– Запоминай, Тибурон. Слабым здесь не место, но ни одна живая душа не уходит из крепости по собственной воле. Лишь умирают. Мне плевать, кем ты был и кого поимел, раз оказался здесь. Сейчас ты никто, и сегодня первый лик твоего рождения. – Кофман взглянул на лейтенанта. – Выдайте ему меч, щит и доспехи. Чтобы он хоть выглядел как один из нас.

– Капитан, – вмешался Тархельгас, – я лучше обращаюсь со своим клинком. К тому же меня обучали, как командовать личным составом, и знаю…

– Да мне насрать. Вышвырните этого столичного олуха отсюда.

Лейтенант Гуидхеач схватил за плечо застывшего Тархельгаса и потащил того к двери, тихо приговаривая:

– Старый клинок тебе больше не понадобится.

Кофман, разумеется, это услышал.

– Заберете меч, лейтенант, и будет стоять в дозоре за северной стеной четыре луна подряд. Всем передайте. Не хватало, чтобы цацка завравшихся каст болталась в моей крепости. Объяснил предельно ясно?

– Да, капитан.

– Тебе, Тибурон?

Слабый кивок в ответ.

– Если дорожишь мечом, спрячь его под койку и не вытаскивай, иначе я лично его переплавлю. Теперь свободны. – Три К отмахнулся, позволяя им уйти. – Конвоиров ко мне.

Тархельгас и лейтенант разминулись с братьями у выхода, где Стихилес едва сдерживал смех. Странно, что Тибурону не было дела до его подставы. Осознавая, что хуже быть не может, жизнь Тархельгаса падала дальше в пропасть. Прошлый мир продолжал гореть, оставляя после себя лишь пепел, который вскоре разнесет холодный ветер долин, смешав его со снегом.

– Сержант, необходимо отвести его в оружейную.

– Лейтенант Гуидхеач, боюсь, мне необходимо возвратиться на свой пост к писарю. Сами ведь знаете, как капитан заботится о безопасности Коин.

– Тогда вам лучше поторопиться. – Гуидхеач толкнул Тархельгаса вперед. – Придется отвести тебя самому.

Тибурон побрел вперед, уже не слыша криков, что доносились из-за закрытой двери на братьев Стиуридов.

5

Тархельгас переодевался в форму стража с полным отрешением в глазах. Откровенно говоря, он даже не помнил, как натянул теплые одежды, а поверх них влез в штаны и куртку из темно-коричневой дубовой кожи, которая практически не гнулась. Большую часть ремней тот попросту проигнорировал, оставив застежки болтаться и тихо побрякивать, после чего принял одноручный меч, не отличавшийся изысканностью, тяжелый металлический щит и плащ с перчатками.

Странно, что, даже сняв с пояса клинок касты, он продолжал держать его в руках. Не был готов расстаться с ним ни при каких условиях.

Оглядевшись в просторном помещении, Тархельгас понял, что без лейтенанта Гуидхеача не имеет ни малейшего понятия, куда ему идти и что делать.

– Тебе туда, малец, – стражник, который выдал ему вещи и оружие, указал на один из выходов, продолжив дальше безучастно проводить необходимую опись имущества после прибытия пополнения.

Так Тархельгас оказался на улице перед ристалищем, где уже находились все новобранцы под присмотром десятка опытных стражей, двух сержантов, оценивающих их навыки, и неизвестного лейтенанта, отдававшего короткие приказы.

– Следующий, – бросил высокий офицер, чью худобу не могли скрыть даже одежды. Последним новобранцем он оказался явно недоволен.

Тархельгас встал в общий строй.

Ему показалось странным, что лейтенант наблюдал, не давая никаких оценок, нравоучений или подсказок. Лишь командовал «К смене». Сержанты же, напротив, позволяли себе некие вольности и шутки в адрес новобранцев и их умений, а иногда могли направить советом, особенно тех, кто подавал надежды. К тому же нужно отдать должное, что, несмотря на пару десятков тренировочных боев, двое стражников не выказывали ни намека на усталость или сбитое дыхание.

Однако заботило Тархельгаса совсем другое. В отличие от тех же новобранцев его не готовили стать стражем. Их обучали в той или иной степени владению мечом и щитом в связке. Он же был максимально далек от этого.

– Следующий, – раздался приказ лейтенанта.

Тархельгас не сразу понял, что он остался последним. Несмотря на снег, холод и ветер, воющий где-то на вершине гор, его кинуло в жар, едва пришло пугающее осознание, что ему придется выйти на ристалище.

– Мне доложили о сорока четырех молодых стражах, – офицер не сходил с места и, держа руки скрещенными на груди, осмотрел строй, – но на ристалище вышли сорок три. Или я ошибся, сержант Тана?

– Никак нет, лейтенант Дхаирдэ, – ответил страж, проводивший бой. – Все верно.

– Тогда кому здесь нужно особое приглашение? Или вы все разом за северную стену захотели?

Новобранцы переглядывались меж собой, но все больше глаз смотрели именно на Тархельгаса.

– Иди давай, – начался шепот.

– Чего ты встал?

– Всем же влетит.

Он не понимал, отчего стоит так, словно его сапоги примерзли к земле. Ведь подобные бои не были для него чем-то новым. Тогда почему ему так страшно? Может, оттого что в череде неудач и стремительного падения вниз он едва ли сможет изменить хоть что-то?

Тархельгаса толкнули в спину с такой силой, что он едва не рухнул в грязь, вылетев из строя. Со щитом, что тащил вниз, парень лишь чудом удержал равновесие, неуклюже оставшись на ногах.

По рядам стражей, а следом и новобранцев, послышался смех.

Лейтенант шутку, если таковая и была, не оценил.

– Сержант Карбха, кого вы привели?

– Тархельгас касты Тибурон, – ответил уже бывший глава каравана, который до сих пор оставался подле них. – Его не готовили стать стражем крепости. Добавили в списки по особому распоряжению королевской касты Роданга.

– Даже если его не готовили, теперь он служит крепости, – лейтенант расщедрился на пару слов. – Сержант, начинайте.

Стражнику было без разницы, с кем сражаться. Он ударил клинком по щиту и встал в позицию, ожидая, что парень поступит так же.

Однако Тархельгас лишь неуверенно добрел до своего места, не представляя, что от него требуется. Лучше бы он внимательнее смотрел за остальными, чем сокрушался по своей судьбе.

Жалостью к себе приспособиться и выжить невозможно.

– Подними щит, парень, – услужливо напомнил Тана и тут же перешел в нападение, еще до того, как левая рука Тархельгаса потащила кусок неимоверно тяжелого металла вверх для защиты.

Сержант чуть ли не играючи ударил клинком о меч Тархельгаса, что оказалось вполне в духе прежних тренировок, а потом со всей силы врезал тыльной стороной щита в щит парня и в один миг повалил того в грязь.

Тархельгасу только предстояло познать, насколько столичное фехтование отличалось от тренировочного боя котлов.

Новобранцы и остальные стражи начали переговариваться меж собой. Кто-то даже посмеивался. Именно это заставило Тархельгаса забыть обо всем, в том числе и о нестерпимой боли в левой руке после удара, и подняться с промерзшей грязи.

Да, он не страж, однако клинок держал не в первый раз. Поэтому шансы у него были. К тому же лейтенант не дал команду к смене, и Тана продолжил.

Удар сбоку точно в щит, который Тархельгас блокировал лишь потому, что ему позволили сделать это. Но вот контратаковал парень так, как учили в столице. Так, как показывал предавший Шатдакул.

Прямой незавершенный удар с переходом в парирование и замахом, нацеленным в бок.

Точно, быстро, мощно.

В теории.

На практике Тархельгас не учел, что, направляя клинок лишь одной рукой, он потерял в точности. Скорости было недостаточно, ведь щит тянул его влево, не позволяя задействовать весь корпус. А сила сошла на нет из-за легкого меча и слабости фехтовальщика.

Тана прикрылся щитом. Затем одиночная атака клинком, которую Тархельгасу удалось парировать, а после стражник наотмашь ударил щитом, отбросив парня прочь.

Увязнув в промерзшей грязи, Тибурон едва удержался на ногах, восстановив равновесие ровно перед тем, как на него налетел Тана.

Удар. Следом еще один.

Тархельгас поднял щит скорее по наитию, от чего клинок стражника пошел вверх по касательной, едва не сняв с него скальп. Тут же последовал выпад ниже выставленной защиты, который Тархельгас увел в сторону, продолжая пятиться назад. Новые сапоги были до того неудобны, что, запнувшись, он все-таки рухнул в грязь, распластавшись под смех всех собравшихся.

Тибурон вставал медленно, поднимая не столько себя, сколько неудобный щит, что болтался на руке, живя отдельной жизнью. Короткий клинок был ему под стать. Отказывался слушаться и подчиняться воле фехтовальщика.

Тана увиденного было достаточно, чтобы определить, что собой представляет новобранец, однако лейтенант не торопился останавливать. Сержант не совсем понимал, чего тот добивается, однако приказ есть приказ.

– Подними щит, кастодианин. – Тана ударил клинком о щит и перешел на бег.

Замах снизу, траектория по диагонали.

Парень должен был остановить его щитом, но по привычке парировал мечом и чуть не пропустил ответный удар щитом. Он никак не мог привыкнуть, что его использовали в равной степени как для защиты, так и для нападения.

Тархельгас попытался проделать похожий трюк и после блока сам замахнулся щитом, но вышло это настолько неуклюже, что Тана легко обошел его и плашмя ударил по спине, наградив парня неслабым синяком.

Тибурон в ответ размахнулся клинком по дуге в надежде отогнать противника. Вновь так же неумело и на потеху публике. Его неумолимо начинала поглощать злоба.

Он не мог вспомнить, удалось ли ему взять себя под контроль или унять гнев, но тот точно не сдался и пошел в атаку.

Грубо, из последних сил и прямо в лоб.

Удар, блок, снова удар и парирование.

Тархельгас сделал шаг вперед и тут же назад, нанося выпад сбоку и потащив меч на себя, помогая плечом и корпусом.

И вновь он забыл, что новый клинок на порядок короче. Вся атака просто ушла в пустоту, а после последовал удар от сержанта, поваливший парня на спину и разом сбивший с него всю спесь.

– Успокойся, кастодианин, – предостерег Тана, не обращая внимания на приглушенный смех наблюдавших за боем. – Ты точно представитель двенадцати? Не бастард?

В вопросе сержанта не крылось и капли издевательства. Простое любопытство, ведь один кастодианин стоит как минимум троих стражей. Если верить слухам.

Но для Тархельгаса эти слова обрушили лавину, что он с таким трудом пытался удержать с того самого момента в театре.

Все навалилось разом. Астисия, ее предательство, изматывающий путь, полный унижения, эта крепость, где ему не место, постоянные насмешки. Даже сраный обрубок меча и бесполезный щит бесили его.

И тогда Тархельгас услышал громогласный хор голосов, призывавших его отомстить любой живой душе, которую он сможет достать.

Тибурон высвободил левую руку от щита и, подорвавшись с земли, набросился на сержанта.

Рубящий замах в корпус. И тут же приглушенный звук удара от блока щитом.

Смех на ристалище прекратился следом.

Парень обрушил клинок сверху с мощью, не уступающей гильотине, тут же перейдя в колющий выпад, едва первая атака захлебнулась в блоке. Сержант Тана наконец пришел в себя от внезапного напора новобранца и, погасив выпад, лишенный всякой тактики, ушел в бок, после чего точным ударом по эфесу выбил меч из неумелых рук.

Кромка металлического щита врезалась в грудь мгновеньем позже, да с такой силой, что, казалось, прикончит Тархельгаса. Боль должна была быть невыносимой, но голоса лишили его возможности сдаться. Только борьба.

Он перевернулся, не чувствуя ничего, кроме жгучей ярости, и стал ползти по земле в попытке добраться до меча.

Сержанту пришлось придавить парня ногой в надежде остудить горячий пыл.

И снова Тархельгас вернулся в грязь. Ему стало сложно дышать. Голоса начинали глохнуть. Хор замолкал. Заставлял успокоиться, потому как, продолжи он бороться еще хоть немного, то погибнет, что противоречило его естеству.

Главное – выжить.

Он начинал чувствовать боль в руке, спине, груди, холод земли на лице и то, как не хватало воздуха. Однако Тана продолжал держать его.

– Дхаирдэ, – раздался командный голос старшего Стихилеса, – всех в строй. Этого, – кивок в сторону Тибурона, – тоже.

Тана тут же отошел в сторону, отпустив парня, который медленно перевернулся на спину, пытаясь отдышаться.

– Учим его манерам, – пояснил лейтенант, но Стихилесу словно и дела не было до увиденного.

– Что мы имеем?

– Всем нужна практика, но в общих чертах понятно и так.

– Тогда первый десяток из лучшего, что вы увидели, на усиление патруля в деревне, второй десяток – на южную стену. Третий пусть приведет в порядок свои казармы. Их сон сегодня напрямую зависит от этого.

Стихилес отдавал четкие приказы, наблюдая за строем, в который только что встал побитый Тибурон.

– Оставшихся – самых слабых – в ущелье. Расчистить проход. Снег не растает сам по себе.

На этих словах окончательно замолчали все стражи, сержанты, и даже Дхаирдэ поразился услышанному.

– Новобранцев за стену? В первый же лик?

– Слабым здесь места нет, – напомнил лейтенант слова капитана. – Пусть запомнят это.

Никто не был готов оспорить приказ Стихии, в том числе и Дхаирдэ. Лейтенант отдал сержантам команду делить новобранцев согласно поставленным задачам.

6

Тархельгас оказался среди слабейших.

Его и тринадцать новобранцев под прикрытием двух десятков опытных стражей с земли и стольких же со стен отправили расчищать снег на возвышенности, где стояла крепость. Он уже не задавался вопросами, зачем они копали снег только вблизи врат и почему дорогу, ведущую в ущелье, оставляли нетронутой. Не понимал, несмотря на все истории, что слышал о долинах, чем так опасны работы за стеной и к чему поставили столько стражников для их защиты. Тархельгас просто копал, переживая раз за разом каждый момент своего унижения, и пытался отстраниться от нестерпимой боли после боя с сержантом Тана.

Весь последующий лик, вплоть до отхода ко сну, прошел для него как в тумане. Хотя скорее это походило на плотную стену медленно опадающего снега, скрывающего мир от тебя.

Или тебя от мира.

Минуло четыре лика. Все повторялось раз за разом с незначительными изменениями. Подъем, работы, тренировки, снова работы, перерыв на прием пищи. Жизни в крепости учились на ходу.

Тархельгас всегда оказывался среди слабейших или в самом конце. Ничего не помогало. Его прошлые навыки, знания, даже сама жизнь – в долинах все оказалось пустым звуком. Он никак не мог собраться. Повторял себе, что не должен был находиться здесь. В каждом движении, редком слове прослеживалось недовольство, протест, слабые зачатки бессмысленной борьбы, и все это росло, разрушая изнутри. Тархельгаса, не считаясь с происхождением, отправляли на сложные и самые мерзкие работы, не достойные касты Тибурон, так что к ночи он валился с ног.

Однако к концу седьмого лика голоса в голове, живущие по собственным законам, услужливо напомнили, вселив тень надежды, что он сможет привыкнуть даже к этому.

Тархельгас не поверил. Не смог успокоиться.

Засыпал от усталости, но до последнего в нем клокотала злоба на всех, начиная с Астисии и заканчивая крепостью. Одна сломала его судьбу, другая строила иную, которую он принять не мог. Там, где ему придется всю последующую жизнь промерзать в богами забытом месте, оставаясь при этом никем.

Так он засыпал каждую ночь, до последнего надеясь, что произошедшее после театра – кошмарный сон.

Тархельгас подорвался с кровати, пытаясь сделать вдох, но спазм, сковавший тело, лишил его такой возможности.

Ведро ледяной воды в лицо вырвало его из неспокойного сна, но сейчас он бы с радостью вернулся обратно в свои кошмары, будь такой выбор. Парень просто потерялся, не понимая, что происходит, ровно до того момента, как братья Стиуриды, которые должны были уже уехать, рывком вырвали его из койки, потащив за волосы по полу.

Тархельгас пытался сопротивляться, отбивался, сдирая кожу с локтей и колен, но побороть Арихарда не смог. Он видел, как от шума стали просыпаться другие новобранцы. Возможно, хотели помочь. Однако один четкий приказ сержанта Карбха заставил их вернуться по койкам.

Братьям он не препятствовал.

А те продолжали тащить парня через казарму, пока пинками не вытолкали его на улицу в промокшем белье на снег, что кусал не хуже зверя, бродившего по долинам.

Не успев подняться, с глухим ударом в Тархельгаса прилетел щит и вся одежда, за исключением меча.

– Принцесса Астисия передает пламенный привет, – заговорил Оидэ. – Покуда ты жив, мы не дадим скучать. И если вдруг подумал, что твои испытания остались позади, то придется тебя разочаровать.

Тибурон раскорячился на снегу, сплевывая кровь, практически не слушая их.

– Одевайся. – Арихард пнул его в бок, нисколько не пытаясь смягчить удар. – Теперь мы втроем повязаны.

Так началось служение Тархельгаса в крепости Воющего Ущелья. Хотя на деле это походило на бурлящий котел, что стал для него реальным.