Далее нам предстояло преодолеть Бостон-Маунтинс. Мы прошли 15 миль, и восхождение было чрезвычайно крутым, но на склонах нашлось несколько подходящих мест для отдыха. Здесь каждый акр пригоден для сельского хозяйства, тут выращивают прекрасный виноград, а на самой вершине находится одна из лучших ферм в Арканзасе. Мы остановились здесь на ночь и прекрасно провели вечер – как и в других местах штата – ведь до войны он всегда славился гостеприимством своих жителей.

Утром мы начали спуск. Небо помрачнело – казалось, какая-то неведомая сила со всех сторон все тянула и тянула к горе огромные тучи, пока, наконец, когда мы оказались на первом уступе от вершины, они не сгустились до такой степени, что от последовавшего за этим громового раската гора содрогнулась как от подземного толчка. Попеременно – удары грома и невероятно яркие вспышки сверкающей молнии, которая, казалось, низвергалась с неба на землю, и с земли снова уносилась ввысь в бесконечные небесные дали. А кроме самого грома, с ревом проносящегося через горные ущелья, отражаясь от его скал звуком сходным с треском ружейных залпов – скрип и хруст ломающихся ветвей, деревьев и сметенных с места огромных камней, с воем и шумом летящих с вершин и склонов горы в зияющую под ними бездну.

К сему можно добавить невероятный ливень, и таким образом, стало ясно, что гармония природы разрушена, и что все ее составляющие сошлись вместе в этой долгой, отчаянной и впечатляющей битве.

Но мы не сделали привала – мы просто не могли остановиться – буря надвинулась на гору с такой непреодолимой яростью, что наших животных чуть ли не волокло по скалам. Сами облака, казалось, двинулись к земле, потому что в дополнение к насквозь промочившим нас потокам неудержимого ливня, нас еще окутал густой туман, сквозь который ничего невозможно было разглядеть. Лошади полностью утратили контроль над собой, они рвались и бросались во все стороны, но в основном к стенам ущелья, по дну которого мы шли. Некоторых из них мы уже вообще не видели, а другие убежали вперед, далее по ущелью в поисках безопасного места. Что касается нас самих, мы ничего не могли исправить и могли только ждать рассеяния облаков, чтобы получив возможность видеть знать, что дальше делать, и, к счастью, буря оказалась недолгой, ее ярости не хватило надолго. Одну за другой мы находили наших лошадей – окутанные туманом, в ужасе и охваченные страхом высоты, они вскарабкались на высокие горные склоны. Чтобы вернуть их вниз потребовались невероятные усилия, но, тем не менее, без каких-либо особых проблем это дело было сделано, и затем мы ушли к Ли-Крик – горной реке, которая, как известно, вздувается очень быстро и тогда становится совершенно непреодолимой. Перспектива на два-три дня без провизии задержаться в горах перед бурной рекой, как прекрасно понимает читатель, нас не слишком радовала, и поэтому мы пришли к выводу, что приложив все свои усилия, мы должны очень быстро перейти ее вброд – так мы и поступили – и пять минут спустя позади нас ревел стремительный и неудержимый поток.

Недалеко от подножия Бостон-Маунтинс мы прошли через небольшую деревушку – 60 или 80 домов, – жители которой, похоже, решали некий имеющий жизненно важный для сообщества вопрос, поскольку они занимались свободной борьбой самыми излюбленными способами – все, поголовно: ругань, камни, дубинки и револьверы – вот самые популярные на тот момент их инструменты для решения своих задач. Не получив никакого приглашения к участию в их делах и будучи твердыми приверженцами идеи, что каждой общине позволено разрешать свои внутренние дела по-своему, жестко подчиняясь только Конституции Соединенных Штатов – даже если избранный им способ несколько груб – мы продолжили наш марш под целым градом разнообразных летающих снарядов, и на этот раз решили лишить себя удовольствия поучаствовать в свободном бою.

Мы пересекли Арканзас-Ривер у Ван-Бьюрена и с большим комфортом разместились на плантации, принадлежащей красивой вдове – ее муж был офицером федеральной армии. Вечер прошел превосходно, и в девять часов вечера – совершенно измученные – мы легли спать. Но в полночь нас разбудил громкий лай полусотни или более того, собак. Я выглянул наружу и увидел, что какой-то человек уводит наших лошадей.

Я взял винтовку, поднял Джонстона и отправился на место действия. К счастью, утомленные животные шли медленно двинулись, так что я настиг вора буквально за минуту, а он, заметив, что я вооружен, бросил лошадей, выстрелил и кинулся бежать. Я быстро ответил ему, но я стрелял наугад, так что пуля не нашла свою жертву. Вор побежал по переулку, в конце которого его ждал его приятель, затем они оба вскочили в седла своих лошадей и скрылись.

У Форт-Смит мы попали в индейские места – первыми, кого мы встретили, были чокто. Они долгое время находились в дружбе с белыми, и путешествие по их стране было вполне безопасным, и, возможно, более безопасным, чем по Арканзасу. Кроме того, некоторые индейцы строят свои дома вдоль основных дорог, как правило, метисы. Чистокровный индеец всегда ищет уединенное место для своего дома. Здесь много хороших и благоустроенных фермы, но в основном они принадлежат белым мужчинам, которые женились на индейских женщинах.

Мы путешествовали – иногда останавливаясь лагерем, – а готовую еду приобретали у местных жителей. Скво пекут изумительный хлеб, также весьма щедро они снабжали нас тушеной олениной. Любой, кто захочет посетить дом индейца, всегда найдет на огне кипящий котел, наполненный самым отборным мясом. Я неизменно находил индейцев любезными и гостеприимными, а также весьма разумными в своих требованиях. Я часто оставлял Джонстона в лесу ждать своей порции, а сам садился с индейцами за стол и наслаждался их теплом и вкусной трапезой. У них было много молока, яиц и масла. Все они едят суп, суккоташ^[1] и другие «spoon victuals»^[2], из общего блюда и общей же ложкой, но не потому, что у них ложек не хватает, а просто потому, что так у них принято. Отказ есть суп из общей супницы считается крайней невежливостью, несмотря на то, что у каждого из сидящих за столом есть своя тарелка, нож и вилка для того, чтобы с их помощью управляться с мясом, яйцами, фруктами, etc.

По отношению ко мне индейцы никогда не проявляли враждебности, но, тем не менее, мне говорили, что жизнь человеческую они не слишком ценят, и, несмотря на то, что они иногда хорошо относятся к путешествующим по их земле белым людям, они очень часто участвуют в своих междоусобицах. Я не думаю, что цивилизация полностью изменила их. Мы видим и их фермы, и со вкусом обставленные дома, но пройдя чуть дальше, вполне можем понаблюдать, как целая толпа взрослых – и совершенно голых молодых мужчин и женщин, – с увлечением играет в шарики.

У них имеется прекрасно организованная система поддержания общественного порядка. В каждом поселке площадью в шесть квадратных миль имеется конный отряд из десяти человек, один из них постоянно в седле, он двигается по стране во всех направлениях, а их способы передачи информации от одного поста другому своим совершенством сравнимы только с телеграфом.

Их страна прекрасна своим разнообразием, в частности, горами – высокими и крутыми, зачастую отдельно стоящими, прямо посреди долины. Они покрыты соснами, кедрами и другими вечнозелеными растениями. В долинах есть все условия для выпаса скота, и, следовательно, главное богатство этой страны – лошади, крупный рогатый скот и свиньи. Мы часто останавливались на мостах, чтобы заплатить пошлину. Поскольку у рек в этих местах очень вязкое дно, путешественникам очень удобно пользоваться этими мостами, хотя не очень приятно через каждые несколько миль вновь и вновь натыкаться на энергично требующую своих денег скво.

У Богги-Ривер мы некоторое время находились под дождем, и, будучи мокрыми снаружи, мы, естественно, были совершенно сухими внутри, и поскольку местная вода не обладает необходимым в данном случае свойством утолять жажду, мы решили купить немного виски. Но как? Вот главный вопрос. Закон был очень строг как в отношении производства виски, так ввоза его, и как-то обойти его было весьма непросто. Тем не менее, нам очень нужен был именно виски и, увидев дом, стоявший недалеко от обочины, мы отпустили лошадей попастись, а я отправился в сомнительную миссию по приобретению виски, совершенно не зная, как его называют здесь местные чокто.

В доме я не нашел никого, кроме престарелой скво – настолько древней, что даже десны ее стерлись вместе с ее зубами, и юной девушки – очень красивой, но очень застенчивой. Я рассказал ей о том, зачем я пришел – на самом лучшем английском – добавив, что я хотел бы купить немного виски, но она не поняла смысла этого слова. Я подумал на мгновение, что если они имеют дело с контрабандой, то, возможно, они знакомы с бутылочными напитками, и я сказал – «бренди», но, тем не менее, она ничего не поняла. «Morning-Glory», «Eye-Opener», «Whisky-Cocktail», «Gin-Sling», «Stone-Wall» – названия множества других напитков одно за другим всплывали у меня в голове, но все они точно также остались непонятыми, как совершенно неизвестные в этих диких местах, после чего меня охватила глубокая печаль, что перед поездкой сюда я не освоил язык чокто. Но тут меня осенила счастливая идея, и я немедленно приступил к ее воплощению. До этого момента индианка решительно стояла посреди комнаты, словно готовая помешать любому моему дальнейшему продвижению. Я обошел ее и подошел к столу, на котором лежала тыква. Заметив это, она тотчас вскочила и наполнила его водой из стоявшего рядом ведра и с любезной улыбкой предложила мне, видимо думая, что я хочу пить. Читатель, я клянусь, это было весьма красноречивый знак, и, возможно, если бы я был один, я бы не стал больше пытаться заставить себя понять, но Джонстон был сейчас в прерии – один и промокший до нитки, а я… ну, а я хотел выпить. Вылив воду обратно в ведро, я снова поднес тыкву ко рту, сделал вид, что долго пил, затем скривился, чмокнул губами, коснулся своей груди указательным пальцем и слегка пошатнулся.

И в этот миг она меня поняла. Ее темные глаза заискрились, и она весело засмеялась. Затем она вышла во двор, постояла немного, настороженно оглядываясь, потом вернулась в дом, приподняла одну из досок пола, вытащила из скрытого под ней тайника почти полную нужной жидкостью бутылку объемом около кварты, и подала ее мне. Я хотел дать ей немного денег, но она взволнованно отвела мою протянутую руку, указала на дорогу, по которой я приехал, и несколько раз торопливо потерла свои руки – этот жест я интерпретировал как «быстрее», и поэтому, не тратя времени на слова благодарности, которых она все равно бы не поняла, к ее явному удовольствию я тотчас ушел.

Ту ночь мы провели у Богги-Ривер, которая, как я полагал, являлась границей между землями чокто и чикасо. Это очень большая река, с широким руслом и густо покрытыми лесом берегами. Идти здесь нам было очень тяжело, и именно тут Джонстону пришло в голову поступить «непорядочно», но кроме этого, других недоразумений между нами никогда не случалось.

В Богги-Депо мы видели огромную толпу чокто и чикасо – они собрались на большой совет, и как всегда бывает на любом политическом собрании, тут были самые разные люди. Одни были веселы, другие спокойны, третьи кричали и шумели, но были и такие, которые, несмотря на строгий запрет, напились, и, потому, естественно бузили. Это место – просто рай для торговцев любым товаром.

От Богги мы шли по густым лесам – здесь жили чикасо. Их страна не такая гористая как у чокто. Я не думаю, что они достигли того же уровня цивилизации, что и чокто, но они гораздо любезнее и понятливее их.

Мы пересекли Ред-Ривер у Кольбер-Ферри, и полковник аж вскрикнул от восторга, вновь ступив на землю Техаса. Я не скажу, что он сразу мне понравился. Первые 12 миль мы видели только виноградники. Песчаная почва, время от времени встречавшаяся нам либо убогая ферма, либо старая бревенчатая хижина – все это никак не совпадало с моими представлениями о развитом штате, но после 12-ти миль пейзаж начал меняться. Мы достигли бескрайних прерий, покрытых пышной травой, и усеянных прекрасными плантациями и красивыми рощами. Куда ни глянь – огромные стада крупного рогатого скота, но не только его, а еще и лошадей и овец. Почва черная, похожая на воск, и независимо от того, как часто используется дорога, на ней никогда не бывает пыли – она вся покрыта вмятинами как кусок пчелиного воска, и такая она до самого Остина.

Мы прошли через Шерман – крупный коммерческий центр Северном Техасе, обладавший в то время всем, чтобы считаться большим городом, а потом прибыли в Даллас, знаменитый своими мельницы, производящими лучшую муку в Техасе. В соседнем штате главным промышленным продуктом является пшеница, тамошняя почва наилучшим образом соответствует прихотям этой культуры. Большинство жителей Северного Техаса – это люди Кентукки, Теннесси и Дальнего Запада и, следовательно, эта часть штата активнее и энергичнее других.

Наконец, мы добрались до дома мистера Джонстона, проехав 12 миль к югу от Далласа, его приветствовали его жена и дочь. Затем они отправились осмотреть лошадей, и поскольку некоторые из них, как полковник сказал мне, являлись частью имуществу первого мужа его жены, я, естественно, ожидал, что эта леди узнает какую-либо из них, назовет ее по имени, в общем, каким-то образом особо обозначит ее, но, к моему удивлению, она никогда раньше не видела ни одной из них. И тогда я вспомнил и нашу поспешность, и некоторую нервозность полковника – я никак не мог отделаться от убежденности в том, что я был помощником при перегоне похищенных лошадей.

Наш контракт завершился, но полковник настаивал на продолжении наших отношений, его настояния сердечно поддержали его жена и дочь, и, тем не менее, как только я устроился и получил свои деньги, я сразу же поехал в Остин, где надеялся найти работу в типографии.