Красное на сером

О одиночество, как твой характер крут!

Посверкивая циркулем железным,

Как холодно ты замыкаешь круг,

Не внемля увереньям бесполезным.

Белла Ахмадулина

– Что с твоим лицом? – вытаращив свои большие совиные глаза, прошептала, не скрывая своего удивления, Нонка. Ты опять всю ночь ревела?

– Почему опять? – возмутилась Юля. И не ревела я, это простуда, а еще не выспалась.

– Ну, ну, – многозначительно и недоверчиво проворчала Нонка. Что же тебе мешало выспаться, у тебя завелся герой-любовник? – с нескрываемым сарказмом продолжила она.

– Что, больше сказать нечего? Какая бурная фантазия! Просто не выспалась, легла поздно, и отстань уже от меня, – зашипела Юля, чувствуя досаду.

Нонка лишь фыркнула в ответ.

«Вот зараза, тоже мне подруга, ехидная. Ей-то что, новая тема для сплетен. Это у меня ночь была ужасной, эти мерзкие сны. И отчего так тошнит, и, наверное, нервы, – думала Юля. – Надо взять что-нибудь для нервов, хоть валерьянки. Ох, уже половина девятого, Леонид Аркадьевич скоро придет, надо приступать к работе, хочешь не хочешь, а отчет сделать надо к обеду. А то все только позлорадствовать могут да посплетничать – это запросто, как эта Нонка – «подруга», тоже мне, наверняка уже кости мне перемывает, – мысленно ворчала на коллегу Юля. – Ну точно, вон уже с кем-то перешептывается, ладно надо работать».

Время близилось к обеду, когда, закончив и распечатав отчет, Юля наконец расправила затекшую спину и отправилась к своему начальнику. И, постучав, вошла в кабинет.

– Ах, Юлечка, проходите, – засопел Леонид Аркадьевич, перебирая груду папок в своем шкафу. Из-за своего грузного, габаритного тела он страдал от постоянной одышки, впрочем, это не мешало ему, если верить слухам, конечно, приударить за молоденькими девушками, особенно практикантками, и даже за понятно, какие услуги, устраивать их на работу. На Юлю же он всегда смотрел как на пустое место, что ее только радовало, и она оставалась просто бессмертным пони, выполняющим любые задания, даже не входящие в ее компетенцию, что позволяло ей хоть и много, но тем не менее спокойно работать.

– Отчет, Леонид Аркадьевич, – елейным голоском прошептала Юля.

– Ну, Юлечка, ты, как всегда, ответственна и пунктуальна, – пропел Леонид Аркадьевич и, раскрыв папку, стал внимательно изучать результат ее трудов.

Она терпеливо ждала, пока он, вытирая платком пот со своей отражающей свет лампы лысины, закончит чтение. И, заметив в его глазах блеск удовлетворенности спросила, поздно спохватившись двусмысленностью своего вопроса:

– Что-нибудь еще, Леонид Аркадьевич?

Леонид Аркадьевич с интересом самца гориллы, увидевшего новый банан, пронзил ее взглядом, с аппетитом ресторатора оценивая ее фигуру и грудь как некое меню, словно прикидывая очередность блюд, и, лишь дойдя до ее лица, выражающего беспристрастность и терпение, его взгляд стал более осмысленным.

– Вы простите мне мою бесцеремонность, Юлия, но говорят, вы не спите по ночам, плачете. У вас проблемы с молодым человеком?

– Леонид Аркадьев… – запнулась Юля от подступившего к горлу кома, что дало возможность ее начальнику перебить ее и продолжить.

– Да, я понимаю, не мое дело, – хитро улыбнулся самец гориллы, – но если вам, Юлечка, потребуется мой дружеский совет, я всегда рад его дать. Вы ответственный сотрудник, Юлия, в отличие от многих здесь работающих, и мне бы хотелось, чтобы на этой почве между нами возникли бы более дружеские отношения.

«Вот тебе раз, „туши свет“, что называется», – с удивлением посмотрела на него Юля.

– Я всего лишь приболела, Леонид Аркадьевич, зима – холодно, но я уже выздоровела, – промямлила она, не зная, что сказать, чтобы как можно быстрее покинуть его кабинет.

– А, ну конечно, Юлечка, извините мне мою назойливость, вы можете идти, и лечите свою простуду, неправильно это – переносить ее на ногах, а в следующий раз можете взять больничный, – многозначительно закончил самец гориллы, уткнувшись взглядом в ее живот как в главное блюдо предстоящего торжества.

Выйдя из кабинета, она чуть не разрыдалась от своей беспомощности.

– Знает, свин, что я одна, – прошептала Юля, выйдя на кафель продуваемого сквозняками холла, тая и расползаясь в разные в стороны от своей беззащитности и одиночества, она поспешила в уборную.

И тут откуда-то из глубины ее сущности поползла озлобленность на весь мир и непреодолимое желание выцарапать Нонке глаза. «Вцепиться в ее широкую накрашенную физиономию и…Господи, откуда у меня такая кровожадность»? – одернула себя Юля, испугавшись, она посмотрела на свое отражение и умылась холодной, ледяной водой, бьющей из крана, который она на нервах открыла на полную.

Входя в глухую оборону, подобно ежу, и с большим трудом подавив гнев и боль, она, вернувшись на рабочее место, погрузилась в рутину работы, стараясь забыть, не думать о произошедшем и поскорее дожить до вечера и добраться до дома. От мыслей о доме, как об оазисе защищенности, крепости стен, ей стало легче, словно она уже оказалась в нем, в каменной броне родных стен.

Пять рабочих часов пролетели быстро. Бросив взгляд в окно, она заметила, что стало смеркаться, обрадовавшись и с облегчением выдохнув, только бы покинуть это место, она стала собираться, но тут возле ее стола вдруг появилась габаритная фигура с улыбающимся лицом.

– Гоша? – удивилась она, глядя на водителя и курьера, уже успевшего вернуться обратно.

– Это вам, Юлия, – явно скромничая, прошептал он, положив ей на стол шоколадку.

– Спасибо, – вежливо улыбнулась Юля. «Вот приставучий детина, только тебя мне сегодня не хватало. Как объяснить, что я с детства не люблю шоколад, сказать – обидится, не сказать… Да лучше ничего не говорить», – немного подумав, решила она.

– А в честь чего презент? – спросила Юля, причем голос, весь день сдерживающийся от внутренней агрессии, прозвучал слишком строго и холодно, так что выражение «счастливого дурака» просто смылось с лица Гоши.

– Просто так, – промямлил тот. – Вы сегодня такая красивая.

«Да ладно, я красивая, что за день сегодня? Спокойно, Юлия, держи себя в руках, не надо отыгрываться на бедном Гоше».

– А что, я обычно страшная? – спросила она тем же голосом и искренне надеясь, что парня сейчас просто сдует.

– О нет, я ничего такого не хотел сказать, извините, Юлия, мне пора! – протараторил Гоша и быстро ретировался.

И тут ее как прорвало, долго сдерживаемые эмоции выплеснулись на волю истерическим смехом и болью в животе от бессилия остановить этот смех, который, как терапия измученных нервов, шел из глубины души, давая грубому физическому телу порцию эндорфинов. Утерев слезы радости, она, спешно убрав документы по ящикам и выключив компьютер и свет, вышла на улицу. Падал легкий снежок, городом владели безмятежность и спокойствие, свойственные последнему дню недели, пятнице.

Истерический смех, немного поднявший ее настроение, вся эта суета и кошмар прожитого дня отошли, вторя атмосфере города, на второй план – темных закоулков души, жаждущих забвения, только вместо спокойствия и неги пришла пустота, пустота «пустой квартиры и одиночества», когда спешить домой не имеет смысла, а жизнь теряет свое сакральное значение любить.

Сладостный реализм сна

Когда человек спит, нечто в его сознании позволяет ему понять, что все происходящее – это сон.

Аристотель

С трудом открыв слипшиеся от долгого сна веки, он потянулся, тело с сонной истомой выгнулось и с неохотой расправилось, вяло раскинувшись на кровати. Часы на будильнике показывали двенадцать часов дня. «Прилично», – подумал он, посчитав в уме продолжительность этого ночного полета, учитывая, что лег спать он в шесть вечера, а встал в двенадцать дня. Нехотя повернув голову, он посмотрел, как солнечные лучи, проникая сквозь плохо зашторенные занавески, греют паркет длинными солнечными колоннами. Рядом тихо тикают все те же часы, а в комнате пахнет сном, этим приятным запахом домашней неуклюжести и несобранности, в каком-то смысле даже уютом, теплом пледа, подушек и хорошей книгой, обязательно сказкой.

Он улыбнулся, встал. Пройдя на кухню, поставил чайник, кофе он не пил принципиально, учитывая его хобби и в связи с важностью контроля своего сердечного ритма и дыхания, кофе являлся тем напитком, употреблять который любому сновидцу было противопоказано. Телевизор он тоже не любил, слишком много мусора, способного засорить пространство сна, потому он предпочитал радио, включив которое он узнал знакомую передачу «стола заказов», где люди звонят и просят поставить любимую песню, он тоже иногда звонил туда, музыку он любил, хорошую музыку и качественный звук. Увидев свою фотографию с братом, он по-доброму улыбнулся. Молодые, смешные, сонные и, хотя брата уже нет в живых, это фото все равно будило в нем лучшие воспоминания.

Сеня был его старшим братом, первопроходцем, изучившим пространство сновидения и осознанность сновидений, дотошным, смешным, он знал кучу анекдотов и обожал солнце и море Юга России. Считал эти края самыми чистыми и правильными. Семен никогда не понимал этой любви брата, даже потом, когда Сени не стало и он начал общаться с ним во снах, тот всегда говорил ему какую-то чушь о правильном солнце и песочных часах из самого мелкого южного песка. Протерев фото рукой, Семен поспешил выключить чайник, свист которого уже начал усиливаться. Сегодня у него важная встреча, в узких кругах существовал, как это ни странно, спрос на осознанных сновидцев, На протяжении всей истории человечества таинство сна притягивало внимание жрецов, магов, философов, правителей. Снам придавали большое значение, стремились раскрыть их загадки, предсказать судьбу, итоги важных политических решений. В древности верили, что душа во время сна может покинуть тело для общения с богами. Также известно существование у буддистов такой практики, как разновидности йоги, способствующей осознанному существованию во сне. Да и в Библии описана история, как Иосиф объяснил фараону значение сна², чем спас население Египта от голодной смерти. Самое первое же письменное подтверждение об осознанности сна содержится в письме, написанном в четыреста пятнадцатом году нашей эры Блаженным Августином³. Он описывал опыт сна Геннадиуса, доктора из Картежа, который маялся вопросом загробной жизни и непроизвольно проснулся во сне. Что касается термина осознанного сновидения, то его ввел голландский психиатр и писатель Фредерик Ван Эден⁴ в тысяча девятьсот тринадцатом году в статье «Исследование сновидения», а позднее существенно доработал этот феномен Стивен Лаберж⁵, американский психофизиолог, который подробно расписал практики вхождения в своих книгах «Осознанное сновидение» и «Практика осознанного сновидения». В эзотерической литературе сам термин возымел известность благодаря Карлосу Кастанеде⁶. Сам Семен несколько раз читал его книги, но они казались ему слишком сложными, да и Сеня, по чьим стопам шел Семен, отзывался о нем посредственно. Семен в развитии своей способности осознанных сновидений во всем полагался на старшего брата, отчего, экономя силы, получал самую важную и необходимую информацию как о сне, так и способах существования там. Из литературы, которую братья нашли любопытной, выделялись труды В.И. Громова «Осознанные сновидения», в которых имелись наборы техник по осознанному существованию во сне, а также Роберта Алан Монро⁷ «Путешествие вне тела». И хотя способы, подробно расписываемые многочисленными авторами, никогда не работали именно так, как должны, и все приходилось подгонять под себя, братья, и особенно Сеня, ушли в этом вопросе очень далеко, создавая свои способы и систематизируя знания. И лишь потом, когда Сени не стало, Семен продолжил этот путь один.

В Измайловский парк, где была назначена встреча, он приехал за полчаса до назначенного времени, смахнув со скамейки выпавший снег, он стал наслаждаться умиротворением зимней природы. Эта встреча его мало беспокоила, все как всегда, извлечение нужной информации, прощупывание слабых мест, чтобы втереться в доверие к власть имущим, или шантаж, ведь если знать по наводке осознанных сновидцев, что искать, можно не только сэкономить время, но и много чего найти.

Его вероятный собеседник появился за десять минут до назначенного времени, и хотя в парке в субботу гуляло мало народу, этот человек выделялся среди всех, что-то неуловимо холодное проскальзывало в его взгляде и интересе к этому месту. Увидев Семена, он зацепился за него взглядом, и тот кивнул ему в ответ.

– Добрый день, это вы Семен? – спросил незнакомец, подойдя ближе.

– Да, а вы, видимо, Генрих?! Присаживайтесь!

Незнакомец, слегка брезгливо оценив скамейку, смахнул с нее снег и сел рядом с Семеном, руки друг другу они так и не протянули.

– Да, это я Генрих. Мне говорили, что у вас есть достаточно необычные способности, которые в известной степени были востребованы моими, так сказать, знакомыми.

– Да, такое возможно. Что вас интересует? – холодно, по-деловому спросил Семен.

– Есть определенный человек, к которому мы никак не можем подобрать ключ. Вы понимаете?

– Да, я понимаю, – кивнул Семен, не спуская взгляда со своего собеседника. Не нужно подробностей, только фото и его данные.

– Да, конечно, – удовлетворенно кивнул Генрих, доставая из внутреннего кармана конверт. Это вам.

Семен взял его, взвесил на руке, конверт был довольно плотным и весомым.

– Очевидно, здесь не только фото? – спросил он.

– Да, это ваш аванс.

– Вы очень щедрый человек, – убрав конверт в карман, ответил Семен. Какого рода ключ вам нужен?

– Любой. Нам нужен любой ключ и желательно характеристика вероятных слабых мест нашего человека.

– Сроки?

– Недели вам хватит?

– Вполне, – уверенно и даже немного расслабленно ответил Семен.

– Тогда до встречи, через неделю на этом месте, – закончил его собеседник и, не дожидаясь ответа, встал и пошел в сторону выхода из парка.

Семен молча посмотрел ему вслед, тоже встал, но пошел в другую сторону, он любил этот парк, а еще ему нужно было подумать.

«Странный этот Генрих, даже для человека, знающего и понимающего возможности осознанных сновидений. Одет хорошо, но без излишеств, строгий деловой стиль. Часы, может быть, перстни?.. Нет, ничего этого на нем не было. Обручальное кольцо? – Семен даже нахмурился, пытаясь вспомнить и восстановить образ своего клиента до мелочей. – Нет, кольца не было, запонок тоже, галстук простой, без оригинальности, такие все носят. А пришел он на десять минут раньше, пришел, не торопясь, спокойно осматриваясь, он привык приходить заранее. Что из этого следует? Либо он пунктуален и любит контроль, либо он посредник, вероятно, его хозяин или босс даже не в курсе, каким способом его слуга получит нужную ему информацию. И просто приказал ему подобрать подход к этому человеку, найти ключ, и он обратился ко мне. Да, это логично. Хотя есть еще третий вариант, что Генрих – никакой не Генрих, а сотрудник спецслужб, – но об этом Семен даже не захотел думать, ибо это было очень плохо, прежде всего для его безопасности и свободы перемещения. Что касается поставленной задачи, то она проста и банальна, и вполне достижима. – Что ж, небольшой отдых перед этой работой я могу себе позволить». – Семен даже слегка улыбнулся.