Из-за льющего как из ведра дождя на дороге образовались здоровенные промоины, в которые, несмотря на свет фар и усилия папы, время от времени попадали колеса нашего грузовика. В подобные моменты нас подбрасывало и кидало из стороны в сторону, словно горох в консервной банке. Когда это происходило, папа порой чертыхался. Мама хранила молчание. Она сосредоточила все свое внимание на Сефе, чтобы малыш во время тряски не ушиб голову о приборную панель. Чем дальше мы ехали, тем хуже становилось. Залитая водой дорога за лобовым стеклом выглядела так, словно она слилась с рекой и теперь представляла с ней единое целое. Грузовик качнуло, он накренился, потом резко выпрямился.

– Уильям, – вздохнула мама.

– Нам надо ехать как можно быстрее.

И тут грузовик опять повело в сторону, и он окончательно утратил сцепление с землей. Возникло ощущение, что мы в лодке. Стоило нам поплыть, как мы тут же набрали скорость.

– Господи, черт подери, – выругался папа.

Обычно мама в таких случаях изрекала что-нибудь осуждающее, но сейчас, когда грузовик, по сути дела, потерял управление, она онемела от страха. При этом мама ничем себя не выдала, разве что стала гладить Сефа по голове чуть быстрее. Тут грузовик резко дернулся – колеса снова соприкоснулись с почвой. Папа принялся крутить руль, чтобы выправить крен. Так мы и ехали, пока, наконец, не свернули на шоссе № 107. Там папа почувствовал себя уверенней. Он втопил педаль газа, и стрелка на датчике, показывавшая двадцать пять километров в час, сдвинулась к отметке «40».

Само собой, когда все идет из рук вон плохо, человеку свойственно перебирать в уме другие варианты – что можно было сделать иначе. Ты начинаешь думать: а что, если б мы остались? Может, так было бы лучше? Колеса снова отделились от дороги, и нас опять повело в сторону. Я почувствовала, что мои ноги стали еще мокрее, чем прежде. «В чем дело?» – подумала я и наклонилась, чтобы коснуться пола. Там плескалась вода, в которую и погрузились мои пальцы. Самое интересное, что остальные будто бы этого не замечали. Папа все свое внимание сосредоточил на управлении грузовиком, однако, когда я резко выпрямилась, он кинул в мою сторону взгляд. Я кивнула на пол. Мама закрыла глаза и принялась молиться. Папа подался вперед, желая разглядеть, что там у нас впереди, однако если учесть, что грузовик потерял управление, то с тем же успехом он мог убрать руки с руля и зажмуриться.

Может, нам и следовало ожидать того, что случилось потом, но, когда двигатель чихнул и заглох, мама понурила голову и перестала молиться.

Я уставилась на терзаемые штормом деревья и мрак, клубившийся там, куда не доставал тусклый свет фар, лучи которых устремлялись то в одну, то в другую сторону. Куда ни кинь взгляд, повсюду была вода. Мне подумалось, что нам надо как-то выбраться из этого потока, который все быстрее нес нас куда-то вперед. Я будто окоченела, осознав, что мы совершенно беспомощны.

– Уильям, – снова проговорила мама. На этот раз она говорила очень тихо, а в ее голосе было столько страха и тревоги, что мое сердце забилось, словно пойманная в силки птица.

Вода в кабине все прибывала. Я чувствовала, что она уже дошла мне до щиколоток. Грузовик резко дернуло, после чего он снова застыл, словно великан положил на него исполинских размеров руку. Уровень воды поднимался – как внутри, так и снаружи. Мы все сидели. Сеф ревел, а мама качала ногой, силясь его успокоить. Лейси, прижатая ко мне в дикой тесноте, дышала ровно, из чего я заключила, что пока ее не успел охватить страх. Сестра сунула руку в сверток, время от времени щипала пальцем струну скрипки, которая делала негромкое «бам!». Это был единственный звук, который исходил от Лейси. Наше отчаянное положение ввергло и меня в какое-то странное оцепенение. У меня перехватило в горле, а голос куда-то пропал. Я стала немой, как Лейси, и безмолвно сидела, дожидаясь, когда папа скажет, что нам делать. Он пристально смотрел вперед, но впереди ничего не было, кроме сплошной воды. Она все поднималась и уже дошла мне до икр.

Казалось, прошло несколько часов, и, наконец, папа сказал:

– Скорее всего, дамбу прорвало. Надо вылезать. Переберемся в кузов, а оттуда, если что, на крышу. А теперь опусти стекло, Уоллис Энн, да поживее.

От сурового тона его голоса мне словно дыру в брюхе просверлили. Я почувствовала во рту горечь. Вот он, оказывается, какой – вкус страха. Горький, мерзкий, вызывающий ощущение, что тебя вот-вот вырвет.

– Слушаюсь, сэр, – выдавила из себя я.

Я опустила стекло до половины. В кабину тут же ворвались ветер и дождь, отчего Лейси прижалась к маме в попытке укрыться от непогоды. Папа опустил стекло со своей стороны, и теперь, казалось, порывы ветра, проникавшие внутрь, состязались друг с другом в силе и злобе.

Папа заорал мне, чтобы перекрыть шум бури:

– Сядь на край окна. Упрись ногой о стойку, так чтоб тебя не снесло. Сделай это как можно быстрее, и забирайся в кузов. Поняла?

Ни «хулиганкой» меня не назвал, как обычно, в шутку, ни подмигнул, ни даже не улыбнулся, чтобы хоть как-то меня приободрить. Я уже и не помню, когда мне было так страшно. Наверное, никогда. То, что сейчас с нами происходило, было страшнее папиных рассказов про привидения, обитающие на постоялом дворе «Болзом-инн» в Сильве. Это было страшнее, чем когда мама сильно заболела и нам начало казаться, что она не справится с недугом. Это было страшнее, чем когда мой одноклассник, гадкий урод по имени Харлан Тиллис, пригрозил, что столкнет меня со скользкой скалы на водопаде Джобон-Фоллз, и мне было ясно, что если он так сделает, то я переломаю себе руки с ногами, а может, и того хуже.

– Главное, ухватись за что-нибудь покрепче, а потом помоги выбраться Лейси. А я помогу маме и Сефу. Поняла?

– Да, сэр, – ответила я. Вот только у меня, скорее, получилось: «Д-д-а, с-с-сэр».

Я неловко слезла с колен Лейси и попыталась усесться пятой точкой на окно. Каким-то чудом мне это удалось. Там, где должна была находиться стойка, бурлила вода. Я пригнула голову и заглянула обратно в кабину. Папа уже выбрался наружу и стоял возле своего окна. Я кинула взгляд поверх крыши кабины. Из-за дождя папу едва было видно.

Он прижался рукой к крыше, а другой рукой помахал мне, после чего проорал, перекрывая шум бури:

– Подожди!

Затем он перекинул ногу через борт и спешно перевалился в кузов. Поднявшись на ноги и стараясь не упасть, он поспешил на мою сторону и нагнулся, силясь схватить меня за руку. Наверное, до него дошло, что мне не хватит роста, чтобы выполнить то, что он от меня хочет. Я отпустила вторую руку, и папа тут же схватил меня за оба запястья. Он затащил меня в кузов. Я сама не заметила, как оказалась там.

– Помоги Лейси, а я за мамой и Сефом, – прокричал он мне на ухо. – Главное, крепче держи ее за руки.

Я была в таком ужасе, что ничего не ответила, а только кивнула.

Папа со всей осторожностью подобрался к кабине со стороны водителя и наклонился к окну. Сквозь заднее стекло я видела, что мама сидит за рулем, а рот Сефа распахнут – малыш явно заходился от крика. Зрелище было настолько душераздирающим, что я не могла на это смотреть. Мне надо вытащить Лейси.

Я хлопнула по заднему окошку кабины, аккурат за ее затылком, и завопила что есть мочи:

– Лейси!

Сестра сидела, прижав к груди свою скрипку. Я сунула руку в открытое окно, чтобы она ее мне отдала. Как же я обрадовалась, когда Лейси протянула мне инструмент! Я взяла скрипку и повернулась к старому ящику, в который папа обычно складывал инструменты и всякую всячину, перед тем как отправиться в город. Я подняла крышку, положила в ящик скрипку, искренне надеясь, что он уцелеет. К этому моменту до Лейси уже дошло, как выбраться из кабины, и она, следуя моему примеру, уселась на край окна.

– Лейси, стой! – заорала ей я.

Без всякого предупреждения она выбралась из кабины, встав на подножку. Потом, благодаря длинным ногам, сестра проделала то, что не удалось мне. Практически не прибегая к моей помощи (я на всякий случай все же ухватила ее за руку), Лейси забралась в кузов, после чего повернулась ко мне и уселась на ящик, в который я убрала ее несчастную скрипку.

Поскольку Лейси в данный момент больше во мне не нуждалась, я забрала у папы Сефа. Пока я возилась с сестрой, ему удалось забрать его из кабины, и теперь он собирался заняться мамой. Она, как и все мы, до этого сидела на краю окна. Я очень за нее переживала, потому что все ее внимание было сосредоточено на Сефе, который надрывался у меня на руках. Нащупав ногами стойку, она крепко ухватилась за край окна. Мама протянула руку папе, но в этот момент грузовик качнуло. Мама потеряла опору под ногами, и потому ей снова пришлось обеими руками ухватиться за край окна. Она тихо вскрикнула, когда ее подхватил поток воды. Теперь ее тело оказалось в воде, почти перпендикулярно грузовику. Сама не знаю, как я могла на это смотреть. Я очень боялась, что мама не выдержит и ее унесет.

Папа наклонился к ней, ухватил за запястья и принялся кричать ей: «Пусти!», «Отпускай!», а мама всякий раз кричала ему в ответ: «Нет!»

– Энн! – заорал он ей. – Давай на счет три. Раз! Два!..

На лице мамы появилось решительное выражение. Она поджала губы – обычно мама так делала, когда очень сердилась.

Когда папа крикнул «Три!», мама отпустила край окна.

По всей видимости, папе потребовались воистину титанические усилия, чтобы затащить маму в кузов. Лично мне казалось, что это вообще невозможно, но у него все же получилось. Несколько секунд мама неподвижно лежала на полу, а потом с трудом села. Папа оперся руками о борт. Переведя дух, он наклонился к маме, подхватил ее под руки и помог присесть на ящик рядом с Лейси. Поцеловав маму сперва в одну руку, а потом в другую, он отвел волосы с ее лица. На несколько мгновений он прижал ладони к ее щекам, а мама обхватила их своими руками. Я видела, что маме хочется заплакать, но знала, что она не даст волю слезам. Она просто смотрела на папу, и все. В такие моменты мне с беспредельной ясностью становилось понятно, как же сильно они друг друга любят – словно меня ставили перед грязным окном, а потом кто-то брал и протирал стекло до блеска. Я мечтала, что у меня когда-нибудь тоже будет такая любовь, которая не выгорает от времени и никогда не слабеет. И чтоб она, конечно же, была взаимной.

Через несколько мгновений папа отпустил мамино лицо и показал мне жестом, чтобы я отдала ему Сефа. Свист ветра и шум дождя практически полностью заглушал плач моего брата. Расставив ноги, чтобы не потерять равновесие, я со всей осторожностью отдала малыша папе. Потом я наклонилась к маме и прокричала ей на ухо:

– Отдохни, мам. Переведи дыхание!

Она прислонилась к Лейси, а папа, стоя лицом к ней, расставил пошире ноги и держал Сефа. С другой стороны от Лейси стояла я, держась руками за борт. Грузовик мотало из стороны в сторону, а потом в него врезалось что-то большое и твердое, отчего нас всех хорошенько тряхнуло. Мама чуть не свалилась с ящика, а я упала на колени. Лейси выглядела так, словно она с радостью забралась бы внутрь ящика, на котором сидела. Беда в том, что, поскольку папа держал на руках рыдающего, вырывающегося Сефа, то ему оказалось не за что ухватиться. Все произошло очень быстро и при этом медленно. Папу качнуло назад. Мне еще запомнилось ошарашенное выражение у него на лице. Буквально только что они с Сефом стояли рядом с нами, но вдруг папу швырнуло вбок, и он, перевалившись через борт, упал в реку.

Мы с мамой, словно громом пораженные, таращились на то место, где всего несколько секунд назад стоял папа. Удивительное дело, но на краткий миг воцарилась тишина. С чем сравнить-то? Представьте здоровенную пилораму на лесопилке в Эвергрине, которая работала много часов кряду, а потом ее кто-то взял и заглушил. Жутковатая тишина была оглушительней рева бури. Мы с мамой вскрикнули и кинулись к борту, словно мы смогли бы разглядеть в воде папу с Сефом. Естественно, ничего, кроме пенящегося, бурлящего потока, мы не увидели.

– Папа! Уильям! – кричали мы с мамой, вцепившись в скользкий металлический борт.

Полыхнула молния, и в ее отблеске я разглядела их метрах в десяти от нас. Схватив маму за плечо одной рукой, другой, трясущейся, ходящей ходуном, я показала в том направлении, где увидела отца с братом. Папа старался держать руки над водой, всеми силами стараясь уберечь Сефа. Они быстро удалялись от нас. Когда снова вспыхнула молния, их уже едва было можно разглядеть. Его голова превратилась в крошечную темную точку в бурном потоке. Само собой, папа уже не мог услышать наших криков. Больше всего нас потрясло и ужаснуло то, с каким трудом он боролся с течением, силясь спасти Сефа.

– Он справится, он не даст Сефу утонуть, он спасет его во что бы то ни стало. Он непременно выплывет.

Мама повторяла эти слова снова и снова. Я же подумала, что это самообман. Да, упорству и решимости папы можно было позавидовать, но сколько он мог так протянуть? Даже после того, как папа с Сефом исчезли за поворотом, мы все равно продолжали всматриваться в темноту. Мы кричали, пока у нас не сели голоса. Мы оказались во власти ненастья и обезумевшей реки. Снова и снова в наш грузовичок что-то врезалось, словно буря пыталась выместить на нас свою злобу. В кузов начала просачиваться вода. Нам оставалось только вычерпывать ее и звать папу. Через несколько минут я умолкла. Потом и мама. Теперь сама Такасиги должна была решить судьбу Сефа и отца.

Мама грузно опустилась на ящик рядом с Лейси. Рот мамы был открыт, она беззвучно плакала. Лейси сидела ссутулившись и при этом раскачивалась туда-сюда. В тот момент я еще ей позавидовала. Хорошо быть такой, как она.

Не думать о том, что я только что видела.