“Это мой малыш”, – сразу прорезает мозг, и меня окатывает горячим потом. Вцепляются в его руку, прилипаю взглядом к кусочку экрана, который вижу. Светлые детские волосы, невесомые. И я знаю их запах.
– Блядь! – Ваня вскакивает.
Я вскакиваю вместе с ним. Мне нужно видеть моего малыша.
– Вот молодец, – продолжает голос. – Какой ты молодец. Давай помашем папе ручкой. Помаши ручкой, чтобы папа лучше тебя искал. Помаши, Иван Иванович.
Буквально на момент вижу его лицо. И желудок скручивает рвотным спазмом, становится почти невозможно дышать. Боже, как он похож на Ваню. Мой малыш жив, и я не могу дотронуться до него, обнять, вдохнуть его запах. Это физически больно видеть его и быть так далеко.
– Ника, телефон свой, быстро! – протягивает трясущуюся ладонь Ваня.
– Это мой ребенок? – выдыхаю я дрожащим голосом. Мне нужно, чтобы он подтвердил, что я не сошла с ума и это не галлюцинация.
– Ника, быстро телефон, я сказал! – кричит на меня зло.
– Покажи папе, как ты умеешь, – голос звучит колоколом у меня в голове. – Смотри папа, чему мы научились без тебя. Какой молодец Ванечка. Гораздо умнее папы.
– Ответь мне, блядь, – меня сносит, – это мой сын? – вцепляюсь в его руку и трясу.
– Идиотка! – рявкает он, лезет в мой карман, выдергивает телефон, разрывая по шву ткань. Набирает быстро чей-то номер.
– Папа нас не любит. Где же хваленая хватка Палача? – насмешливо говорит голос. – Стареешь, Ваня. Как и все мы.
– Малой, мне нужна помощь! – выпаливает в трубку. – Прямо сейчас Палачу пришло письмо, в нем ссылка. Отследи, буду должен.
– Папа-папа, – разочарованно протягивает голос. – Я надеялся, игра будет интереснее. А в тебе больше пафоса и понтов. Ну пока. Помаши еще раз, Ванечка. Вот молодец.
Видео останавливается, Ваня дышит, будто пробежал марафон.
– Это мой ребенок, – бормочу я. – Мой ребенок. Кто его забрал? Скажи, что знаешь, кто это… Я сейчас с ума сойду.
– Р-р-ра-а-а! – телефон летит в надгробие, разлетается на куски.
Секунда, и ствол в его руках. Выстрел раздается так громко, что я зажимаю уши. За ним второй, третий, много, пока не заканчивается обойма, которую он тут же меняет, стреляет снова. Пока на лбу каждой выбитой фотографии на этой аллее не остается след от пули.
– Убью их всех! – орет бешено на все кладбище. – Всю семью до седьмого колена вырежу! Задушу своими руками!
– Кого? – выкрикиваю я. – Это был мой ребенок. И ты опять молчишь! Либо пристрели меня, либо говори. Они же Палачу мстят.
– Ника, ты дура? – оборачивается ко мне, грудь часто вздымается. – Что ты, блядь, хочешь от меня услышать? Что?!
– Кто его забрал? – ору я, не отстаю от него.
– Я НЕ ЗНАЮ!!!
– Как ты можешь не знать? – не унимаюсь я. – Этого быть не может. Ты знаешь все. Кто может вообще быть сильнее тебя и такое провернуть. Ваня, они забрали нашего ребенка и скрывали его год. Таких людей по пальцам пересчитать можно.
Звонит мой телефон, Ваня не сразу попадает пальцем по сенсору, отвечает резко:
– Да! – слушает что-то. – Скинь адрес. Я сам, нет. Спасибо.
Нажимает отбой.
– Поехали, быстро, – дергает меня за руку. – Малой нашел адрес.
– Я с тобой, – упрямо выдаю, чтобы он даже не думал о том, чтобы оставить меня в безопасном месте.
– Я тебе разве сказал, что нет? – рявкает он. – Не беси меня, а.
Мы бежим через все кладбище, как сумасшедшие. Прыгаем в машину, и только тут я могу отдышаться. Ваня заводит мотор и пулей срывается с места.
– Далеко? – спрашивая, чувствуя, как мое сердце почти останавливается, захлебываясь кровью.
– Не очень, – ладонь стучит по рулю. – Да сука ж ты…
– Он жив, – на меня вдруг сваливается осознание того, что теперь я точно знаю, что он жив. – Ваня, он жив, – улыбаюсь я, положив руку ему на бедро.
– Жив, – хмуро кивает он, продолжая гнать по ночным улицам на запредельной скорости.
– Это главное, – я приказываю себе успокоиться. – Главное, что он жив. А ты его найдешь. Я знаю. Господи, он уже говорит.
Ваня только сильнее сжимает челюсти.
– Под твоим сиденьем ствол. Достань, – командует он.
– Хорошо, – запускаю туда руку и достаю тяжелый пистолет. – Что дальше?
– Мне давай, – выкручивает руль на повороте. – И магазины в бардачке. Выгребай все, что есть.
Я отдаю ему ствол, жалея, что за эти годы не научилась стрелять, выгребаю из бардачка пахнущие чем-то тяжелым, пороховым магазины.
– Что еще сделать? – спрашиваю, закипая от своей беспомощности.
– Ничего, малыш, – выдыхает Ваня. – Не путайся под ногами только. Пристрелить могу ненароком. Да и мало ли что там.
Мы тормозим возле двухэтажного старого дома. Внутри темно, а снаружи убого.
– Ты запомнила? – смотрит на меня серьезно. – Главное, не делай так, чтобы я о тебе переживал. Договорились? Будь сзади.
– Да, – киваю я. – Буду за тобой.
Я вся внутренне замираю – сейчас я увижу своего малыша, обниму его.
Ваня выбивает хлипкую дверь одним ударом ноги, вламывается внутрь. Это точно заброшка – полы скрипят, кое-где проломлены, на стенах штукатурка осыпалась до дранки. Палач идет быстро, исследуя комнату за комнатой, и с каждой пустой комнатой мне становится все больнее. Его здесь нет.
Мы поднимаемся на второй этаж и следуем тем же маршрутом. В последней комнате Ваня опускает ствол, хватается за голову.
– Блядь! Блядь! Блядь!
– Зачем они привели нас сюда, если его тут нет? – спрашиваю и зажимаю себе рот руками, чтобы не завопить от отчаяния.
– Чтобы показать мне, что я ничего не могу сделать, – хрипло говорит мой муж.
Крик, которого не было уже очень давно, раздается за переносицей. Как раньше. Как в старые добрые времена. Усмехаюсь, сначала тихо, потом начинаю хохотать так, что мой жутковатый смех разносится по всему дому.
– Ты чего? – спрашивает и отшатывается от меня.
– Умный, – улыбаюсь я, шарю глазами по стенам. – Умный. Следит-следит.
Расслабляюсь и отдаюсь тому, чего ей не показываю, чего стараюсь избежать в работе уже давно. Расслабляюсь и пускаю за штурвал другого меня.
– Кто следит? – хватает меня за рукав. – Кто его забрал?
– Мститель забрал, Ник, – обхватываю ее лицо руками. – И следит, как я мечусь в закрытой банке. Бах, и стекло, бах, и стекло, кажется, что вылетишь, а там опять стекло, – хохочу я и почти отталкиваю ее.
Смотрю на углы – ничего. Перехожу в другую комнату – тоже ничего. Где-то есть. Точно есть.
– Тогда найди его и грохни, и верни нашего мальчика домой, – ее голос за спиной. Требует. – У тебя свое личное кладбище. В чем проблема?
– Хочешь туда? – бросаю через плечо. Она даже не злит меня. Просто хочется ей сделать больно так же, как и она мне. – На кладбище-то? Где-то есть. Где-то есть…
Комната, на которую выходит лестница, меня останавливает. Еще не знаю почему. Не понял. Но знаю, что тут искать надо.
Оглядываюсь по сторонам. Не вижу ничего такого, что… Хотя…
– И как ты это сделаешь? – подходит ко мне вплотную. Глаза горят маниакальностью. Прям как мои. – Просто интересно.
– Что сделаю? – даже немного удивился, что она здесь. Уже успел забыть. Кручусь вокруг своей оси и разглядываю все, шарю хаотично взглядом.
– Злишься на меня, да? – спрашивает вдруг. – Это я во всем этом виновата. Он же был со мной.
Не слушаю ее. Ничего полезного она мне не скажет. Мне надо искать. Надо искать… Вдруг взгляд цепляется за едва заметную красную точку. Смотри-ка, хорошо спрятал.
Оборачиваюсь, смотрю на стену, которая попадает в поле зрения камеры.
– Что мы ищем? – выкручивает себе пальцы. – Я хочу помочь.
– Ты – ничего, – отвечаю честно. – Он же со мной играет.
Кирпич слишком новый для этого дома. Не отсюда. Края не сбитые. Хотя попытался его состарить.
– Умный, – хмыкаю я.
– Он играет с тобой, используя для этого моего ребенка, – тихо проговаривает.
– Играет, да, – подхожу ближе, достаю нож, совсем немного поддеваю шов между кирпичами, и он легко осыпается песком. – Плохой раствор.
– Он же его не убьет? – очередной вопрос. – Ведь год не трогал… Скажи мне!
Поиграем и мы, верно? Ход за ход.
Оборачиваюсь к ней, дергаю на себя и впечатываю в стену. Ну хоть немного же она должна что-то понимать? Говорю громко ей, но так, чтобы он все слышал.
– А если и убьет, сделаем нового, да? – подмигиваю, прижимаюсь сильнее.
– Верно, сделаем нового, прямо сейчас, – так же нарочито громко. – Все равно я дочку хотела.
Прижимаюсь к ее шее, подтягиваю вверх ее ногу. Шепчу едва слышно:
– Не убьет, играет, – целую ее дрожащую. – Следит. Камера напротив. Кирпич под твоей головой. Запомнила?
– Ага, – выдыхает едва слышно.
– Надо уйти, надо смешать карты. Если что-то важное, придет сам забирать. Если просто нас потрепать… придешь забирать ты, поняла? – задираю мою толстовку, в которую она одета. Пересчитываю ее ребра пальцами, сжимаю грудь.
– Да, любимый, – опять специально громко, для него. – Да, да, так хочу тебя. Прям здесь.
Больная моя девочка. Такая же, как я. Разворачиваю ее резко и сдергиваю штаны с ее попки. Что бы ни происходило, хочу ее. И хочу, чтобы он видел, что играю по своим правилам.
Расстегиваю джинсы и вталкиваюсь в нее одним тугим толчком. Прижимаю сильно ее щекой прямо к этому старому кирпичу.
– Здесь, – шиплю едва слышно. – Здесь, – на очередном толчке.
– Да, да, так, – выкрикивает со стоном, скребет ногтями этот кирпич. – Сильнее…
Долблю ее так, что у самого искры из глаз сыплются. Жестко, сильно вколачивая ее в грязную стену.
Ее стоны давно уже перешли в крики. Она шире расставляет ноги, ищет точку опоры получше в том мусоре, на котором стоит.
– Еще, – задыхается от стонов и всхлипов. – Так только ты можешь, любимый! Только ты…
Разношу ее раз за разом и сам уже на краю.
– Ника моя, – шепчу только для нее, дышу сбито.
– Твоя, – почти рычит, мокро насаживаясь на меня по самые яйца. – Всех грохнем, – тихо-тихо, почти перед самым пиком.
Сжимаю ее и пульсирую горячо, ярко, адреналин добавляет ощущений, сшибает голову.
Кончает с хриплым вскриком и добавляет мне свою пульсацию. Хватает затхлый воздух открытым ртом. Тянется к моей руке и сплетает наши пальцы.
Выскальзываю из нее и сразу натягиваю штаны на ее попку. Застегиваюсь сам, оборачиваюсь, присматриваюсь. Красной точки нет! Он отключил камеру.
– Ника, телефон мне быстрей, – оборачиваюсь, протягиваю руку.
– Держи, – протягивает мне аппарат, который с трудом выудила дрожащими пальцами из кармана.
Я сразу же вкладываю в ее ладонь нож.
– Кирпич этот, вытаскивай его, – быстро набираю номер, смотрю, как слабо она ковыряет стену и передаю ей телефон. – Его Малой зовут, скажи, что ты моя жена. Скажи адрес этот. И дай сюда нож.
– Жена Палача? – хватает телефон, вкладывает в мою руку нож.
– Ну а кого, малыш? – хмыкаю я и вставляю лезвие между кирпичами.
– Привет, – говорит она после недолгих гудков. – Малой? Отлично. Меня зовут Ника, я жена Палача. Нужна твоя помощь, – диктует адрес. – Так быстро? Спасибо тебе.
– Что сказал? – мне удается пальцами подцепить блядский кирпич, тяну его медленно, то с одной, то с другой стороны.
– Что будет здесь через пятнадцать минут. – сует телефон обратно в карман. – А он кто?
– Друг, – коротко отвечаю. Не буду же я рассказывать ей, где именно мы познакомились и при каких обстоятельствах.
О проекте
О подписке