– Будь ты проклят, сволочь, – проговорил Харон, внимательно глядя на того, кто стоял перед ним. Он мог бы ударить его, да так, что мозги из ноздрей и ушей брызнули. Но убить брата… Нет, это было немыслимо. Харон много чего ужасного совершил в своей жизни, но на такое был не способен даже он.

– Ты же знаешь, я давно уже проклят, вместе с этим городом, – невесело усмехнулся Хронос. – Так что дополнительное проклятие мне никак не навредит. Даже если оно исходит от родного брата.

Получилось красиво, хоть в книжку вставляй. И это немного приободрило Хроноса. В конце концов он сюда пришел не для того, чтобы выслушивать оскорбления от неудачника. В жизни существуют два типа людей – победители и побежденные. А всякие моральные моменты пусть останутся для тех, кто не умеет достигать намеченного. Если будешь оглядываться на такие странные, придуманные какими-то идиотами понятия, как порядочность, честность, совесть, то никогда ничего в жизни не достигнешь. Так и будешь ходить оглядываясь, пока башку себе не свернешь.

– Чего тебе надо? – спросил Харон, продолжая сверлить брата немигающим взглядом, одновременно ментально касаясь его сознания. Он быстро понял, во что превратился тот, с кем они вместе росли. Это существо, не знающее ни жалости, ни сострадания, больше не было его братом. У него вообще от человека только оболочка осталась. Харон знал, что Зона сделала из него чудовище, но то, что стояло сейчас перед ним, удивило даже его – а за свою жизнь хранитель Монумента повидал немало чудовищ.

Хронос усмехнулся.

– Что ж, сразу к делу – это я люблю. Ты ведь сюда пришел за своей гвардией, верно? Решил с ее помощью возродить группировку своих фанатиков? Так вот, я думаю, что лучше тебя справлюсь с твоим делом. Вызови их, прикажи подчиняться мне – и я сохраню тебе жизнь.

– А если я откажусь?

– Хороший вопрос, – кивнул Хронос. – Тогда я для начала превращу в пыль твоего уродливого друга. А потом придумаю, что сделать с тобой. И поверь, тебе это очень не понравится. Решай быстрее, брат. Похоже, скоро дождь начнется, и я не хочу тут мокнуть, уговаривая тебя так, как мне очень не хочется уговаривать – как-никак, мы все-таки братья.

Харон не боялся ни боли, ни смерти. И друзей у него никогда не было – у ученых и убийц редко бывают друзья. Но за недолгое знакомство с Фыфом хранитель Монумента неожиданно для себя успел привязаться к маленькому вредному мутанту. Да и выбора особого у него не было – Хронос не блефовал. Тому, кто обладает такой силой, блеф ни к чему.

– Подавись, – презрительно бросил он.

И послал мысленный сигнал.

– Только без шуток, – предупредил Хронос. – Если ты надумаешь натравить на меня свою гвардию, мне придется накрыть целый квартал временным ударом, уничтожив всё живое в радиусе полукилометра.

– Ты бы поосторожнее размахивал тут своими суперспособностями, – заметил Харон. – Припять не любит чужаков, которые слишком грубо тревожат ее покой.

– Да ну? – усмехнулся Хронос. – Этим полуразвалившимся домам не нравится моя персона? Ты в своем уме, братец? Или долгое общение с Монументом поджарило тебе мозги, словно в микроволновке.

– Не брат ты мне, мразь, – сплюнул Харон. – Мой брат умер несколько лет назад под четвертым энергоблоком.

Хронос хотел было ответить что-то язвительное, но вдруг явственно услышал позади себя тяжелый топот. Обернулся – и аж присвистнул.

Да, это были они. Гвардия Харона. Такая же точно, как была описана в романе. Десять совершенных существ, идеальных машин для убийства, вооруженных стрелково-гранатометными комплексами, действительно напоминающими XM-29 OICW, из-за своей дороговизны так и не принятую на вооружение.

– Они твои, – сказал Харон. – Я уже отдал им приказ служить новому хозяину.

– Да, вижу, – кивнул Хронос. – И чувствую. Приятно, когда твои солдаты подчиняются мысленным приказам, а не стоят болванами ожидая, пока ты на них заорешь. Пожалуй, теперь мне лишняя охрана не нужна.

Он повернулся к своим телохранителям, сопровождавшим его в рейде по Зоне.

Один из них что-то почувствовал звериным чутьем бывалого сталкера, и попытался вскинуть автомат…

Но мысль всегда быстрее пули. Оружие упало на асфальт, вывалившись из рук скелета, который через мгновение и сам рухнул рядом с ним, гремя желтыми, сухими костями. Троих товарищей погибшего постигла та же участь.

– Ты мог бы их просто отпустить, – тихо сказал Харон.

– Да ну? – удивился Хронос. – А я слышал, что хранитель Монумента жестокое чудовище, лишенное сострадания. Меня обманули?

– Я стал другим.

Голос Харона был бесцветным, лишенным эмоций. Он уже понял, что брат пришел сюда не для того, чтобы поболтать о добре и зле. И сейчас бывший главарь фанатиков просто смотрел. Нет, не на Хроноса. На небо – серое, тяжелое, мрачное. На изуродованные деревья. На облезлые дома с выбитыми дверями подъездов и разбитыми стеклами окон. На мрачный, жестокий мир, в котором он прожил много лет, и который успел стать для него своим…

– Готовишься к смерти? – криво ухмыльнулся Хронос. – Это ты зря. Не могу же я стать убийцей собственного брата.

Он кивнул на застывшую, обездвиженную фигуру Фыфа.

– А вот его да, придется. Он слишком силен. И слишком опасен.

Харон рванулся к брату, занося кулак для удара – но было поздно. Фыф, из которого Хронос мгновенно и полностью выкачал время его жизни, рассыпался в прах. А Харон все бежал, пытаясь прорваться сквозь завесу заторможенного времени, в которую влетел словно муха в клейкую паутину.

– Надо же, – покачал головой Хронос, глядя как словно в замедленном фильме бежит к нему Харон – почти не двигаясь, почти зависнув в воздухе. – Странная штука жизнь. Когда-то ты пытался защитить меня ценой своей жизни, а сейчас так хочешь убить из-за какого-то уродливого мутанта. Никому верить нельзя, никому.

Ленивым движением мысли он снял временную завесу – и Харон, сделав шаг, тяжело опустился на разбитый асфальт. Неожиданно экзоскелет, приросший к его телу, стал весить раз в двадцать больше обычного, и тащить на себе эту неподъемную ношу стало просто нереально.

– А ты думал, что ты бессмертный? – спросил Хронос, присаживаясь на корточки и заглядывая в потухшие глаза брата. – Ну да, лет пятьсот ты еще протянул бы, если б далеко не отходил от своего Монумента, подпитываясь от аномалии жизненной энергией, словно паразит кровью. Но я подумал, что ни к чему тебе в таком вот жутком обличье еще полтыщи лет мучиться, и забрал их у тебя. Так что, старик, не я убью тебя, а твоя любимая Зона. Наслаждайся последними минутами жизни, а нам с твоей гвардией позволь откланяться. Не обессудь, дела.

…Они ушли. Чудовище, которое когда-то было ему братом, и его создания, которые когда-то очень давно были людьми. Но Харон не смотрел им вслед. Незачем. Сейчас его взгляд был устремлен на крышу ближайшей девятиэтажки, за которую медленно опускалось тусклое солнце Зоны. Ведь последний закат в твоей жизни это действительно то, на что сто́ит посмотреть. Особенно если ничего больше не можешь видеть кроме света, едва пробивающегося сквозь толстые старческие бельма на глазах.

* * *

– Ну и куда тебя черти несут? На какой такой север? Чего тебе на месте не сидится не понимаю?

Честно говоря, я уже порядком отвык от Рудика, который, похоже, был способен трещать без умолку весь день, да и ночь тоже. Понятное дело – рад он, что снова жив, что встретились. Но пока мы дошли до оружейного склада Захарова, у меня от моего ожившего приятеля-мутанта уже голова побаливать начала. Не скрою, я тоже был рад снова видеть этого нахального ушастого лемура с большими печальными глазами – моего старого товарища, с которым мы немало пошатались по разным мирам. Однако всему есть предел. И моему терпению тоже.

– Знаешь, тебе совершенно необязательно идти со мной, – заметил я. – Например, тут, в лаборатории, тепло, светло, и квазимухи не кусают. Оставайся с Кречетовым, он тебя точно в обиду не даст.

– Оскорбить меня хочешь, да? – поднял на меня Рудик свои бездонные глазищи. – Считай, что тебе это удалось. А твой Кречетов он да, в обиду не даст. Просто препарирует меня и будет изучать. Без обид. Чисто для науки. Но если это то, что ты хочешь, ладно. Я возвращаюсь. Прощай.

Развернулся, повесил плечи, сгорбился, хвост по полу веревочкой волочится. И пошел вдоль по коридору. Медленно и печально. Ну что с ним делать прикажете? А ведь он прав, Кречетов для науки собственную маму на образцы разделает, и не почешется.

– Ладно, ладно, – проворчал я. – Только вот сцен не надо. Пошли уже.

– Мне тоже одолжений не надо, – произнес Рудик. Правда остановился, лапки на груди сложил, голову гордо приподнял. И стоит спиной ко мне. Наверно ждет, что я его умолять буду о прощении. Ага, щас. Давно заметил: некоторым смерть явно не на пользу идет.

В общем, подошел я, сграбастал Рудика поперек пуза и понес. Тяжелый, зараза. Но, как говорится, своя ноша не тянет.

– Это что такое? – возмущенно заверещал спир – именно так называется в мире Кремля порода вормов, к которой принадлежал Рудик. – Отпусти немедленно! Это насилие над личностью!

– Короче, личность, слушай сюда, – сказал я. – Если хочешь идти со мной, то вот мои условия. Сцен не устраивать. Характер не показывать. Во всем слушаться командира отряда, то есть, меня. Согласен?

– Ну, ты ж понимаешь, что это невыполнимые условия, – немного успокоившись, проговорил Рудик. Слова давались ему с трудом. Оно и понятно – неудобно говорить вниз головой, когда тебя несут, схватив поперек брюха. – Но что делать, я согласен. Подчиняюсь грубой силе. Но на будущее давай лучше без нее, я ж и укусить могу, когда в гневе.

– Вот и ладушки, вот и хорошо, – сказал я, ставя спира на пол. – А теперь пошли экипироваться.

– Другое дело, – осклабился Рудик. – Экипироваться это сейчас очень в тему, а то больно некомфортно чувствую я себя без штанов.

…На складе Захарова ничего не изменилось с прошлого раза – менять было некому. Правда, второго «Научника» я не нашел. А менять бронекостюм уже было надо, потому как на моем забрало многослойного стекла было разбито пулей, бронепластины помяты выстрелами почти в упор, один наруч сорван – чем, кстати, и воспользовалась одна зловредная пиявка, внедрившись мне под кожу. От этих повреждений и внутренние системы жизнеобеспечения все отрубились. Только пневмоприводы, добавляющие силу конечностям, еще как-то функционировали – правда, тот, что левую ногу обслуживал, уже нехило так замыкал при разгибе колена.

Короче, менять надо было броник. Но на что?

Выбор был небольшой.

Тяжеленные штурмовые экзоскелеты, которых на складе было аж шесть штук, меня не впечатлили. Не люблю я их. Чувствуешь себя в такой броне то ли неповоротливым средневековым рыцарем, то ли космонавтом, запакованным в скафандр.

Целый стеллаж был завален оранжевой униформой ученых, которая от мелких аномалий спасает, но пулю практически не держит. Ну и заметная она слишком, ее за километр только что слепой не увидит. Идеальная мишень даже для неопытного стрелка. Поэтому – тоже не вариант.

На стеллаже рядом с оранжевыми костюмами тоже ничего путного не нашлось, кроме самой обычной «березки», известной на Западе как «камуфляж КГБ». На мой взгляд, не особо подходящая расцветка комбеза для Зоны, где зелени почти нет, осенняя «пальма» подошла бы гораздо лучше. Но чем богаты – на том и спасибо. Главное что камуфла новая, и размер мой.

Зато «берцы» нашлись знатные. Не серийка, такое только под заказ шьют. Кожа толстая и довольно мягкая, что порадовало от души. Потому как на армейскую обувь практически во всех странах мира ставят «дубовую», ибо дешево, а солдату не привыкать, разносит. И подошва литая. Со стальным супинатором и стальной же вставкой в носке, крашенной под цвет ранта. Эдакое комфортное оружие последнего шанса, сразу же, без разноса отлично сидящее на ноге. Кому такое заказывал Захаров? И для кого? Впрочем, какая разница, если из восьми пар, стоящих на стеллаже, одна идеально села на ногу, да так, что и разуваться неохота. Правда, прежде чем переобуться, я новые «берцы» дооформил немного – разогнул пару найденных канцелярских скрепок, и аккуратненько вставил их в голенища между швов. Так, чисто на всякий случай.

Из оружия я на этот раз взял АШ-12, крупнокалиберный штурмовой автомат, как нельзя лучше подходящий для боев в городе. Этот – так вообще был подарком. Но подарком тяжелым. С барабанным подствольным гранатометом, снаряженным тремя гранатами и глушителем. Короче, полный комплект, вес которого меня не порадовал. Кило на семь потянет, не меньше. Чуть ли не в два раза тяжелее АК…

Но чуйка мне подсказывала – бери. Не пожалеешь. А я ее обычно слушаюсь. Мозги они к решению проблемы логику подключают, сомнения, рассуждения, твое текущее настроение и кучу всякого-разного, называемого в совокупности «размышлением». А чуйка – она как пуля. Нажал на спуск – и в цель. Или мимо… Но если она у тебя сталкерская, тренированная во многих мирах, то «мимо» случается крайне редко.

Патрон к АШ-12 особый, 12,7 на 55 мм СЦ-130. Которого на складе Захарова было в достатке. Немаленький патрон, прямо скажем, и по весу в том числе. Ладно. Если носимый боезапас тяжеловат, значит жратвы и разновсякой снаряги придется взять поменьше чем обычно. Я под такое дело себе небольшой рюкзак присмотрел, в который как раз еды и воды на сутки влезет, плюс полдюжины укупорок патронов. Если с собой АК беру, то в рюкзак можно и на три дня рацион загрузить. Но с АШ-12 такое дело не прокатит. Тяжело будет, хоть я уже в жилистости и выносливости могу с ишаком соревноваться, натренировался таскать на себе тяжести, лазая по соседним вселенным.

Разгрузку я тоже нашел скромную, без излишеств. Четыре запасных магазина к автомату рассовать, две гранаты – и хорош. Если больше, то бегать уж совсем несподручно будет. Ну и контейнер для артефактов прицепил к поясу на всякий случай – мало ли, вдруг что-то ценное по пути попадется.

А потом я увидел его…

Лежал он в самом углу оружейного стеллажа, покрытый многомесячной пылью. Потому, что не брал его никто. Ибо с первого взгляда ясно – тяжел больно, и жутковат с виду своими габаритами. Револьвер РШ-12. Это даже не слонобой, как знаменитый «Пустынный орел». Из такого разве что динозавров валить.

Я с некоторой опаской взял револьвер в руку. Ох, ёксель… Явно больше двух кило, вдвое против «стечкина» по весу. Но блин… Оно ж под тот же патрон, что и мой автомат. А это очень хорошо, когда у личного оружия патроны взаимозаменяемые. И кобура у РШ-12 продуманная, с дополнительным ремнем через плечо, чтоб тяжелый револьвер не так сильно оттягивал к земле поясной ремень.

Взвыл я мысленно от перспективы таскать с собой по Зоне эдакую тяжесть, но не смог удержаться. Надо же попробовать такой раритет в деле, когда еще представится возможность встретить эдакое чудо? Вздохнул я – и приспособил кобуру с револьвером на ремень. Если уж совсем невмоготу станет его таскать, продам диковинку первому же попавшемуся барыге.

Короче, упаковался по самые «не хочу». И, услышав сзади недовольное сопение, обернулся.

И еле удержался от смеха.

Подходящего по размеру обмундирования Рудик себе не нашел. Кроме армейских трусов и майки в расцветке зеленая «цифра». И то, и другое тоже было не по размеру, но спир справился с проблемой, где-то подоткнув материю, а где-то прихватив ее грубыми стежками. В лапах у мутанта был зажат компактный автомат «Вихрь».

– Будешь глумиться, ногу прострелю, – по-обещал спир, грозно оскалившись.

– Да я и не думал, – отбрехался я, давясь хохотом. – Круто ты подогнал по себе униформу, чувствуется рука мастера.

– Ну всё, тебе конец, – пообещал Рудик. Правда, ногу мне простреливать не стал, а лишь вздохнул, после чего закинул себе автомат за спину. Что-то мне аж жалко его стало.

– Ладно, не кисни, – сказал я. – Выбери себе самый маленький комплект одежды и засунь к себе в рюкзак – я вон на том стеллаже как раз компактные видел. Случится привал, попробую подогнать шмот по тебе.

– Я знал, что ты не оставишь друга в беде! – расплылся во всю зубастую пасть воспрявший духом Рудик. – Иначе бы тогда не полез из-за тебя под пули. Ну, ты помнишь.

– Помню, – улыбнулся я.

Да, я отлично помнил, как Рудик погиб, прикрывая мой отход, хотя вполне мог скрыться в лесу. Такое не забывается^[1].

– Это хорошо, – хмыкнул спир. – Значит, и о том, как я стреляю, тоже помнишь. Так что не переживай, обузой не буду.

И умчался за обмундированием и рюкзаком.

Не зря их породу называют спирами – управился он буквально за две минуты, вернувшись с плотно набитым рюкзаком, который нехило так тянул его книзу, едва не опрокидывая на спину. Что, впрочем, Рудика ничуть не смущало.

– Ну что, пошли, разберемся с теми, кто на этом твоем севере паскудит! – сказал он, грозно ощерившись.

– Ну, давай попробуем, – сказал я, доставая из-за пазухи Кэпа.

М-да…

Артефакт выглядел довольно неважно после того, как он просверлил очередную «кротовую нору», чтобы мы с Кречетовым могли удрать из Института аномальных зон. Нет, немного энергии в нем осталось, но хватит ли ее на создание еще одной искусственной пространственной аномалии? Кэп вяло пульсировал тусклыми золотыми сполохами, словно сердце, собирающееся остановиться…

– Друг, помоги, – прошептал я. – Пожалуйста. Очень надо.

И крутанул артефакт, надеясь увидеть в воздухе уже знакомое огненное кольцо…

Но ничего не произошло.

И я как-то сразу понял почему…

Кэп устал. Как любое другое живое существо устал жертвовать собой ради друга, который, пользуясь хорошим отношением, использует его в хвост и в гриву. Люди тоже иногда терпят такое от друзей. До поры до времени, пока не надоест этот сволочизм. Потому как ни разу не дружба это…

– Он обиделся на тебя, – вздохнул спир.

– Ты-то откуда знаешь? – немного раздраженно бросил я.

У меня перед глазами стояла картина, которую кто-то насильно впихнул мне в мозг: окаменевший, беспомощный Фыф, по щеке которого медленно сползает капля крови. Друг в беде, а я ничем не могу ему помочь…

– Мы, спиры, умеем не только проходить сквозь аномалии без вреда для себя, но и общаться с артефактами, – произнес Рудик. – Они как бы… полуживые что ли. Но тоже чувствуют, радуются, огорчаются. На свой лад конечно, вам, толстокожим хомо, этого не понять. Так что не будет он тебе больше помогать.

– У меня друг в беде, – глухо проговорил я. – Да, понимаю, я сволочь. Но может попросишь его помочь? В последний раз.

Рудик вздохнул.

– Ладно, давай. Попробую.

Спир взял у меня артефакт, посмотрел на него пару секунд – и, закрыв глаза, прижал ко лбу.

Странно это смотрелось со стороны. Прошло несколько мгновений, и Кэп замерцал более часто и интенсивно, будто что-то нервно доказывая Рудику. А тот еле заметно кивал головой и шевелил губами, что-то шепча на своем непонятном шипящем наречии.

Минут пять прошло, не меньше, прежде чем спир отнял артефакт от лба и открыл глаза, в которых я сразу заметил гаснущие золотые искры – такие же, какими мерцал Кэп.

– Он сказал, что поможет, – сказал Рудик. – В последний раз.

И ловко крутанул артефакт, словно каждый день тренировался просверливать дыры в пространстве.

Огненное кольцо появилось сразу. Мощное, большое, горящее неистовым пламенем. Вот что значит хорошо проведенные переговоры!

Я разбежался и прыгнул в полыхающую жаром пространственную аномалию, усиленно представляя себе серые, унылые девятиэтажки, которые в Зоне могли быть лишь в одном месте.

В Припяти…

Кэп не подвел. Секунда – и я уже, привычно сгруппировавшись, качусь по асфальту, сырому от недавно прошедшего дождя, краем глаза ловя окружающий пейзаж. Да, выбросило меня туда, куда хотелось, это без сомнения. Что ж, в очередной раз спасибо тебе, Кэп. Сейчас вот встану на ноги и попрошу Рудика передать артефакту искреннюю благодарность.

Рядом раздался смачный шлепок и сдавленное «твою мать!». Я поднялся на ноги и подал руку спиру, который, вывалившись из «кротовой норы», всё еще сидел на асфальте – видать, с непривычки знатно задницу отбил при падении.