– Ты ж вроде интеллигентный и не материшься, – с усмешкой сказал я.

– Извини, был напуган, – сказал Рудик. – На, забирай…

Он не договорил. Хотел протянуть мне лапку, на которой лежал Кэп – и замер на месте.

Кэпа больше не было. На мохнатой лапке спира лежала горстка серой пыли. Артефакт просто рассыпался в пепел, отдав всю энергию до капли.

Я невольно скрипнул зубами.

Всегда больно терять друга…

Во много раз больнее, коли он погибает по твоей вине…

Но просто невыносимо, как проворот в ране клинка ножа, вонзенного в твое тело, когда ты просишь его помочь – и он помогает, без раздумий, сомнений, без единого слова идя ради тебя на смерть. Кэп не умел говорить по-нашему, но разве это что-то меняет?

– Черт, – беспомощно пробормотал я. – Я ж не знал. Я не думал…

– Так вот что он имел в виду, когда сказал, что поможет в последний раз, – сказал Рудик. – Что ж, надеюсь это того стоило.

Я отвернулся. По моей щеке прокатилось что-то. Вряд ли слеза – сталкеры не умеют плакать. А те, что умели, потеряли эту способность – Зона быстро иссушает и слезы, и человеческие души. Просто, скорее всего, начинался очередной отравленный радиацией дождь, во время которого счетчики Гейгера начинают стрекотать более интенсивно, чем обычно.

Отвернулся – и увидел.

Он сидел на асфальте, прислонившись спиной к останкам бетонного фонарного столба, от которого остался лишь пучок ржавой арматуры высотой метра в полтора. Этот разломанный экзоскелет, кусками приросший к живому телу, невозможно было не узнать.

Но почему Харон не двигается? И где Фыф? Место точно то же самое, что я увидел в своем виде́нии.

Я подошел ближе.

Услышав шаги, Харон медленно поднял голову – и я увидел пустые, покрытые бельмами, слепые глаза на жуткой, гноящейся, сморщенной маске, которую невозможно было назвать человеческим лицом.

Бывший предводитель группировки «Монумент» умирал, это было очевидно. Правда, странно. Когда я видел его в последний раз, он выглядел намного лучше – если, конечно, такое слово применимо для мутанта. Из него словно высосали все соки, оставив догнивать на обочине проспекта полуживую, едва двигающуюся мумию.

– Кто это? – еле слышно проговорил Харон.

– Это я. Снайпер, – произнес я. – Ты звал меня, и я пришел.

– Поздно, – мутант опустил голову. – Все поздно. Он убил меня. Убил Фыфа.

– Как? – потерянно произнес я. Услышанное не укладывалось в голове. – Как убил? Кто убил?

– Мой брат. Хронос. Он умеет выкачивать из живых существ их время жизни. Монумент дал ему эту власть. Ты не сможешь убить Хроноса. Теперь ему служит моя гвардия. Ты видел их. Тогда, на пристани.

Я сразу вспомнил то чудовище, что смотрело на нас с лестницы, ведущей к воде. Трудно не согласиться. Вряд ли пуля из обычного стрелкового оружия сможет пробить такой бронекостюм. Хотя, конечно, никогда не поздно попробовать…

– Да, я видел их, – сказал я, до хруста сжимая кулаки. – Но твой брат убил моего друга. Нет, двух друзей. Поэтому я убью его. Во всяком случае, очень постараюсь.

– Я знаю, – сказал Харон. Его голос становился все тише и тише, и мне пришлось встать на одно колено, чтобы расслышать то, что он говорил. – Да, ты не отступишься. Тогда… Их бронекостюмы… Тебе нужен такой же. Моя лаборатория… Она на заводе «Юпитер», за корпусом номер два… Ищи вход в заброшенное убежище… Как найдешь, иди вниз, и сразу направо. Там увидишь. Чтобы войти… понадобится мой указательный палец правой руки… Возьми его… и иди… Храни тебя Зона, Снайпер…

Видно было, что последние слова дались ему с немалым трудом, и когда он все-таки произнес их, напряжение последних мгновений отпустило Харона. Он расслабился, плечи его опустились. И я спиной почувствовал холод, от которого по всему моему телу пробежала непроизвольная нервная дрожь. Сестра… Иногда я чувствовал присутствие Смерти, хотя не мог видеть ее. Когда-нибудь она придет и за мной, чтобы навсегда увести побратима с собой, в свои мрачные чертоги, как сейчас пришла за бывшим предводителем группировки «Монумент».

– Упокой тебя Зона, – сказал я, кладя ладонь на веки Харона, которые через мгновение опустились. Им, коченеющим практически сразу, нужно немного живого тепла для того, чтобы прикрыть мертвые глаза, смотрящие в вечность.

Харон не был моим другом. Скорее, врагом. Просто однажды судьба заставила нас сражаться против общего очень сильного противника. Но когда ты бьешься с кем-то плечом к плечу, враг ли это? И не становится ли он твоим другом в тот момент, когда прикрывает тебе спину? Сложный вопрос, на который у меня не было ответа.

А потом я вытащил из ножен «Бритву» и исполнил последнюю волю умирающего.

– Это было обязательно? – подойдя ближе с ноткой брезгливости спросил Рудик.

– Что-то ты, братец, после смерти больно нежным стал, – сказал я, поднимаясь с колена. – Раньше за тобой такого не замечалось.

– Сам попробуй помереть, тогда узнаешь, – с вызовом бросил спир.

– Пробовал. Не понравилось, – сказал я, пряча отрезанный палец Харона в один из подсумков разгрузки.

Разговоры – великая вещь! За ними проще забывается то, что очень хочется забыть. Смерть Кэпа. Смерть Фыфа. Смерть старого врага, который на самом деле и не враг, и не друг, а так… Но всё равно почему-то жаль его…

Можно, конечно, вытащить из рюкзака полулитровую флягу со спиртом, которую прихватил на складе, и выдуть ее всю – чисто чтоб не думать. Очень хочется. Но нельзя. Это Припять. Здесь выживают только трезвые на голову, причем во всех смыслах. От других остаются только кости, которых много валяется под серым небом в серой траве возле серых зданий.

Поэтому я лишь пригубил за помин погибших и передал флягу Рудику. Тот поморщился, но тоже приложился. Маленько не рассчитал, закашлялся. Бывает.

Я забрал флягу и всю ее, без остатка вылил на труп Харона. После чего чиркнул об ствольную коробку автомата охотничьей спичкой, и поднес ее к мертвому телу.

Несмотря на спирт, огонь горел неохотно, с ленивым треском пожирая черную плоть.

– Зачем? – прокашлявшись, спросил спир. – Всё равно ж не прогорит как следует.

– Здесь асфальт кругом, – ответил я. – А там, где его нет, все равно закапывать бесполезно – ночью мутанты по-любому выкопают и сожрут. Пусть хоть так будет, чем никак. Горелое мясо не всякий мутант жрать будет. Всё, хорош трепаться. Пошли.

Время разговоров прошло. И хоть боль всё равно осталась, будто гвоздь в грудь вбили, но надо было делать дело. Ту тварь, что умеет убивать столь эффективно, нельзя оставлять в живых. И дело тут не только в мести. Уроды умеют стремительно прогрессировать, становиться сильней. Поэтому зачищать их нужно как можно быстрее.

* * *

В Припяти редко бывает тихо. Обычно тут постоянно какая-то движуха присутствует. В основном нездоровая, за версту воняющая кровью и смертью.

Здесь отсиживаются, собираясь с духом, смельчаки, решившие пробиться к ЧАЭС в надежде найти легендарную Машину желаний.

Сюда же откатываются зализывать раны те, кто умудрился выжить после очередной неудачной попытки добраться до Монумента.

Зная об этом, в Припять порой наведываются штурмовые группы правительственных войск в надежде накрыть сталкерское гнездо одним ударом. После чего обычно изрядно прибавляется валяющихся трупов на улицах мертвого города – как сталкерских, так и тех, кто пришел по их души.

А вонь разлагающихся мертвых тел привлекает мутантов.

Поэтому город постоянно переходит из рук в руки. То одна группировка его контролирует, то другая. Бывает, что в Припяти и вовсе не остается достаточного количества живых людей, способных противостоять нашествию мутантов. И тогда муты становятся здесь полноправными властелинами – до тех пор, пока не съедят всех мертвецов, и с голодухи не примутся жрать друг друга.

Обычно это заканчивается тем, что слабые твари разбегаются из города от греха подальше, и остаются лишь сильные. Ненадолго. Пока друг друга на ноль не помножат, или тоже не свалят из голодного и неприветливого места.

Похоже, мы с Рудиком попали сюда именно в такой момент временного затишья. Мы шли по проспекту Ленина, держа оружие на изготовку и готовые стрелять во всё, что движется – потому, что в Припяти всё, что движется, опасно для жизни.

Но стрелять было не в кого. Ни души вокруг. Даже воро́н на разросшихся деревьях не было, что для мертвого города странно – обычно их сюда немало слетается, чтобы полакомиться мертвечиной. Похоже, что-то их распугало. Но что?

– Не нравится мне эта тишина, – проговорил Рудик. – И место жуткое. Прям по шкуре мороз от этих домов с разбитыми окнами. Как будто они глядят на тебя своими пустыми квадратными дырами в многоглазых черепах.

– Надо же какой ты впечатлительный, – хмыкнул я. Хотя самому тоже было не по себе. Чуйка моя сталкерская прям звенела от напряжения. Однако до конца проспекта мы дошли без приключений.

Я хорошо представлял себе карту Припяти. Сейчас налево, потом примерно полкилометра по улице Курчатова, далее направо еще метров двести – и вот он, легендарный завод «Юпитер», пользующийся среди сталкеров дурной славой. Хотя про какой крупный объект Зоны не ходят мрачные байки? Может и тут ничего особенного, сильно отличающегося от остальной Зоны.

Справа что-то затрещало. Я повел стволом автомата на звук, но тревога оказалась ложной. В кустах между деревьями притаился голодный «электрод», который, почуяв живое тепло, попробовал дотянуться до нас тонкой изломанной молнией. Но не вышло. Ослабла аномалия от недоедания, поэтому разряд получился жидким. Метра три до нас не дотянулся – и исчез, оставив в воздухе лишь слабый запах озона. Надо же, засел в кустах, и уже не первый день ждет удачи. Так и подохнет с голоду ожидаючи. Лучше б уполз из города вместе с мутантами, у которых нюх на поживу.

Впереди показалось приземистое одноэтажное здание, похожее на небольшой магазин советской постройки. Похоже, его таким для маскировки построили, чтоб жители Припяти поменьше внимания обращали на постройку специфического назначения. До чернобыльской катастрофы здесь находилась городская фекальная перекачивающая станция, которую в народе называли просто «Фекалкой».

Внезапно я остановился и замер на месте. Потому, что из-за «Фекалки» неторопливо так выходил жук-медведь. Самый страшный монстр вселенной Кремля.

Страшный хищник подмосковных лесов, мутант с хитиновым панцирем, эдакий живой танк размером со слона. Шесть лап, морда не то собачья, не то медвежья, тело сплошь покрыто красно-бурой броней, смахивающей на сложенные крылья майского жука.

Сто процентов эта громадная тварь пролезла в мир чернобыльской Зоны через портал, который я однажды прорубил своей «Бритвой» – и который по неизвестным мне причинам почему-то не закрылся обратно. Больше ей тут просто неоткуда было взяться. Потому и свалили из Припяти и люди, и мутанты – на широкой хитиновой пластине, прикрывавшей грудь монстра, были отчетливо видны следы от пуль и чьих-то мощных когтей, глубоко пропоровших естественную броню, но так и не добравшихся до уязвимой плоти.

Сталкивался я пару раз с жуками-медведями в мире Кремля. И выжил лишь чудом. Повезло можно сказать. Крупно. Но тогда я был на колесах, что некоторым образом уравнивало меня в скорости с быстроногим мутантом. Причем не один, а в компании с хорошими бойцами. Нет, Рудик отличный товарищ, но на своих двоих против жука-медведя нам противопоставить нечего. Добыча мы для него, причем достаточно легкая. Даже если попытаешься дернуться, мутант просто плюнет кислотой – и растечешься по асфальту словно жидкое пюре, уже готовое к комфортному употреблению.

– Вот дерьмо… – выдохнул Рудик, тоже останавливаясь и замирая – ему, родившемуся и выросшему во вселенной Кремля, не надо было объяснять, с какой тварью мы сейчас столкнулись.

– Совершенно с тобой согласен, – негромко сказал я. – На что еще можно нарваться рядом с «Фекальной», как не на него?

В такой ситуации только и остается что разговаривать. И ждать. Чего? А хрен его знает чего. Можно расслабиться и дождаться, пока тобой пообедают, например. А можно попытаться просчитать варианты спасения – чем я сейчас лихорадочно и занимался.

Но как-то тухло шли те просчеты с учетом способностей твари из соседней вселенной, которая лениво так пережевывая свои смертоносные слюни, не спеша, вразвалочку направлялась к нам. Зеленые нити тягуче стекали вниз из пасти и шипели, коснувшись асфальта, который пузырился и дымился от соприкосновения с кислотой.

Но харкать жук-медведь не спешил. Растягивал удовольствие. Я помню, есть у этих тварей такая слабость – покрасоваться, силу свою продемонстрировать, насладиться оцепенением потенциальной жертвы при виде неминуемой смерти. Распространенное довольно паскудное явление, часто встречающееся и у людей тоже. Которое меня изрядно бесит. А когда я злой, мне вообще всё по фигу становится. Признаться, замешкался я немного, когда этого монстра вдруг увидел. Не ожидал. Но сейчас всё прошло. Мозги заработали четко. И даже кое-какой план у меня созрел… когда Рудик спутал мне все карты.

Видимо, генетический страх перед кошмарной тварью полностью отбил у спира возможность соображать. Лучше б он сбежать попытался, честное слово, вместо того, чтобы заорать дурным голосом и начать палить в жука-медведя из своего «Вихря».

Не, я ничего не имею против патрона СП-6. Для своих целей он превосходен, особенно на короткой дистанции. Но жука-медведя бронебойные пули не впечатлили – слишком толста была хитиновая броня у этого чудовища, в которой те пули завязли, словно комары в тесте.

Но разозлили изрядно.

Харкнула тварь смачно, со вкусом. Длинно, как очередью полоснула, чтоб сразу накрыть и меня, и Рудика. Но я ее намерения понял как только она ноздрями воздух втягивать начала. Поэтому в момент харчка я как стоял, так и грохнулся спиной на асфальт, выставив перед собой свой АШ-12.

Прием сработал. Вытянутое облако зеленых слюней пронеслось над моим лицом, но я его особо не рассматривал. Потому что уже стрелял с подствольного гранатомета, метя в морду чудовищу, после своего плевка разинувшему пасть и ринувшемуся вперед.

Первая граната ушла «в молоко», что неудивительно – я из подствольника АШ-12 стрелял первый раз в жизни. Но беда оказалась поправимой, так как гранатомет моего автомата был револьверного типа, и вмещал в себя три выстрела скромного калибра. То есть, перезарядки не требовалось. Соответственно, я жахнул в морду жука-медведя вторую гранату, взяв прицел немного пониже.

Эта граната вошла удачнее. Тюкнула мутанта в широкий лобешник, рванув точно между глаз. Думаю, такой удар в череп даже головорука посадил бы на задницу. Но этот шестиногий танк лишь остановился и затряс башкой, словно боксер, словивший нокдаун. Во лбу твари появилась дымящаяся дыра, в которую можно было бы кулак всунуть. Но череп монстра был настолько толстым, что граната его хоть и повредила, но не пробила.

А вот злости чудовищу добавила. Хотя казалось – куда уж больше!

Оно прыгнуло с места, оттолкнувшись всеми своими лапами, да так, что вырванные когтями куски асфальта полетели в разные стороны. И я понял, что это конец. Правда, я все-таки успел всадить в брюхо жука-медведя последнюю гранату, и вдобавок еще и очередь туда же отправить.

Я стрелял, стрелял, стрелял, высаживая весь магазин в опускающуюся на меня сверху громадную тушу мутанта, потому что не привык помирать тварью дрожащей, потому что вот так, вдавливая спусковой крючок до судороги в указательном пальце, вот так, раздирая рот в последнем крике ярости, умирать – правильно. Так лучше, чем от водки, старости, болезней, нежелания жить дальше оттого, что смысл жизни потерян. Так – замечательно! На пике, на адреналине. И быстро. Когда мгновенная боль пронзает тело – и всё. Дальше уже ничего не болит. Ни тело, ни душа, ни совесть…

Я ждал этой боли – последней в моей жизни, как патрон в магазине моего автомата…

Но она не пришла.

АШ-12 заткнулся, израсходовав боезапас…

И тут я услышал треск.

И увидел невиданное…

Сбоку, прямо под летящую на меня сверху громадную тушу, подкатился светящийся шар, состоящий из сплетения множества беснующихся изломанных разрядов. Подкатился – и ударил снизу вверх всеми своими молниями навстречу ревущей горе мяса. Да так мощно, что огромная туша на мгновение аж зависла на этих молниях, бьющих точно в раны. Разряды будто чувствовали наиболее уязвимые места, лупя в отверстия, пробитые гранатой и пулями АШ-12 в брюхе, лишенном хитинового панциря.

В такие моменты теряться не надо. Мгновения мне хватило, чтобы резко перекатиться в сторону раз, другой, третий…

А потом совсем рядом со мной с громким чавканьем рухнул жук-медведь. Его лапы скребли по асфальту, кроша его в пыль. Мутант ревел, пытаясь подняться, но силы уже оставили его. «Электрод», неведомо как оказавшийся под брюхом жука-медведя, выжирал его изнутри. Одна из молний с треском проломила хитиновый панцирь, сверкнула белой искрой, и немедленно исчезла внутри мутанта. Увлеклась, стремительно насыщаясь свежим мясом…

Блин, даже боюсь представить, что за «электрод» будет сидеть на этой дороге через некоторое время, когда от жука-медведя останутся одни головешки. Аномалиям свойственно от обильной пищи увеличиваться в размерах. Предвижу, что после такого подарка, буквально свалившегося с неба, Зона рискует обзавестись мега-«электродом» величиной с небольшой танк.

Я поднялся на ноги.

Жук-медведь уже хрипел, беспорядочно и бестолково дергая лапами. Из уродливой, беспомощно разинутой пасти текли на асфальт зеленые слюни. Агония. Только вот интересно мне, как это «электрод» так вовремя и шустро подкатился под огромного мутанта? Совершенно несвойственное поведение для этих довольно медлительных аномалий.

Я огляделся. И увидел глаза. Большие, словно блестящие блюдца. Даже непонятно, как они умещаются на относительно небольшой мордочке спира.

Рудик сидел в кустах и трясся от ужаса, глядя на подыхающего жука-медведя. Я подошел, присел рядом.

– Ну и чего вибрируем? – поинтересовался я.

– А?

Спир ничего не соображал со страху, вцепившись в свой автомат, словно утопающий в ветку, протянутую ему с берега.

– Трясемся чего, спрашиваю? Подох урод шестиногий, некого больше бояться.

– Все равно… страшно.

Блюдца Рудика немного уменьшились, и в них начало появляться что-то похожее на осмысленность. А до меня вдруг дошло.

– Страшно ему, – проворчал я. – «Электрод» под жука-медведя подтаскивать не страшно было?

– Подтаскивать было бы страшно, – шмыгнул носом Рудик. – А я его просто пнул. Мы в детстве в древнюю игру играли, футбгдол называется. Там надо это… круглые аномалии ногами пинать, загонять их в Поля Смерти. Ну я их неплохо футбгдолил. Вот навык остался. Этот пучок молний рядом валялся, в кустах где я спрятался. Пнул я его – он и покатился. Чего там трудного-то?

– Действительно, фигня какая, – задумчиво сказал я. – Но все равно спасибо. Долг Жизни за мной.

– Забей, – махнул лапкой Рудик. – Если б не ты, этот фекальный жук-медведь меня бы точно сожрал. В мире Кремля мы, спиры, для них деликатес. Так что мы квиты.

– У меня на этот счет другое мнение, – сказал я. – Только просьба у меня на будущее. Не стреляй больше без команды, ладно?

– Испугался я, – немного смутился Рудик. – Больше не буду.

– Вот и отлично, – сказал я. – Ну, пошли дальше что ли, пока из «Фекалки» какое-нибудь новое дерьмо не вылезло.

* * *

Мы свернули налево, на улицу Курчатова. Не доверяя памяти, я сверился с картой, закачанной в КПК. Ну да, чуть больше полкилометра топать. Потом направо – и, считай, на месте.

– Может, лучше бегом? – поежился спир. – Как-то жутко тут больно.

– И это говорит мутант, который вырос в мире Кремля, пиная ногами аномалии? – усмехнулся я.

– Ну а чего такого, если они на нас не действуют? – пожал плечами Рудик. – Нас любой обидеть может, так хоть они не трогают. И то хлеб. Потому кроме них мы боимся всего на свете.

И вздохнул горестно.