

Ит неподвижно, не отрываясь, смотрел на нее.

Вот эту женщину – в Дом Старчества?

Сейчас, в этот момент, Эри можно было бы дать лет тридцать пять, если не меньше. Она сидела в кресле, опустив голову, и сцепив руки в замок – видимо, чтобы не дрожали. Темные волосы, светлая, ровная, совершенно не возрастная кожа, морщин самый минимум: мимические, куда от них деваться, да «гусиные лапки» у глаз. Легкий, не искаженный возрастом овал лица – у многих здешних женщин он к тридцати хуже.

Вот ее – в Дом Старчества? Невероятно.

– Пожалуй, я испытываю настоятельное желание прогуляться в их этот дом, – предложил Ит. – Рыжий, компанию составишь?

– Да без вопросов, – Скрипач осклабился. – Опять же, корзинку надо занести.

– Эри, сувениры оставим? Фигурку, книжечку? – подмигнул Ит.

– Оставим, – вдруг сказала Эри, поднимая голову. – Если… если вы обещали мне… брать меня с собой, то мне будет из чего развести костерок, пока я вас жду.

– Умница, – похвалил Скрипач. – Так где находится этот дом?

* * *

В холодном холле, застеленном продранным линолеумом, на самом сквозняке, подле входной двери, дрались две старухи, одетые в потасканные, засаленные халаты. Дрались они молча, не издавая ни звука, одна вцепилась другой в жидкие седые волосы, а вторая в это время пыталась пнуть соперницу ногой. Беззвучная эта драка сопровождалась разве что напряженным сопением противниц, да шарканьем тапок по полу.

Наконец, одна из них, та, что держала другую за волосы, решила, видимо, что одержала победу. С силой толкнув противницу в лоб, она торжествующе сунула ей под нос кукиш, плюнула на рукав халата, и гордо пошла по коридору прочь, подволакивая левую ногу. Проигравшая стёрла ладонью плевок, шмыгнула распухшим носом, и отправилась в другую сторону.

– Мило, – одобрил Скрипач. – Интригует.

– Да уж, – кивнул Ит. – Что это было, интересно?

– Женские бои без правил, как я думаю, – пожал плечами Скрипач. – Пошли дальше?

– Идем. Мы сюда не ставки на бабок делать пришли, – заметил Ит. – Кстати, ты заметил, какие они крупные?

– Да, не то слово. Эри по сравнению с этими лосями – воробушек, – Скрипач нахмурился. – Слушай, а ведь эти обе были рожавшими. Я почему-то подумал, что сюда только одиноких…

– Видимо, не только, – Ит поморщился. – А то в других мирах такого уровня в богадельни сдают только одиноких стариков, конечно. Большую часть как раз и привозят отпрыски. Будто сам не знаешь.

– Знаю, – Скрипач досадливо махнул рукой. – Ладно, пойдем, поищем святого отца.

…Искомый субъект обнаружился в дальней комнате закрытого крыла, видимо, там в Доме Старчества располагался офис. Здесь было тепло, сухо, пахло свежезаваренным чаем, гречневой кашей, и, кажется, сдобой. Скрипач принюхался. Точно, булочки. Да еще и с корицей.

– На обратной дороге купим, – предложил Ит. – И не делай такое несчастное лицо, рыжий. Создается впечатление, что ты булок три года не видел.