– Почему ты ойкнул? Я знаю, мы допустили ошибку, и, очевидно, ты вырубил агента полиции или кого-то в этом роде. Но мы не причинили ему никакого вреда, и нас никогда не смогут поймать. – Ее голос зазвучал громче, и в нем послышалась насмешка. – Кен, это было великолепно! То, как ты бежал через те кусты с криком «Vive le crime!» и… Знаешь, чтó они, вероятно, подумали? Они, скорей всего, решили, будто ты Фламан.
Что ж, это была забавная мысль. Я обернулся, чтобы посмотреть на Эвелин за рулем. Она промокла меньше меня, поскольку на ней все еще был дождевик, а в остальном выглядела не лучше. Грязной рукой она отвела мокрые волосы с глаз, блестевших от удовольствия, и покачала головой, как будто в голове ее звучала приятная мелодия. Но я должен был выложить ей проклятую правду.
– Послушай, – произнес я и приготовился к решительному объяснению. – Должен кое-что тебе сказать. Это гораздо серьезнее, чем ты думаешь. Речь идет о… ну… ты ведь знаешь, как выглядят наши служебные удостоверения? Так вот… э-э-э…
Признание уже готово было сорваться у меня с языка. Но пока я мямлил, Эвелин торжествующе указала на меня пальцем:
– Я знаю, чтó ты собираешься сказать, старина. Можешь поблагодарить меня за то, что я спасла твою задницу. Ты хочешь сказать, что во время драки с тем типом удостоверение выпало у тебя из кармана и ты решил, будто оно потерялось? Что ж, дорогой, этого не произошло. Оно валялось рядом со здоровяком. Я это разглядела, когда ты направил на него свой фонарь, и подобрала, как только ты ушел. Вот оно, – торжествующим тоном объявила Эвелин, доставая авторучку подлинного агента с серым прямоугольником, все еще намотанным на нее, – снова здесь.
Это был конец.
– Послушай, – обратился к ней я, когда ко мне вернулась способность связно говорить. – Это очень интересно… А он не видел, как ты подняла удостоверение, да? Он не знает, что ты его нашла? Он тогда еще не пришел в себя?
– Да, он как раз начал приходить в себя. Света фар машины, стоявшей на дороге, было достаточно, чтобы это разглядеть. Я боялась, что он схватит меня или увяжется за тобой. Поэтому я просто ударила его по голове рукояткой пистолета, и он снова отключился. Видишь ли, он потянулся ко мне…
Я ничего не сказал. Что тут скажешь? Уставившись на забрызганное ветровое стекло, я поводил ботинком по полу и услышал, как в нем хлюпает вода. Потом попытался представить себе положение дел. Начнем с того, что тот сегодняшний ажан вполне мог быть подлинным полицейским, по ошибке умыкнувшим мой паспорт. Но мой воспаленный разум повсюду видел Фламана. Это повлекло за собой целую вереницу чудовищных промахов, итог которых таков: я напал на сотрудника разведывательной службы его величества и нанес агенту побои. Эвелин стащила у него служебное удостоверение и, обнаружив, что бедолага приходит в себя, вырубила несчастного при помощи его же пистолета. Я осыпал оскорблениями французских жандармов. Шины французской полицейской машины изрешечены пулями, вследствие чего трое мужчин, вероятно до сих пор ошеломленные всем происшедшим, застряли в нескольких милях от какого бы то ни было населенного пункта под самым сильным в этом году ливнем.
Из этого вытекало два вывода. Первый: независимо от того, приняли меня наши преследователи за Фламана или нет (первое казалось мне вероятным), вскоре мы станем объектом одной из крупнейших полицейских охот со времен Ландрю[10]. Поэтому мы должны принять экстренные меры. Второй: я влип так основательно, что должен играть с теми картами, которые у меня на руках. Сейчас я не мог ничего объяснить Эвелин. Единственным выходом было присвоить чужое удостоверение и занять место пострадавшего от моих рук агента до завершения операции «Единорог».
Должен признаться, что за моим решением скрывалась и личная антипатия. Уж очень мне не понравились манеры и наружность угрюмого типа, который, верно, уже успел очухаться в овраге. Кроме того, сам вид удостоверения наводил на мысль, что его легко использовать самозванцу. В отличие от паспорта, там не было ни имени, ни фотографии или описания внешности. Даже при встрече, весьма маловероятной, с одним из восемнадцати руководителей отделов, обозначаемых буквами алфавита (эти буквы перед вашим собственным номером указывают, какому начальнику вы подчиняетесь), – даже при подобной встрече обман не был бы раскрыт. Разве что я столкнулся бы непосредственно с человеком, поручившим агенту дело, в которое я ввязался. Я даже почувствовал некоторое воодушевление, ощутив привкус былых времен. Если бы мы могли надрать задницы этим парням в красной машине…
– Им, конечно, придется пройтись пешком, – рассудила Эвелин. – Так что у нас в запасе достаточно времени. Тревогу они поднимут совсем не скоро. От того места, где произошла стычка, около двух километров до моста, по которому мы должны пересечь Луару. Наверное, мы уже почти на месте. Орлеан находится на противоположном берегу, примерно в четырех километрах вверх по реке. Они либо отправятся туда, после того как пересекут Луару, либо поедут следом за нами, до ближайшего телеграфа… Взгляни-ка на карту еще раз! Рядом с нашей гостиницей нет никакой деревни, верно? Ну, то есть оттуда нельзя ни позвонить, ни послать телеграмму. И если они заглянут в нашу гостиницу…
Я провел грязным пальцем по карте. Рядом с группой точек возле надписи «Буа-де-ла-Бель-Соваж» Эвелин нарисовала крест, обозначающий гостиницу. Похоже, она находилась в самой глухой части Орлеанской долины, на значительном удалении от какой бы то ни было деревни.
– Маловероятно, что в нашей гостинице будет телефон, – сказал я. – Но Боже милостивый! Вполне вероятно, они заглянут туда, чтобы это выяснить. Если только мы не сможем подкупить кого-нибудь, чтобы он сказал, будто нас там нет…
Затем мой жалкий умишко столкнулся с непреодолимым препятствием, и я выругался. Запахло жареным. В ту гостиницу направлялись не только мы, но и настоящий агент разведки. Ему, как и Эвелин, было приказано прибыть именно туда. Мы неизбежно должны были там встретиться, и при нашей встрече полетели бы искры. Мы ничего не могли с этим поделать. И даже если бы я попытался перехитрить настоящего агента и поклясться, будто он самозванец, на его стороне оказалась бы полиция, готовая подтвердить каждое его слово. К тому же нам еще требовалось добраться до места рандеву…
– Кен! – Я очнулся от крика Эвелин и ощущения, что нас опасно заносит. Ее руки дрожали, и она смотрела прямо перед собой. – Ты должен сесть за руль. Мне не удержаться на дороге. Мы того и гляди свалимся в воду, или случится что-то еще в этом роде…
На извилистом спуске с холма не было места, чтобы остановиться, выйти из машины и поменяться местами.
– Не пытайся переключать скорость, – посоветовал я. – Убери ногу с тормоза и дай машине катиться, пока мы не доберемся до конца спуска. Тогда ты сможешь остановиться…
– Ладно… А ты ничего не слышишь?
– Похоже на шум воды, и довольно быстрой. Ты говорила, мы где-то рядом с рекой.
– Нет-нет! Шум позади нас. Рев мотора. Ты разве не слышишь? Что, если их подобрала попутка?
Я открыл дверцу, чтобы выглянуть наружу. На мгновение хлестнувший в лицо дождь ослепил меня, но в любом случае разглядывать было почти нечего. Мы спускались через то, что показалось мне низкими холмистыми лугами, к реке, потому что впереди слышался ее угрюмый рокот. На некотором расстоянии справа, где местность казалась более ровной, мне почудился блеск огней среди деревьев. Это было какое-то большое здание, хотя, как ни странно, огни вроде бы отражались в воде. Помнится, Эвелин упоминала зáмок… Ну конечно же… На острове, в заводи. Мы, должно быть, уже почти у моста. Я высунул голову, чтобы посмотреть влево из-за нашего капота. На противоположном берегу реки угадывалось очень слабое и далекое мерцание. Это был Орлеан. И мы ехали прямо вниз, к мосту, местонахождения которого точно не знали.
Но теперь я расслышал звук мотора. Только не автомобильного. Звук этот бился и пульсировал над нашими головами, такой неожиданно громкий и близкий, что я невольно пригнулся. Потом двигатель чихнул, с шипением смолк, затем звук снова набрал силу, а после стих…
Никакой автомобиль не мог двигаться в двухстах футах над нами. Это был пассажирский самолет, и у него явно возникли проблемы. Сначала я смог различить красный сигнальный огонь на левом крыле; затем самолет исчез, превратившись в черную тень.
Эвелин заговорила со мной совершенно спокойно.
– Подожди, – сказала она. – Я надеюсь, мы сможем остановиться, не перевернувшись. Впереди моста нет.
Так оно и было. Мы остановились практически в воде, потому что река вышла из берегов. Широкая грязная дорога заканчивалась просветом в белой изгороди из штакетника, за которой отблескивала оловом Луара, превратившаяся в стремительно несущийся поток. Но нам не пришлось принять холодную ванну, потому что вода остановила нас. Машина, словно торпеда, подняла две волны, которые обрушились на нас как раз перед тем, как колеса погрузились в грязь и замерли на ушедшем под воду берегу. Наши фары были направлены прямо на брешь в изгороди. Теперь стало понятно, почему инструкции предписывали Эвелин ехать по главной дороге, а не этим коротким путем. Здесь никогда не было никакого моста. Мы могли видеть стальные тросы парома, но самого его на этой стороне не было. На большой доске было написано, что паром не работает после девятнадцати часов.
Мы оказались в ловушке. Река шириной в добрых двести ярдов была единственным путем, по которому мы могли перебраться на другую сторону. Не было никакой другой дороги, кроме как назад, туда, где нас ждали преследователи. Хуже того, наш карбюратор, похоже, залило водой, так что понадобилась бы другая машина и трос, чтобы вытащить нас из прибрежного ила. Мы увязли. Парни из красного авто загнали нас в тупик.
Эвелин начала смеяться.
– Ума не приложу, что нам делать, – заявила она с истеричной ноткой в голосе. – Ты умеешь плавать?
– Да. Но взгляни на течение.
– Ну а я не умею. Не сделаю ни одного гребка. В любом случае я не полезла бы в воду, даже если бы могла. Такие геройские поступки не по мне. Нет, давай посмотрим правде в глаза. Мы не способны сейчас явиться на встречу в гостинице. Мы даже не можем повернуть назад и доехать до нее. И единственное, чего я сейчас хочу, так это принять горячую ванну и переодеться.
– Послушай-ка, дорогая. Мы не сдадимся. Еще не все потеряно. Вон там, ниже по дороге, стоит зáмок. Таким образом, если они все-таки выйдут на наш след…
– Конечно, – согласилась Эвелин. – А вот и они. Легки на помине…
Я пинком распахнул дверь и шагнул в воду, которая поднялась уже выше нашей подножки. Сначала у меня появилась надежда, что шум, который мы услышали, опять исходит от летящего самолета, но, увы, позади нас по дороге мчалась машина. Ее фары показались из-за поворота на вершине склона, и она понеслась вниз со скоростью, примерно в два раза превосходящей ту, с которой совсем недавно ехали мы. Я с трудом сглотнул.
– Что будем делать? – невозмутимо спросила Эвелин. – У нас, конечно, есть оружие. Но черт возьми, я не вижу, как убийство пары полицейских поможет нашему делу. Хотя подожди! Я придумала. – Она выскользнула из машины и встала рядом со мной. – Возможно, они не знают, что никакого моста нет. Они просто увидят нас здесь. Если мы встанем и помашем им, они могут промчаться мимо нас в реку или, по крайней мере, застрянут в грязи, как и мы, и тогда наши шансы снова уравняются.
Лично я не видел особой разницы между расстрелом полицейских и их утоплением. Но времени выяснять эти нюансы не было. Я высунулся из машины и закричал – наши враги неслись вперед.
Мои старания возымели эффект, но не тот, которого мы ожидали. Водитель машины, должно быть, истолковал их как предупреждение, ибо он вовремя увидел подстерегавшую его опасность. Не знаю точно, что произошло, потому что фары меня ослепили. Раздались скрежет, хлопок, свет фар завертелся и скользнул мимо, и нас окатила поднятая автомобилем волна. Машина увязла в грязи, когда была всего в нескольких футах от края воды. Но я успел разглядеть, что это такси марки «ситроен» и что в нем сидят двое мужчин, нисколько не похожих на наших преследователей. Такси остановилось почти бок о бок с нами, проехав лишь немного вперед. На заднем сиденье кто-то потрясал кулаками. Затем со стуком опустилось боковое стекло.
– Что, черт возьми, вы творите? – проревел знакомый голос по-английски. – Вы попытались убить меня, вот что вы сделали! И это чертова благодарность за все, что я…
Он поперхнулся и погрозил из окна тяжелым кулаком. Моргая поверх спущенных на нос очков, в допотопном цилиндре, съехавшем набок, на нас смотрел разъяренный сэр Генри Мерривейл.
О проекте
О подписке