После того, что приключилось с Питером на станции, дети решили больше не ходить туда, но они просто не могли держаться вдали от железной дороги. Всю свою жизнь Питер, Бобби и Филлис провели рядом с шумными городскими улицами, где были слышны грохот колёс кэбов и омнибусов, а также многочисленных тележек, которые могли появиться из неоткуда и сбить вас с ног. Это были тележки торговцев мясом, пирожками, подсвечниками. (Кстати, вы когда-нибудь видели сами подсвечники на их тележках? Я – нет!) Здесь, в тишине размеренной сельской жизни, единственное, что напоминало им о старой жизни, – это грохочущие поезда. На склоне холма, расположенного напротив «Трёх Труб», шесть детских ножек ежедневно вытаптывали тропинку в сухом дёрне. Дети уже знали время прибытия всех поездов и даже дали каждому имя.
Направляющийся на юг поезд, который делал остановку в девять пятнадцать утра, назывался Зелёным Драконом. Поезд, шедший на север с остановкой в семь минут одиннадцатого, получил прозвище Червь из Уонтли. Полуночный городской экспресс, пронзительный свит которого иногда заставлял детей просыпаться посреди ночи, они прозвали Ужасным Ночным Летуном. В одну из таких ночей Питер при холодном свете звёзд увидел мчащийся экспресс и сразу же придумал ему такое название.
Именно на Зелёном Драконе прибывал один старый джентльмен. У него было очень доброе лицо – одно из тех лиц, глядя на которые можно сразу же определить, что перед тобой хороший человек. Он всегда был гладко выбрит, со здоровым румянцем и седыми волосами, выглядывающими из-под необычного цилиндра – такие не часто увидишь. А ещё у него был необычного кроя воротничок. Конечно, дети сначала не замечали этого. Первое, на что они обратили внимание в старом джентльмене, была его рука.
Это было как-то утром, когда они втроём сидели на подоконнике в ожидании Зелёного Дракона, который, если верить часам Питера – подарку на день рождения, опаздывал на три минуты.
– Зелёный Дракон едет к папе, – сказала Филлис. – Если бы это и вправду был дракон, то есть живое существо, мы бы могли остановить его и попросить передать папе, что мы его очень любим.
– Драконы ничего не передают, – покачал головой Питер. – Они выше этого.
– А вот и не правда, – не согласилась Филлис. – Просто для начала их следует приручить. Тогда они будут слушаться команд «возьми» и «принеси». Меня беспокоит, почему же папа не пишет нам.
– Мама говорит, что он сейчас очень занят, – сказала Бобби, – но скоро он сможет нам написать.
– А давайте все вместе махнём к Зелёному Дракону! – предложила Филлис. – Если он волшебный, то он поймёт нас и передаст папе, как мы его любим. Но если это не так, то ничего страшного, просто помашем ему вслед.
И вот, когда Зелёный Дракон вырвался со свистом из своего тёмного логова-туннеля, они втроём уже стояли на соседнем пути и изо всех сил махали ему своими карманными платочками. В тот момент их совсем не беспокоило, были ли чистыми их платки или нет (по правде говоря, не были).
Вдруг из вагона первого класса им в ответ помахала чья-то рука. У пассажира была очень чистая рука, и в ней он держал газету. Это была рука старого джентльмена.
С тех самых пор у них вошло в обычай махать поезду, приходившему в четверть десятого.
И детям, особенно девочкам, нравилось думать, что, возможно, старый джентльмен знает папу и, встретившись с ним по важному делу, расскажет ему, как его дети стоят на рельсах и передают ему свои приветствия каждое утро независимо от того, светит ли солнце или льёт дождь.
Да, теперь они могли выходить из дома, не спрашивая разрешения. Даже в такую ненастную погоду, в которую в городе им бы не позволили даже переступить за порог. Всё благодаря их тёте Эмме. Пусть она и не были самой ласковой тётей в мире, зато она купила им тяжеленные ботинки и водонепроницаемые дождевики, которые теперь очень пригодились. А ведь сначала дети только смеялись над этими вещами!
Мама почти всё время была занята и непрестанно писала. Она отправляла множество своих рассказов в длинных голубых конвертах, а с почты ей то и дело приносили большие конверты другого формата и цвета. Иногда она вздыхала, когда открывала их, и говорила:
– Мой рассказ вернулся в родной дом. Жаль, конечно! – И дети жалели об этом вместе с мамой.
Но иногда она начинала махать конвертом и восклицать:
– Ура, ура! Вот толковый редактор! Вот здесь его одобрение!
Сначала дети думали, что «одобрение» означает письмо, написанное толковым редактором, но вскоре они узнали, что этим словом мама называла листы бумаги с напечатанным на них рассказом.
Всякий раз, когда редактор оказывался толковым, у них к пятичасовому чаю подавался десерт в виде вкусных булочек.
Однажды Питер отправился в деревенскую лавку за булочками, чтобы отпраздновать толковость редактора «Детского глобуса», и встретил начальника станции.
У Питера было время подумать о своём недавнем поведении, и теперь он стушевался. Мальчику совсем не хотелось здороваться с начальником станции: слишком уж неловко ему было – даже уши покраснели от мысли, что начальник станции станет разговаривать с тем, кто совершил столь дурной поступок, как кража. «Кража» – это страшное и унизительное слово, но Питер чувствовал, что оно было правильным. Именно поэтому он низко опустил голову.
Но начальник станции поздоровался первым:
– Доброе утро!
И Питер ответил:
– Доброе утро.
Ему в голову пришла мысль, что, возможно, начальник станции его просто не узнал. Ведь если бы узнал, то точно бы не стал здороваться.
Эта мысль была настолько неприятной, что Питер бросился за мужчиной. Тот остановился, услышав позади себя быструю поступь мальчишеских ботинок, и, обернувшись, увидел красноухого Питера, который от быстрого бега даже немного задыхался.
– Вы напрасно были со мной вежливы. Если бы вы меня узнали, то не стали бы здороваться.
– Хм, – недоумённо хмыкнул начальник станции.
– Я был уверен, что вы меня не узнали, когда поздоровались со мной… Это ведь я… взял у вас уголь, – продолжал Питер. – Мне жаль, что так получилось. Вот.
– Ах, ты об этом, – понимающе сказал начальник станции, – уверяю тебя, я и не думал об угле, когда с тобой поздоровался. Это в прошлом. А куда это ты так спешишь?
– Меня послали купить булочки к чаю, – ответил Питер.
– Ты же говорил, что вы бедны, – заметил начальник станции.
– Так и есть, – заверил его Питер. – Но, когда мама продаёт рассказ или стихотворение в журнал, она всегда даёт каждому из нас полпенса, чтобы купить десерт к чаю.
– О, значит твоя мама – писательница?
– Да, мамины истории самые лучшие на свете! – с гордостью признался Питер.
– Ты должен гордиться тем, что у тебя такая умная мама, – сказал начальник станции.
Питер кивнул:
– Я горжусь ей, только вот раньше, когда она не была такой умной, она с нами часто играла.
– Вот оно что… Я сейчас спешу по одному делу. Но вы с сёстрами можете приходить на станцию, когда захотите. А что касается угля, так предлагаю просто забыть об этом и больше не упоминать тот случай, договорились?
– Спасибо, – поблагодарил Питер. – Я очень рад, что между нами всё разрешилось!
И после этой встречи Питер вприпрыжку побежал через мост, проходящий через канал, к лавке пекаря. Мальчик почти летел и чувствовал невероятную лёгкость впервые с того самого дня, как был схвачен посреди кучи угля.
На следующий день, после того, как они снова послали своё троекратное приветствие Зелёному Дракону и старый джентльмен помахал им в ответ, Питер с гордым видом повёл сестёр на станцию.
– Разве нам туда можно? – сомневалась Бобби.
– После той истории с углём, – пояснила Филлис.
Питер сделал вид, будто не услышал слова Филлис, и как ни в чём не бывало сказал:
– Вчера я повстречал начальника станции. Он заверил меня, что мы можем приходить на станцию в любой день, когда пожелаем.
– После той истории с углём? – повторила Филлис. – Стойте! Мой шнурок снова развязался.
– Он у тебя вечно развязан, – проворчал Питер. – Да будет вам известно, что начальник станции и вовсе забыл об угле! Он настоящий джентльмен, и вам следует взять с него пример и тоже забыть о том случае.
Филлис молча завязала шнурок и продолжила путь, но старшая сестра увидела, как затряслись её плечи и большая слеза скатилась с носа и упала на рельсу.
– Что тебя так расстроило, милая? – спросила она, остановившись и взяв её за руку.
– Питер сказал, что я веду себя не как джентльмен, – рыдала Филлис. – А я ведь никогда не говорила, что он ведёт себя не как леди, даже когда он привязал мою любимую куклу Клоринду к столбу и сжёг её на костре, играя в мучеников!
Питер действительно учинил подобное злодеяние год или два тому назад.
– Если честно, то ты его расстроила, снова начав разговор об угле, – честно сказала Бобби. – Может, каждый из вас признает, что был неправ, и простит другому обиду?
– Если Питер согласен, то и я согласна, – решила Филлис, всхлипнув.
– Хорошо, – сказал Питер. – Я – за. Фил, пожалуйста, возьми мой носовой платок! Похоже, свой ты опять где-то оставила. И как только ты умудряешься их всё время терять?
– Ты же сам взял мой платок, чтобы подвязать им дверцу в крольчатнике! – возмутилась Филлис. – Какой же ты жестокий! В одной книге стихов совершенно справедливо говорится о том, что жестоко обижать беззубого малыша, но ещё более жестоко называть его беззубым. Так нам объяснила мисс Лоу.
– Хорошо! – согласился Питер, потеряв терпение. – Я прошу прощения! Теперь вы пойдёте на станцию?
На станции дети познакомились с носильщиком и провели вместе с ним два весёлых часа. Он был достойным человеком и, казалось, не уставал отвечать на их бесчисленные «почему», которые так быстро надоедали взрослым из светского общества.
От него дети узнали много нового, о чём раньше им никто не рассказывал, например, что штуки, которые сцепляют вагоны, называются муфтами, а трубки над муфтами, похожие на больших змей, нужны, чтобы останавливать поезд.
– Представьте, мчится поезд. Если дёрнете за эту ручку, то он резко остановится. А вы когда-нибудь видели в вагонах такой кран, над которым написано, что если вы им воспользуетесь без необходимости, то вас оштрафуют на пять фунтов?
– А что будет, если воспользоваться им без необходимости? – спросила Роберта.
– Поезд остановится, – объяснил носильщик. – Но стоп-кран можно сорвать только в том случае, если вам грозит опасность. Однажды была история: над старушкой подшутили, сказав ей, что если дёрнуть кран, то откроется комната отдыха. Она и дёрнула за него, хотя её жизни ничего не угрожало – она просто была голодной. Когда поезд остановился и в вагон вошёл полицейский, чтобы узнать, что случилось, она встретила его словами: «О, принесите мне, пожалуйста, вино и бутерброды». Тогда поезд опоздал на семь минут.
– Что же полицейский ответил пожилой леди?
– Я не знаю, – признался носильщик, – но бьюсь об заклад, его слова, какими бы они ни были, она никогда не забудет.
За столь увлекательными беседами время на станции пролетало незаметно.
Начальник станции выходил иногда из своей уютной святыни за закрытыми дверями (то есть из кабинета рядом с кассой, где продают билеты) и присоединялся к их разговору, искренне радуясь обществу детей.
– Как будто он и не поймал нас на воровстве угля, – прошептала Филлис своей сестре.
Он дал каждому из них апельсин и пообещал как-нибудь показать сигнальную коробку, когда не будет сильно занят.
Несколько поездов промчались мимо не останавливаясь, и Питер впервые заметил, что у них, как и у кэбов, есть номера.
– Верно, – подтвердил носильщик его наблюдение, – я даже знавал одного молодого человека, который взял из оптового магазина своего отца зелёную тетрадь с серебряными уголками – и всё для того, чтобы записывать в ней номера поездов.
Питер рассудил, что он тоже может записывать номера поездов. Конечно, у его папы не было оптового магазина и мальчику неоткуда было достать зелёную тетрадь с серебряными уголками, но зато носильщик с радостью дал ему жёлтый конверт, на котором Питер сразу записал следующее:
379
663
Он сразу понял, что это будет очень интересная коллекция.
За чаем Питер спросил у мамы, нет ли у них дома тетради в зелёной обложке с серебряными уголками. Мама ответила, что именно такой тетради нет. Но когда он поведал ей, зачем ему понадобилась тетрадь, она вручила ему чёрную записную книжку.
– Отсюда вырвано несколько страниц, – сказала она, – но всё равно сюда поместится много номеров. Когда ты её испишешь, скажи мне, и я дам тебе другую. Я очень рада, что вам полюбилась железная дорога. Только прошу вас не ходить по шпалам.
– Даже если встречный поезд ещё очень далеко? – с отчаянием в голосе спросил Питер.
– Нет, всё равно нельзя.
И тогда Филлис спросила:
– Мама, неужели ты никогда не ходила по путям, когда была маленькой?
Их мама всегда говорила правду, поэтому она ответила:
О проекте
О подписке