Глава 5

Еремей решил доехать до Тулы, а не ночевать на станции. В город мушкетов, самоваров и пряников прибыли за полночь.

Родни в городе нет, стучаться к знакомым в такой час – свинство. Свернули в проверенный постоялый двор с зарезервированными комнатами. Пришлось посидеть с полчаса за самоваром, пока моя верная и незаменимая Настя проводила экспресс-клопоцид.

Гостиница считалась приличной, без запойных посетителей, поэтому зала в трактире была пустой и даже уютной – благодаря моей фирменной лампе, оставленной во время прежнего визита. Еще я заметила, что если во время прежних поездок почти в каждой гостинице выносила самовар из возка, то за последние три-четыре года каждый второй трактир обзавелся этим замечательным устройством.

Самовары стали выпускать в Туле еще при матушке Екатерине, а в промышленных масштабах – после одоления Наполеона. В войну ружья делал и казенный завод, и частники, причем частники с каждым годом разгоняли производство. В 1812 году почти 25 тысяч смастерили и собрали из старых, а в 1815, еще не зная, что под Ватерлоо Бонапарту полный конец, – почти 70 тысяч.

Между прочим, оружейники-частники – это не какие-нибудь тульские мещане, решившие присоседиться к бренду «made in Tula». Все тульские Левши – приписные заводские крестьяне. Но если человек выполняет норму, или, как тогда говорили, «урок», то имеет полное право работать на себя. Чем мастера и пользовались. Заводили частные фабрики, выпускали всё, что востребовано рынком: от металлической фурнитуры до станков. Ну а мода на чай потянула моду на самовары.

Недавно Миша, как человек, допущенный к общероссийской таможенной статистике, заметил мне за чашкой утреннего френч-пресса.

– Между прочим, в прошлом году произошло эпохальное событие. Россия сделала цивилизационный выбор и стала чайной страной.

– Это ты по данным таможен? – спросила я.

– Конечно. Впервые в 1819 году стоимость растаможенного чая превысила стоимость кофе.

– Рубил Петр Алексеич бороды, приучал к кофе, а бородачи отомстили асимметрично – полюбили не молотые толченые косточки, а сушеные листья, – усмехнулась я.

Супруг взглянул с удивлением, понял, кивнул. Чай боролся с кофе на равных, пока свое веское серебряное слово не сказало купечество, оценившее напиток – приятный, нехмельной, а главное, подходящий для неторопливой вечерней беседы. К купцам подтянулись мещане, духовенство и прочие бородатые жители империи. Чай полностью не вытеснил кофе, но отодвинул на вторую позицию. Приятно осознавать, что не последнее слово в этом споре было за моими фирменными сборами, чайными пакетиками и подарочными коробочками. Понятно, что монополии на это дело никто мне не давал. Но опыт будущего прекрасно работал, позволяя мне составлять из чая, разных трав, специй и прочей ботаники такие комбинации, какие никто из подражателей повторить не мог. Взять тот же чай с шоколадной отдушкой – фурор и хит богатых чаепитий.

Ну а то, что пили из самоваров, – замечательно. Самовар – настольная модель паровой машины. Как и любой котел с прыгающей крышкой. Скажет какая-нибудь Феклуша, что паровоз бес двигает, ей и возразят: ты, душенька, чаю не пила из самовара?

Мы приступили уже к третьей чашке, попутно продолжая разбирать московскую корреспонденцию. Настя заканчивала с клопоцидом, остальная группа сопровождения – Еремей и кучера-сменщики, Архип и Дормидонт, – спала. Их отобрал сам Еремей за опрятность и сообразительность. Между прочим, Лизонька в свободную минуту учила обоих грамоте. Как нередко бывает, мужчины, выпив походную чарку, отправились на боковую, а женщины продолжали трудиться.

– Маменька, письмо в Соляную контору, – сказала дочка. – Не нам, а вот почерк знакомый.

Я оторвалась от чтения бизнес-плана. Неизвестный купчина дельно и кратко предлагал учредить на паях ситцевую фабрику. Жаль, его вклад ограничивался 10% финансирования и выбором участка. Все равно интересно, надо отложить и подумать. А пока взглянуть на письмо-не-по-адресу.

– И правда не нам, по ошибке занесли. Почерк знакомый – похож на Степиного отчима. Это типовой почерк писарей, такой же, как у Дмитрия Никитича.

Сказала уверенно, но какая-то зацепка или заноза в душе осталась. Да, почерк профессионально стандартный… почти. Надо бы заняться письмом подробнее, а не просто переслать по правильному адресу…

– Эммарковна, протравлено, прошпарено да проветрено, извольте почивать! – почти пропела Настя.

Ладно, загадки позже разгадаем. Третий час ночи – самое время уложить ребенка и лечь самой.

* * *

Тула – интересный город. Например, кремль расположен не на холме, как принято, а в низине, на берегу Упы. Потому-то царь Василий Шуйский так легко запрудил реку и затопил осажденного мятежника Ивана Болотникова.

Эти историко-фортификационные подробности я изложила Лизоньке минуты за три, а потом мы отправились смотреть самое главное – Тульский оружейный завод.

Дочка видела его впервые, а я уже посещала два раза. Но все равно не отказалась от экскурсии, любезно организованной командиром завода – да, есть такая должность – Евстафием фон Штадтеном. Человек, безусловно, достойный, недаром в прошлом году был назначен инспектором всех оружейных заводов – Тульского, Ижевского, Сестрорецкого. Но жил в Туле, как в головном офисе.

Лизонька почти незаметно скрывала страх среди лязга и сверкания железных искр. А я опытным взглядом замечала инновации, появившиеся после 1817 года, когда в Тулу прибыл английский механик Джон Джонс: штамповочный пресс для ружейных замков, особая наковальня для стволов и токарный станок – избавлять готовый ствол от металлических заусениц. Я помнила прошлую беседу с командиром завода и названную им цель: полная стандартизация ружей.

И это замечательно. Вот только ружья – те же самые гладкостволы, с которыми победили Бонапарта и совершили множество других славных деяний в более ранние времена. Разве что после инноваций Джонса стали стандартизированы и дешевле в производстве.

С англичанином встретиться не удалось, да я и не стремилась. За последние годы поняла на практике, что любое массовое техническое усовершенствование возможно, если хотя бы часть пользователей понимает, для чего этот пепелац нужен вообще. Если таких сметливых и заинтересованных особей нет, реакция – от равнодушия до луддизма.

В Туле такого нет и быть не может. Каждый второй мастер думает не как выполнить урок и обратиться к чарке, а как заработать дополнительно. В том числе за счет технических новинок. Неофициальные конструкторские бюро здесь были всегда. Поэтому-то инновации англичанина были реализованы столь быстро.

А моим собеседником оказался начальник одного из таких КБ Петр Федоров. Капитан-артиллерист, оставивший ногу под Бородино. Из артиллериста стал оружейником, начальником комиссии по приемке. Ко мне благоволил, не только из-за моих технических инноваций, но и потому, что после знакомства я записала-зарисовала параметры его культи и прислала годный протез.

Беседовали за чаем в его кабинете. Лизонька осталась по соседству – читать учебники, а заодно постучать к нам, если появится более высокое начальство и услышит хотя бы обрывок разговора. Впрочем, Петр Львович пояснил, почему это маловероятно.

– Евстафий Евстафьевич в командировке, а Иван Иваныч приболели, – улыбнулся он, и я поняла, что это русифицированные имена-отчества начальства. – Наши новые диковинки я показал. А вы с чем пожаловали?

Я достала револьвер – один из тех, которыми мы недавно удивляли Бенкендорфа. Как и ожидала, оружейника особенно заинтересовала не барабанная конструкция, а патроны. Я всегда носила с запасом, показала.

– Колпачок для воспламенения пороха, по-нашему поршень, французы назвали бы пистоном, – задумчиво сказал оружейник. – Слышал, а вижу впервые. Давайте-ка оставим Лизоньку за начальство, а сами прогуляемся.

Лизонька переместилась с книгами и тетрадью за начальственный стол, а мы отправилась в кузнечный цех, точнее на его задворки. Самое подходящее место для испытания карманных огнестрелов.

Петр Львович успешно справился с незнакомой моделью, отправив шесть пуль в заиндевелые бревна. Попросил еще патроны, перезарядил, еще шесть раз громыхнул.

– Хорошая штука, – сказал он. – Из всех многозарядных решений – самое лучшее. Для коммерческих потребностей пока не выпускаете?

– Не планирую. Хотела спросить у вас как у лучшего из знакомых мне оружейников: что скажете?

Собеседник задал мне несколько дельных вопросов, в том числе о себестоимости капсюля. Подвел итог:

– Этот пистолет – штука хорошая, но в России будет интересен лишь офицерам на Кавказе и в других местах, где война – вроде питерского дождя. Против толпы с кинжалами пользительно. Умные офицеры со временем начнут убеждать высокое начальство, что надо бы вооружить и нижних чинов. Но не сразу. Путешественникам не особо нужно, страна у нас спокойная. Так что такой инструмент полезен лишь за границей.

Направились обратно. Петр Львович остановился у входа в здание.

– Покурю здесь, чтобы не вредить ребенку дымами.

Я не успела похвалить собеседника за такое прогрессивное мышление, как он продолжил:

– Что же касается пистонного принципа… Откровенно скажу, Эмма Марковна: если бы наш заводской умелец сделал ружье-многострел, да еще с нарезным стволом, что стреляет в шесть раз шустрей нынешнего, и прописал бы порядок, как это ружье клепать много и быстро… Я бы этого умельца, во-первых, поблагодарил. Во-вторых, пошел бы с ним гулять по реке Упе и утопил бы ружье в проруби, а для верности и мастера.

Я еле сдержала смех, вспомнив Мишин опыт с автоматической штурмовой винтовкой. Узнай об этом мой собеседник – пожалуй, отправил бы изобретателя в доменную печь вместе с изобретением.

– Потому что, Эмма Марковна, начальство удивится такому ружью. Но в производство не поставит: дорого в выделке, да и для кого? Слыхал, сейчас в войсках даже егерей стрелять не учат, только шаг, только штык. Чудо-ружье – в музей, а вот схема в музее не запылится. В Джоне Иваныче сразу проснется англицкий патриотизм, и схема окажется в Лондоне. Там в министерствах тоже хватает замшелых пней, но тысячу ружей закажут в Энфилде сразу. Проверят в Индии, поймут превосходство над обычной фузеей, перевооружат всю армию. А там остальная Европа подтянется. И как бы не встретилась наша пехота, с гладким стволом да малым огневым умением, с многострельным и дальнострельным неприятелем.

– Хотела бы возразить, но не могу, – вздохнула я.

– Поэтому, Эмма Марковна, – продолжил собеседник, – не надо ни вам, ни вашему супругу изобретать чудо-ружье. А вот если убедите государя, что в пехоте на первой роли пуля, а не штык, что непревзойденную шагистику надо оставить для дворцовых разводов, а в остальных полках должна быть огневая подготовка раз в месяц. И главное, как появится ружье лучше английского, заказать его надо тысячи две – вот тогда пусть такое чудо появится. Если сейчас – не дай Бог.

Петр Львович говорил страстно, но тихо, как и полагается, когда рассуждаешь о царях. А я молча печалилась. Александра Палыча уже ни в чем не убедишь, разве податься в тайные старцы. Его преемник неравнодушен к технике, но поупрямистей старшего братца.