– Ты знаешь, меня все не покидало чувство, что на меня постоянно смотрят, – устало проводит ладонью по лицу. – Я думала, что схожу с ума, как тогда, когда Де… этот человек приставил ко мне своих головорезов.

– Всегда смотрят, малыш, – мой тезка Ваня ждет этажом ниже.

– Здравствуйте, Вероника Владимировна, – улыбается он. – Хорошо выглядите.

– Слюни подбери, – чуть сильнее сжимаю его предплечье.

– Виноват, Иван Алексеич, – все еще улыбается он, но на Нику больше глядеть не решается.

– Мило, конечно, – издает нервный смешок, поправляя куртку. – Но выгляжу так себе. И ты можешь попросить, чтобы они все не звали меня так? Никак не могу переучить Валентину.

– Не могу, – подмигиваю ей. – И Валентину не переучишь. Потому что это условие ее контракта.

– Ты же знаешь, что я не люблю это имя. Так еще и с отчеством.

– Ты им хозяйка, а не подружка, – серьезно объясняю ей очевидные вещи. – Не стоит распускать.

– Хорошо, – крепче сплетает наши пальцы. – Ты прав. Пускай так, так Тёмику безопаснее.

– Верно. И… Валентина тоже, если что, – почему-то за это мне становится неловко. – Представляешь, она в подкинутую монету попадает. Сам проверял.

Женщина, работающая у нас няней, не из простых. Давно знаю ее по теневому миру, хорошо работала. Но она женщина, ей уже хочется хотя бы какого-то покоя.

– Вань, почему ты так странно себя ведешь, если у нас даже няня – снайпер? Что случилось? – все сильнее сжимает мои пальцы. – Что может случиться?

– Надеюсь, ничего, – сжимаю ее ладонь в ответ. – А веду странно… Устал, Ник, до сумасшествия устал, малыш. Решил все рассказать с самого начала. И… может, и сам чего пойму. А может, и не пойму.

– Я тоже устала, Вань, – касается моего плеча. – Я постоянно думаю, как он без меня. А потом, когда все же засыпаю, мне снится, что за Артёмом приходят его настоящие родители. Я знаю, ведь, что он не наш… Ну точнее наш уже… Короче, я боюсь, что и его заберут.

– За Артёмом не придут. Он отказник, – коротко говорю я.

– Здравствуйте, Вероника Владимировна, – Витя и Никита вылезают из машины возле нашего подъезда.

Кивает им, мазнув взглядом по внушительным фигурам, и поворачивает ко мне голову, смотрит пристально.

– Я больше не могу делать вид, что все хорошо.

– Верно, все не совсем хорошо, – соглашаюсь я. – Можно я расскажу обо всем, что считаю важным, по порядку? Только, я тебя умоляю, не нервничай. Если возникнут мысли, говори, – и уже парням машу отбой. – Ребят, я сам сегодня. Объект – Артём и квартира.

Они кивают, садятся снова в машину, смотрят то на наши окна, то на улицу. Я выбрал лучших.

Пикаю брелоком сигналки, и мы садимся в тачку. Она слишком сильно хлопает дверью – нервничает ужасно.

– Хорошо, – отвечает, шумно сглотнув. – Но у меня есть один вопрос.

– Хоть сотня.

– Этот самый важный, – всхлипывает и зажимает себе рот ладонью. – Только ответь правду, хорошо?

– Конечно, – так-то я ей никогда не врал. Молчал много. Не говорил. И я примерно представляю, что именно она сейчас спросит. Непроизвольно подбираюсь весь.

– Он жив или нет? – выдыхает истерично. – Только скажи как есть. Без надежды. Я хочу хотя бы его оплакать.

– Честно… – закусываю костяшку с застарелым шрамом. – Не знаю. Есть только моя чуйка. Больше ничего. Ни одного доказательства, что он жив. Это одна из причин, почему я хочу все тебе рассказать. Потому что уже думаю, что схожу с ума. Мне нужен свежий взгляд.

– Так мой ребенок жив? – поворачивает голову, вскидывает на меня глаза, и я вижу в них ту самую надежду. – Он плакал. Он был здоров. Он не мог умереть.

– Тш-ш, – тянусь к ней, прижимаю крепче. Глупо вышло. Свежий взгляд. Ага. С учетом того, что сначала я опирался только на ее слова, о том, что наш ребенок жив, а теперь она опирается только на мои чувства. – Я не знаю точно, Ника. Я ничего не нашел, но… Малыш, ты мне нужна. Соберись, пожалуйста.

– Я все сделаю, чтобы его найти, – всхлипывает и утирает слезы рукавом. – Как помочь? Расскажи мне все. Я больше так не могу. Это же мой ребенок.

Глажу ее по щеке, коротко целую и завожу мотор.

– Начнем с того, у кого были причины это сделать, – вздыхаю я и везу ее туда, куда никогда бы не повез, если бы… Если бы что? Не сломался? Не засомневался в себе? В своей адекватности? Не знаю.

– Это как-то связано с Денисом и его шайкой? – спрашивает и тут же замолкает, зябко ведет плечами.

– Я проверил почти всех из них, – говорю честно. Вообще впервые с кем-то говорю о своей работе. Хотя работа – это ширма, за которой я прячу личное. Очень личное. – У всех них есть алиби. Многих не было в городе. Один парень помог мне проверить их счета, и там тоже не за что зацепиться. Ни крупных переводов, ничего подобного.

– Ты знаешь, как я познакомилась с ним? – спрашивает стараясь не смотреть на меня.

– Знаю, – говорю спокойно, стараясь ее не спугнуть. Это слишком маленький город для таких, как мы.

– Мне даже сейчас стыдно за то, что там было, – зажмуривается, и слезы льются по щекам. – Даже это от тебя не укрылось.

Конечно, их стоило бы грохнуть сразу. Но… Алексей – местный паук. К нему стекается слишком много информации. И пока мне она может понадобиться.

– Родная, все прошло, – кладу ладонь ей на коленку. – А потом, когда они не будут нам нужны, мы их убьем. И все.

– Там, в этой шайке, – говорит с большими паузами, – есть один, Алексей, он самый отвратительный. Точно торгует девчонками. И наркотой.

– Да, мне тоже он не нравится, – тяну я. – Торгует и тем, и другим. Но пока он нам нужен. Он мне должен. И я жду, когда у него появится что-то, чем он сможет отдать долг. А потом, хочешь, я его свяжу и отдам тебе?

– И я смогу сделать с ним все, что захочу, как он со мной и с другими девчонками? – спрашивает, глядя мне прямо в глаза.

– Пф, – фыркаю я. – Конечно.

– Хорошо, но не только его… – кивает и улыбается такой счастливой улыбкой. – Пообещай мне, что я увижу, как сдохнет каждый, кто сделал это с нами. Пообещай, что так будет, даже если нашего малыша уже не вернуть. Поклянись, что я буду обо всем знать и увижу, как они сдыхают. Ему было очень страшно, когда его у меня забирали. И я хочу видеть ужас в их глазах.

Торможу на обочине, зажигаю аварийку. Поворачиваюсь к ней и впервые делаю то, чего раньше никогда бы не сделал. Но что, если именно эти мои ограничения и тормозят меня? Что если, именно с ней я стану достаточно… сильным для того, чтобы во всем разобраться, чтобы найти его.

Вкладываю забинтованную ладонь, которая опять начинает трястись все сильнее, в ее руки.

– Если… кхм, – сухой ком в горле мешает говорить. – Если нашего малыша уже не вернуть, я обещаю тебе, ты увидишь ужас даже тех, кто об этом просто знал.

– Я хочу увидеть все, – осторожно сжимает мою руку. – Каждую казнь Палача во всех подробностях.

Придвигаюсь ближе, шепчу ей в губы:

– Ты увидишь все. Клянусь тебе.

Глава 5. Ваня

Целую ее осторожно, ласково, пытаясь донести этим поцелуем, что я все понял, что я с ума без нее схожу, а если процесс необратим, то лучше сойду с ума вместе с ней. И пусть я конченый эгоист. Пусть снова рушу ее жизнь. Плевать. Ее жизнь – моя.

– Подожди, – упирает ладошки мне в грудь. – Этого мало. Мне больше нужно, чем слова.

– Все будет, – целую линию ее скулы, спускаюсь к шее. – Все покажу. Даже то, что обещал никогда тебе не показывать.

– Я знаю, – выдыхает шумно. – Я не прощу тебя, если чего-то не буду знать, если что-то ты опять скроешь, чтобы не травмировать меня. Дай мне нож.

– Угу, – целую, втягиваю ее кожу в рот. – Зачем моей девочке нож?

– Просто дай, – стонет она. – Хочу быть ближе к тебе. Хочу больше, чем слова.

Она не удержит меня от сумасшествия. Потому что сама давно поехала вместе со мной. Улыбаюсь ей, достаю из-под штанины джинсов короткий нож для метания, протягиваю ей лезвием к себе.

– Сегодня утром я думала о том, чтобы принять побольше снотворного и уснуть насовсем, – как завороженная смотрит на лезвие.

– Сегодня утром я думал о том, чтобы взорвать ту больницу, в которой ты рожала, – вторю ей.

– Я бы тоже ее взорвала, если бы могла, – выставляет свою ладонь так, чтобы я видел, и медленно проводит по ней лезвием. Морщится, смотрит, как на коже расцветает тонкая красная линия, как алые капли капают ей на джинсы. – Но я больше не хочу умирать. Я хочу, чтобы сдохли все они.

Хватает меня за забинтованную руку, вжимает свою кровоточащую ладонь в мою такую же.

– Ты же все сделаешь, любимый? – улыбается, проводит по моей щеке другой рукой. – Я знаю, что ты все можешь. Я уже это видела. Видела Дениса.

– Все, что нужно, – целую ее снова, хочу ее, мою сумасшедшую девочку. – Все, что захочу.

– Я тебя люблю, – прикусывает до крови мою нижнюю губу. – Больше, чем просто люблю, Вань.

– Я тебя люблю, – короткий глубокий поцелуй, – больше, чем убивать.

– Хочу тебя, – шепчет она мне в губы, и я чувствую ее дрожь, которая током пробегает и по моему телу.

Откидываю спинку ее кресла, нависаю над ней, рассматриваю ее лицо. Как будто бы спал этот год. А теперь проснулся. Она тянется ко мне, чтобы поцеловать, но я кладу палец на ее губы.

– Тш-ш, – скольжу вокруг ее губ, практически не касаясь, совсем немного облизываю их край. Моя девочка. Моя королева. Об этом я расскажу чуть позже, но обязательно расскажу, не хочу ничего скрывать.

Дышит поверхностно, почти не двигается и только смотрит на меня. И в этом взгляде все. Вся любовь этого мира. Вся одержимость, которая в ней есть. Все возможное желание.

– Веришь мне? – спрашиваю, но уже знаю ответ.

– Верю в тебя, – шепчет она, обволакивает губами кончик моего пальца.

– Я не об этом спросил, – приподнимаю бровь.

– Верю, – кивает, выпустив мой палец изо рта. – Верю.

– Не уйдешь? – не уверен, что готов это именно спрашивать. – Скажи.

– Нет, – в ужасе мотает головой. – Никогда. Всегда буду с тобой.

Хочу показать ей то, чего почти никогда она не видела. Что почти всегда я сдерживал. Но есть ли смысл теперь?

Медленно кладу ладонь на ее горло, чувствую ее бешено отбивающий ритм пульс.

Шумно сглатывает, но не двигается, только смотрит на меня своими широко раскрытыми кукольными глазами.

Сжимаю ее горло чуть сильнее, так, что ей уже немного трудно дышать. Ток особого возбуждения проносится по телу. Болезненный, острый.

Чуть открывает рот, делает натужный вздох, но ничего не делает. Я наблюдаю, как ее зрачки становятся все больше, добавляют глубины взгляду.

– Если закроешь глаза и перестанешь на меня смотреть, я остановлюсь, – шепчу в ее губы.

Закрывает и тут же открывает глаза – дает мне согласие, дрожит в моих руках все сильнее.

Завожу лезвие ножа под ее толстовку, тяну вверх, и ткань с треском разъезжается на две неровные половины. Все еще зажимая нож мизинцем и безымянным пальцем, сдавливаю ее сосок указательным и средним той же руки. Знаю, что холодное лезвие касается ее кожи, слегка поворачиваю лезвие, и оно с тихим скрипом идет по нежной коже не раня, но придавливая достаточно.

Мне нравится смотреть, как она трепещет, нравится, что все еще здесь, со мной. Не сдерживается, и из губ, покрытых сухой корочкой, вылетает сдавленный, тихий стон.

– Тш-ш, – коротко сдавливаю горло чуть сильнее. – Хорошие девочки терпят, помнишь?

Кивает, как может: я, скорее, чувствую этот кивок.

Скольжу острием лезвия по ее коже. Дрожит, заводит меня невозможно вот этой покорностью. Той, которая мне была нужна, и той, которую я боялся выпускать.

– Покажи мне, как ты меня хочешь, – запускаю лезвие под пояс ее джинсов, чуть отпускаю горло, чтобы она могла говорить.

– Ваня, пожалуйста, – слова тонут в судорожном всхлипе, – возьми меня… Я буду твоей очень терпеливой девочкой.

Практически срезаю с нее джинсы: разрезаю их по шву спереди и сзади, ноги все еще остаются в штанинах. Приподнимаюсь и завороженно смотрю, как лезвие скользит прямо по ее складочкам, прижимаю ее клитор гладью металла.

Громкий стон, почти всхлип, и дрожание ее тела уже напоминает конвульсии. Выгибается, прижимается к лезвию, чуть заметно ерзает голой попкой по сиденью.

Разворачиваю нож лезвием от нее и коротко, но хлестко шлепаю по текущей промежности.

Вскрикивает, но тут же закусывает нижнюю губу, смотрит на меня почти испуганно.

– А еще хорошие девочки… – кончиком языка касаюсь ее живота. – Могут кричать всего одно слово. Угадаешь?

– Твое имя? – выдыхает грудным, срывающимся голосом.

– Неверно, – шлепаю еще раз ладошкой, потому что хочу почувствовать ее влагу.

– Еще? – с тихим стоном. – Угадала?

– Неверно, – шлепаю сильнее и следом за шлепком сразу вставляю два пальца в ее сладкую дырочку.

– Не знаю, – насаживается на мои пальцы, чуть откидывается назад.

– У тебя еще будет время подумать.

Чувствую, что уже самому тяжело сдерживаться. Расстегиваю джинсы, спускаю боксеры, трусь головкой о ее складочки, выдыхая сквозь зубы.

– Что случается с хорошими девочками? – спрашивает, выгибаясь и ерзая подо мной.

– Они становятся королевами, – собираю головкой ее смазку и утыкаюсь чувствительной плотью в ее попку. – Кричи, моя королева.

Толкаюсь в нее туго и не жалея. Сам стону уже громко, концентрируясь на мурашках, бегущих по телу от ее близости.

Вскрикивает громко, хрипло, выгибается и скребет ногтями мою шею. Пытается принять меня глубже.

Дергаю ее за одну руку, завожу ей за спину так, чтобы Ника на нее легла, делаю так же со второй и зажимаю оба запястья под ней, заставляя ее выгнуть спину.

– Сильнее, – выкрикивает, сверлит меня взглядом, кусает в кровь собственные губы. – Разорви меня на кусочки… Сделай своей.

Вновь чуть сдавливаю ее горло, чувствую всю ее жизнь в своих руках, выхожу почти полностью и толкаюсь снова, по самые яйца. И отключаюсь. Ни хера больше нет. Только ее крики и мои толчки. И возбуждение, которое все растет и растет, вытесняя все из головы.

Она подмахивает мне бедрами, дрожит и пульсирует вокруг моего члена, плотно сжимает его мышцами. Ее красивое лицо искажается судорогой, глаза подкатываются.

Хочу, чтобы она кончала еще, хочу, чтобы билась в своих ощущениях, отключалась. Отпускаю горло, вставляю пальцы в ее дырочку, нащупываю на передней стенке едва ощутимый бугорок, давлю на него быстро, подстраиваю под эти движения свои толчки. Большим пальцем давлю на клитор в пульсовом темпе.

Ее тело становится туго натянутой струной, и я считываю каждое ее бешеное вздрагивание, каждый мышечный спазм. Она кричит так громко, что стекла вновь запотевают.

Сам почти уже на финише, выхожу из нее быстро и со всей силы вталкиваюсь в другую дырочку.

– Люблю тебя, Ника, – закрываю глаза. – Просто пиздец как. Не вывожу всю хуйню без тебя.

– Люблю, – выкрикивает. Зажимает мои бока коленями. – Мы все вместе вывезем, любимый.

Почти на краю выскальзываю снова, подгребаю ее практически под себя и вталкиваюсь в ее рот, следующим движением – прямо в горло, начинаю пульсировать там, чувствую свой член в ее горле своей рукой и вожу вверх-вниз ладонью. Сжимаюсь и дрожу, затапливаю ее спермой, стону так, как будто бы не трахался вечность.

Выскальзываю, когда начинаю хоть как-то себя ощущать. Снова, как куклу, дергаю ее вверх и впиваюсь поцелуем в ее губы, все еще пропитанные моим вкусом.

Тяжело дышит, почти задыхается, но обхватывает дрожащими пальцами мою шею, шире открывает рот, позволяя вылизать себя, постанывает, виснет на мне.

– Прости, что грубо, – целую ее щеки.

– Мне так нравится, – выдыхает со счастливой улыбкой на губах. – Мы никогда об этом не говорили. Но я так часто вспоминаю то, что было в том офисе.

– Когда я, чтобы тебя трахнуть, сказал, что по мальчикам? – смеюсь я.

– Ага, – смеется вместе со мной. – Правда, эту часть я предпочитаю перематывать. Обидно было просто до слез.

– Ты была слишком шикарна, чтобы тебя не трахнуть, и слишком печальна, чтобы ты далась мне без боя. Пришлось брать хитростью. А про обиду… Как бы это ни звучало, но я рад, что ушел тогда. Все должно быть вовремя. Тогда мне не нужно было ничего, не получилось бы у нас семьи, и любви б не получилось, – поглаживаю ее щеки. – Прости, что обидел, но тогда я до тебя еще не дорос.

– Знаешь, боя бы не было, я потекла от одного твоего взгляда, – прижимается ко мне. – И ты, наверное, прав, да. Но я жила тобой все это время, а потом, когда увидела в клубе, да еще не одного, подумала, что сошла с ума. Может, все же сошла. Не пойму.

Воспоминание про “не одного” неприятно режет. Это я тоже никогда ей не говорил:

– Эта девочка… Она была моей жертвой, – говорю вслух. Отвратительные вещи. Тошнотворные. – Мне жаль, что… Что она попалась в то время.

– У нее был ты, – не смотрит на меня.

– Не было, малыш, – поворачиваю к себе ее лицо. – Ничего у нее не было. Ни меня, ни себя.

– Ты все обо мне знаешь, – грустно улыбается. – Все знаешь. Я не святая точно. И я не собираюсь сейчас упрекать тебя в чем-то. Она была… Они были… Пускай, зато теперь есть мы.

– А еще я посадил твоего бывшего жениха, – невпопад говорю я. – Подложил ему герыч.

– Ты, что? – переспрашивает, шаря взглядом по моему лицу. – Я же никогда не рассказывала.

– Ну и что? – смеюсь, вспоминая ту историю и его лицо. – Ты бы это видела. Года полтора назад. Он долго не понимал, как так вышло.

– Зачем ты так сделал? – спрашивает с любопытством.

– Он меня раздражал, – пожимаю плечами. – Случайно встретил как-то в кофейне и понял, что не хочу, чтобы он жил в этом городе. В одном городе с тобой.

– Боже… – выдает она и замолкает. – Я люблю тебя. Очень сильно люблю.

– Несмотря на то, что я злой и страшный… Палач?

– Угу, – обнимает ладошками мое лицо. – Скажи мне честно, какая я? Добрая? Великодушная? Справедливая, может?

2 3 4

Стандарт

4.6

(10 оценок)