Глава 1

«Кабы я была царицей, говорит одна девица…»

Я лично знаю трех цариц. Марию Федоровну – вдову-императрицу. Супругу Александра I – Елизавету Алексеевну, которой через девять месяцев тоже предстоит стать вдовой, и будущую царицу Александру Федоровну – жену Николая Павловича. При всей краткости наблюдений я уже сделала вывод: девица – дурочка. Быть царицей – много почета, еще больше затаенных обид и печалей. А вот с властью туго. Кое-какие возможности лишь у Марии Федоровны, но даже девице-дурочке должно хватить ума не мечтать вслух: «Кабы я была царицей, а точней, вдовой-царицей». Царь-подслушник мог бы истолковать неверно.

Посему меняем жанр. Кабы я была волшебницей, властной над земным естеством, то распоряжалась бы погодой. Детскую мечту – отменить зиму совсем или оставить только один месяц ради елки, катка и каникул – пришлось отвергнуть. Пока в России не построены железные дороги, зимник – безальтернативное средство сухопутной коммуникации. Если нет подходящей реки, то в иных губерниях перевозки тяжелых грузов откладывают до санного пути.

Поэтому лучше играть не с продолжительностью сезона, а с кондициями. Пусть легкий морозец совпадет со снегопадом – накрыть озимые и засыпать ледок на реках. Потом, увы, морозцем не ограничимся – на недельку добротный дубак, чтобы речной лед выдерживал не только уточек, но и повозку любой тяжести. Ну а дальше пусть остается небольшой минус, при котором лед гарантированно не тает. Можно подсыпать снегу, чтобы было чему растаять весной на полях. Но без вьюг, а метелей лишь парочку в сезон, для любителей.

И конечно же, солнышко каждый день.

– Еремей Иваныч, лошадки-то до следующей станции довезут?

– Да хоть до Тулы, Эмма Марковна!

Мой нынешний зимний путь был именно по такой идеальной дороге: не морозной, безветренной, освещенной уверенным февральским солнышком. Кони не чуяли усталости и имели все шансы добраться до уездного центра на закате. Зимнее путешествие мечты!

Но зачем я в него пустилась?

Во-первых, привычка. Практически каждый год у меня два путешествия. Летнее – в родные Голубки, с Лизонькой, забыться от хлопот. Ага, фигушки – усадьба становилась передвижным офисом, куда каждый день являлся курьер и прохлаждался пару часов, пока я просмотрю почту и напишу безотлагательные ответы. Конечно, не только Голубки, но и Нижний с окрестностями. А зимой, когда путешествие становится комфортней, – уже без дочки, в первую очередь по южным губерниям, от Орла до Херсона, где у меня пшеница и сахар.

Во-вторых, наметила важные встречи – тот случай, когда писем недостаточно, а надо пообщаться, иначе ничего не поймешь. И в-третьих, просто отдохнуть от напряжения поздней осени и начала зимы.

Первый месяц наступившего судьбоносного 1825 года почти не принес новых событий. Последствия наводнения были ликвидированы практически повсюду. На Чумной остров, пользуясь ледовой дорогой, завезли материалы, чтобы отстроить больничный комплекс, причем основное здание, конечно же, каменное и, конечно, вдвое выше прежнего. Пусть персоналу будет спокойно. Я не собиралась впадать в пророчество с информацией, что следующее катастрофическое наводнение лишь сто лет спустя. И так уже слава пошла по салонам.

На Святках занималась приемами. Самыми почетными гостями стали новый Сашкин друг-тезка с папенькой и маменькой. Два будущих царя и царская супруга. Я понадеялась, что к такой компании у вдовствующей императрицы претензий не будет. Все равно доброе обещание отправить Мишу в Сибирь за мою дружбу с великими князьями так просто не забыть.

Царевича, еще не знавшего, что он царевич, ждали как привычные, так и незнакомые зимние развлечения. Без горки никак, поэтому сравнительно скромный холмик превратился в самый высокий рукотворный объект на десять ближайших верст. Спусков было несколько: основной ледяной, для салазок, и более пологие – для лыж и скейтборда. Санную трассу сделали без трамплинов, но извилистой, так, чтобы у подножия двухместный болид выходил на скорость если не под 100 км в час, то близко к тому. Первыми скатились мальчишки-ученики, а потом – все обитатели Новой Славянки, кроме пожилой няни Павловны.

Любителей лыж и сноубордов было меньше – те же ученики и Лизонька. Дочка оказалась страстной любительницей скользящей доски. А также примером того, что девчонка иной раз превосходит в ловкости «сильный пол». И наших мальчишек, и, главное, гостей. Я видела, как таращились юноши-аристократы, когда Лиза проносилась мимо них. Пусть воротят замерзшие носы. В глубине души они отлично понимают, что если и захотят позабавиться, то полетят лыжами вверх и увидят в тучах снежной пыли маленькую летящую фигурку. Предрассудки разом не ликвидировать, а расшатать надо.

Для этой цели служил и каток – небольшая, зато идеально ровная залитая поверхность. Да еще столбы с фонарным прожектором, воплощение идеи Кулибина. Увы, большинство гостей были исключительно зрителями, а актерами на льду – ученики, катавшиеся в любое свободное время, и, конечно же, Лизонька.

Еще одним уличным развлечением стала снежная крепость и баталии вокруг нее. Тут взрослых гостей удивлять было нечем – почти все побывали если не на войне, то в военных походах; те же Николай и Михаил застали закат наполеоновской эпохи. Удивить пыталась другим: детской одеждой, точнее, ее уличным, зимним вариантом, позволяющим Сашке, Алеше и Лизоньке оставаться часами на морозе без признаков охлаждения. Фирменной штучкой стали куртки с капюшонами – надежная защита лица и шеи.

Увы, именно здесь преуспеть не удалось. Надеюсь, пока что. Мощный психологический паттерн, будь он неладен. Военным, особенно нижним чинам, полагается терпеть все сопутствующие неприятности службы. В том числе дискомфортную одежду. Плюс еще европейское сезонное отношение к войне, с зимними квартирами и т. д. Ну а то, что в России континентальный климат и многочасовые смотры-парады с ноября по март никто не отменял, – см. предыдущий пункт: должны терпеть. Оказалась бесполезна и апелляция к опыту северных народов, например эскимосов, – куртке анорак. Одеть гвардию в «дикарскую» одежду? В первой четверти XIX века не прокатит. Вот если бы анораки зимой носили шотландцы…

Я готова простить императору Павлу все самодурства за то, что он окончательно заменил плащ-епанчу шинелью. Может, и не так красиво, но самое красивое в человеке – здоровье. Что же касается удобной сезонной военной формы, то проще построить железную дорогу, чем убедить генералитет.

Моя малая железная дорога, кстати, вовсю развлекала гостей. В ней были два важных новшества: вместо платформ с креслами полноценные вагончики с железными печками – опровергнуть разговоры, что зимой на чугунке пассажиры померзнут. И снегоочиститель на локомотиве – оспорить утверждение профессоров Института путей сообщения, что железная дорога будет функционировать до первого серьезного снегопада. Великие князья прокатились и пришли к выводу: железка надежна зимой, как и летом.

* * *

Когда взрослых гостей не спасали даже шубы, мы шли под крышу. А там после обеда новые забавы. Например, дартс и самострел с резиновыми присосками, стрельба по мишеням. Простенькое, детское занятие, но взрослые оценили, хотя и сочли ребячеством. Да-да, поребячились в свое удовольствие так, что дети нескоро дорвались до вожделенной забавы.

Еще большей популярностью пользовались настолки. Над ними пришлось потрудиться. Разработать толстую бумагу под игровое поле, сделать иллюстрации, изготовить кубики и фишки.

Художников искать не пришлось. За семь лет крупномасштабной помещичьей жизни мне удалось выявить не меньше двадцати талантов. Все молодые люди посещают рисовальные классы Академии художеств – самого человечного вуза империи, где можно упражняться юношеству всех сословий, даже крепостным. Как правило, такие художники стараются избавиться от неволи, но мои не спешат. Как тот кот из мультика про попугая: нас и здесь неплохо кормят!

Я вспомнила смешную фразу и сделала карандашом пометку в маленьком блокнотике, который всегда носила с собой. Сказка про заморскую птичку и нашенский скотный двор с котом отлично зайдет детям. Особенно если книжку снабдить большими цветными картинками. А под шумок в нее парочку незаметных, но нужных мыслей вставить можно. Не в виде явного морализаторства, как нынче принято в детской, да и любой другой литературе. А незаметно, тонко и мягко. Я уже убедилась, что такие заходы в сторону «расшатывания скреп» куда как лучше действуют. И на взрослых тоже.

Кстати, за эти годы от меня на волю ушли человек двадцать – тридцать крепостных. Учитывая, что за мной числилось пять тысяч душ, как говорят социологи, в пределах статистической погрешности. И это при том, что я никогда не требовала за вольную неподъемных денег. Еще и совет дельный старалась дать напоследок. И предупреждала: если беда какая, обращайтесь, одна голова хорошо, а две лучше. Наверное, благодаря этому все мои вольные до сих пор трудились хоть и отдельно от меня, но неподалеку. И никогда не брезговали моими заказами или поручениями.

Из тех, что остались, треть крепостных находилась на годовом оброке. То есть кондитеры, парикмахеры, работники на моих производствах, но по нынешним законам и обычаю я могла любого опять сделать дворовым, отправить на конюшню чистить денники, а если возропщут, то послать на конюшню в ином смысле слова.

Почему же не идут на волю? Народ сообразительный: станешь свободным – и будешь вместо строгой, но доброй, справедливой и, главное, терпеливой барыни иметь дело с городовыми и мелкими чиновниками. За которыми обругать, очистить карманы, а иной раз и высечь дело не станет. Ну а скажет кондитер: «Я человек Эммы Марковны» – и смотрит на него алчный канцелярист как волк на тигренка – вроде по зубам, а вдруг мамочка выскочит? Чинуши меня знали все и везде.

Потому люди и оставались. Из всех потерь, пожалуй, самой грустной стало расставание с кормилицей Лушей и Степой – молочным братом Лизоньки. Но это отдельная история.