Майор Мордатенков изваялся в центре станции метро «Ленино» первым. Достойный экземпляр бывшего советского борца вольной борьбы. Он не был ни крупным, ни высоким, ибо в своё время боролся в средних весовых категориях, зато обладал мощным торсом и толстыми ручищами, заканчивающимися внушительными пятипалыми клешнями. Облик венчала тяжелая, угрюмая и рябая ряха, один вид которой вгонял былого соперника в депрессию. Так что своё фамилие Мордатенков оправдывал на все сто двадцать процентов. Под мышкой у майора была папка для бумаг из псевдокрокодиловой кожи вечно молодого, но замученного в неволе дерматинца.
Я подкатил вторым. То есть, первым из оболтусов.
– Здрасти, Порфирий Денисович.
Майор кивнул. Посмотрел на часы. Я тоже посмотрел. На его часы. Ух, ты, «Командирские»! У оставшихся оболтусов было в запасе ещё три минуты. Это означало, что им предписано явиться следующим поездом. Иначе – кирдык: опоздают. И один всё-таки опоздал. Новобранец Мазут приехал на один состав позже. Майор обжёг его взглядом классовой… Нет, ненависти там не было. Скорее досада. Причина досады выяснилась на автобусной остановке. 151-й только что отвалил. Следующий – через двадцать минут. 3-я Радиальная – улица глухая. Обслуживается единственным маршрутом. На такси денег не было, да и не по чести. Впрочем, и самих такси тоже не наблюдалось ни возле метро, ни в отдалении.
Мы подавленно тупили в асфальт. Майор помолчал-помолчал, но всё-таки решил проехаться по виновнику:
– Вот что ты за человек такой, без пяти минут рядовой Мазу́т?
– Ма́зут, – поправил тот его. – Ударение на первый слог. Кирилл Ма́зут.
Кирка – метатель молота. Кандидат в мастера спорта. Как и полагается молотобойцу – рост его под метр девяносто, а вес – сто двадцать килограмм тщательно отобранных и ладно пригнанных рельефных мускулов.
– Да и хрен с тобой. Ма́зут, так Ма́зут. Почему ты опаздываешь, когда я тебе вчера точное время назначил?
– Надо было на десять минут раньше назначить, – пытается защитить Кирку Лёнч. – Тогда бы точно на тот автобус успели.
– Я сам знаю, что и куда мне назначать, – тихо возразил Мордатенков. – А ты – сопляк ещё.
– Конечно, сопляк.
Лёнч вовсе не собирался с ним спорить.
– Я вообще под стол пешком ещё хожу.
В Лёнче почти два метра росту. Он – кандидат в мастера спорта по прыжкам в высоту. Мордатенков задрал ряху и впёрся в ясно-голубые Лёнчевы очи. Белобрысая башка Лёнча застилала майору солнце и отбрасывала на него тень.
– Я тебя запомнил. Вид – млекопитающие, род – разнообразные, отряд – верзилы.
Потом опустил взгляд на меня.
– Ну, с тобой всё ясно. На День Победы с Дёминым водку пили про тебя.
На всякий случай я решил не выяснять, что ему там про меня ясно. Тем более под водочку. Мордатенков пристально посмотрел на четвертого оболтуса. Им был Равиль. Средневик. Для тех, кто в танке: бегун на средние дистанции, 800 и 1500 метров. Кандидат в мастера спорта. Равиль – самый молчаливый из нас. Едва ли он вообще когда-либо затевал разговор первым. А отвечал обычно односложно, да и то, если кто прямо в глаза ему смотрел, допекал навязчивостью: ты, вот, ответь мне, старичок!
Майор закончил визуальный анализ участников квартета и решил обратиться к нам с речью, тем более, что до автобуса оставалось ещё минут десять, а на остановке никого, кроме нас, не было.
– Я не случайно отобрал четверых кандидатов в мастера спорта СССР. Не случайно один из вас – спринтер, другой – метатель, третий – прыгун, а четвертый – бегун на длинные дистанции…
Равиль полоснул майора взглядом. Но поправлять его тем, что он средневик, а не стайер27, не стал.
– Да-да, – продолжил майор. – Именно в таком порядке. Ставлю стратегическую задачу. В конце июля у нас войска.
– А мы успеем научиться стрелять? – осведомился неугомонный Лёнч.
Майор побелел, но не успел открыть рот.
– Не перебивай майора, – замирительно пробасил Ма́зут.
Животворящая порция крови вновь наполнила ряху Мордатенкова. Он кивнул Кире.
– Войска – это войсковые соревнования. Съедутся связисты-спортсмены со всех округов. Соревнования командные. Индивидуальные места не награждаются. Но учитываются. В команде – четверо. Зачёт идет по первым трём. День первый: сто метров в сапогах, метание гранаты, полоса препятствий. День второй – три километра по пересечённой местности. Задача проста – московские связисты-комитетчики должны выиграть. Задача ясна? Не слышу!
– Ясна, таарищ майор…
– Задор где?
– Будет задор, таарищ майор.
– Смотрите мне, бойцы. Я за вас краснеть не намерен. Просрёте войска – распущу спортроту к чёртовой матери. Отправлю в регулярные части советской армии. Понятно?
– Понятно, таарищ майор, чего уж там.
Показался жёлтый автобус. На табличке желанные цифры: «151». Мы вздохнули и полезли в узкие двери «лиаза». Водила поддал газку. Запели клапана, застучал коленвал. Автобус тронулся. Миновали главный вход в Царицынский парк. Пересекли по дамбе цепочку прудов. Долго ехали через лес. Конечная остановка: шестой микрорайон Загорья. КПП. Войсковая часть № 61608. Всё серьёзно: войска правительственной связи КГБ СССР.
Майор сдал оболтусов каптёру и велел тому заняться новобранцами. Ефрейтор Чевапчич к заданию отнёсся с особым рвением. Подобрал каждому элементы обмундирования. Даже на тощую каланчу Лёнча нашёл гимнастёрку. Сапоги выдал облегчённые, без гвоздей в подошвах. Отгрузил ремни, пилотки, портянки, подворотнички, погоны, петлицы.
– Вы, – раскомандовался каптёр, – сейчас в душ пойдёте, а потом обратно ко мне в каптёрку. Одевать вас буду по уставу, как положено.
Всей толпой, с оглядкой на субординацию, пересекли казарму, плотно заставленную двухъярусными железными кроватями. Бойцов в казарме не было. Где-то на том конце дверь в коридор, там ещё одна – в солдатскую душевую. Каптёр выдал мыло, мочалку, полотенце. Сейчас, говорит, сбегаю за цирюльником.
– Отставить цирюльника, – лениво махнул рукой майор Мордатенков. – Ребята они спортивные, космы не носят. Советскую армию не опозорят.
Ефрейтор Чевапчич с недоверием взглянул на майора, но спорить не стал. Так майор Мордатенков заработал дополнительные очки в наших глазах. В армию нас забрали, но не забрили. Факт!
Сгрудились под душем. В холодном кране напора не было. Так, тонюсенькая струйка. Пришлось побрызгаться кипятком.
– Плац поливают, – интуичит Лёнч. – Прибивают пыль.
– Может, картошку на кухне моют? – предположил я.
– Поздно картошку мыть. Её уже бы и почистить пора. Супец зарядить. А то к обеду не поспеть.
– Успеют. Жиденькое что-нибудь на-гора́ выдадут. Чего им напрягаться? Не спецбуфет…
– Кстати, у них тут буфет есть? – зажигается Кира. – Мне на армейских харчах наверно и сутки не протянуть.
– Вот Чурило! Тебе разве мамка сала не дала? – съехидничал Лёнч.
– Дала, – кивнул Ма́зут. – И надолго хватит того сала? Ты же сам у меня его просить будешь.
– Да наверняка тут и буфет, и магазин есть. Спросим у майора, – замирил я коллег.
– Оно ж, когда с хавчиком непонятки, рыскать начинаешь, – оправдывается Кирилл. – Пятый угол искать.
Хмыкнули. Обтёрлись вафельными полотенцами. Облачились в форменные синие сатиновые трусы. Схватили в охапку гражданское. Пошлёпали босиком в каптёрку.
Заходим, в каптёрке тихо. Ефрейтор Чевапчич сидит на табуретке. На коленях – гимнастёрка. В руках иголка с ниткой. Майор сидит в углу на стуле, журнал «Советский воин» листает.
– Явились? – оторвался от чтения майор. – Ефрейтор всем погоны приторочил, и даже два подворотничка подшил. Разбирайте – чьи гимнастёрки?
Мы обалдело посмотрели на каптёра.
– Я подумал, чего ждать-то? Дело хоть и немудрёное, но для вас – новое. Быстрее самому пришить. И дело с концом. Вот и третья готова.
Ефрейтор Чевапчич встал. Протянул Лёнчу его длиннющую гимнастёрку с новеньким белым подворотничком.
– Носи, рядовой!
– Спасибо, ефрейтор! Век не забуду! – чеканит Лёнч. – Проси, что хочешь!
– Как-нибудь сочтёмся, – уклонился каптёр от неудобного разговора при майоре.
Оставалась моя гимнастёрка. Я воспользовался тем, что иголка и нитки лежали на краю стола, схватил их и быстро вдел одну в другую. Бабуля у меня портниха. Я с детства шил из её лоскутов игрушечные распашонки для плюшевых медвежат и одеяльца для пупсиков сестрёнки. Приторочить подворотничок не составило труда. Майор с ефрейтором впечатлились.
– Не знал об этих твоих талантах, – признался Мордатенков. – Что скажешь, Степан Остапович? – обратился он к каптёру.
– Белошвейка! – уважительно подтвердил ефрейтор Чевапчич.
Мы зярядили ремни в штаны. Как смогли, облачились в форму. Та топорщилась складками и не торопилась пообмяться вокруг рельефных фигур. Напялили пилотки.
– Теперь будете мне честь отдавать, – напомнил майор.
– Так точно, таарищ майор, – подтвердил Лёнч, наш «язык без костей», и отдал честь обеими руками.
– Звёздочки на пилотки не забудьте нацепить, клоуны.
Майор прошёлся взглядом от пилоток вниз по форме и споткнулся о наши голые лодыжки.
Я проследил за его взглядом, пошевелил голыми пальцами ног и ляпнул:
– Да, мы босекомые. Но вы, надеюсь, не босекомоядный?
Новобранцы прыснули. Ефрейтор Чевапчич испуганно посмотрел на майора. На ряхе майора не дрогнул ни единый мускул.
– Здесь тебе не КВН, – отрезал он. – Масляковых тут нет. Служивые юмор не понимают. Они солдафоны. Степан Остапович, будь другом, покажи духам, как мотать портянку.
Помучались с портянками. Кое-как разместили ноги в сапогах.
– Майор Мордатенков, разрешите обратиться! – осмелел Лёнч. – Может в наше особое положение войдут и черные форменные носки? Вон они у ефрейтора Чевапчича на складе имеются.
– Отставить носки, – распорядился майор. – Носки к ботинкам положены, а не к сапогам. Сотрёте в хлам ноги, пропишут вас в лазарет, а кто на войска поедет?
– Так мы в портянках тем более сотрём, – не унимается Лёнч.
– Освоите науку правильно мотать портянку – не сотрёте. Проверено ещё царской армией. Усекли?
– Так точно, – торопится Кирка обломать уже распахнувшего пасть Лёнча.
– Парадную форму позже выдам, – осторожно вступил каптёр, стараясь погасить потенциальный конфликт. – Там и носки и ботинки. Всё будет, как положено.
– Отделение, слушай мою команду! – сменил тему майор. – В одну шеренгу становись! Направо! В столовую, шагом… арш!
– А где столовая? – делая ать-два, таки подключает Лёнч свои голосовые связки.
– Отставить разговоры, я иду с вами.
Спустились по широкой лестнице. Миновали стенд «История спортивного общества “Динамо”» – справа орден Ленина, под ним текст, слева бегун с олимпийским факелом, форма огня которого стилизована под силуэт голубя мира. Вынырнули из казармы на плац. От него поднимался пар. В душевой Лёнч был прав – молодые бойцы недавно полили его. Стенды с фазами строевого шага сменились кустами сирени. Те, в свою очередь, елями. Где-то там высился обшарпанный козырёк столовой, над которым возвышался лозунг «Мир отстояли – мир защитим!» К дверям вели пять ступенек, на которых майор распустил строй.
Влились в армейский коллектив. Личный состав войсковой части 61608 дружно долбил алюминиевыми ложками по дну и стенкам неприхотливых фаянсовых тарелок. Облизывал эти ложки и вновь набирал в них наваристый гороховый супец. Ряды столов увенчивались бритыми, вихрастыми, чубатыми, лысоватыми и прочими головами, которые как по команде повернулись в нашу сторону. Электричество сотен пар глаз парализовало наш порыв. Надавило на психику. Остудило голод. Пришлось применить защитную реакцию организма. А именно: вдавить головы в плечи, прижав уши по швам, и отступить вглубь столовой, туда, где свет солнца из окон сменяется мраком люминесцентных трубок, засиженных мухами. Мрак был тем гуще, чем больше перегоревших трубок нависало над столами.
Майор подвёл нас к столу, накрытому на восьмерых. В центре стола возвышалась кастрюля с супом, накрытая крышкой.
– Запомните свой стол, бойцы. Здесь кроме вас никто никогда сидеть не будет. Если кого застукаете – гоните в шею. Усекли?
Я удивлённо приподнял веко…
– Но ведь накрыто на восьмерых…
– Ну? – устало вопросил майор.
– А нас только четверо, – на всякий случай напомнил я.
– Ну, и? – Мордатенков никогда не терял терпения. – Делай выводы, умник. Делай!
– Да чё там делать выводы, – воодушевился Кирилл. – Каждому по две порции!
Майор удовлетворённо хмыкнул:
– И среди спортсменов иногда встречаются сообразительные особи.
– Чем больше в армии дубов – тем крепче наша оборона, – оправдываюсь я, но на меня никто не обращает внимания.
– Спасибо вам, таарищ майор! – поблагодарил Ма́зут и пристроился в центре стола. Глаза его предательски заблестели. Вот так и продают Родину.
– Сам был спортсменом, знаю каково это всё. На самом деле как минимум двоим из вас и так положено усиленное питание, так как рост выше ста девяносто. Так что я не особо и старался, – подытожил майор и покинул место действия.
Шаркнули задвигаемыми стульями. Протёрли ложки салфетками. Ма́зут уже разливал половником гороховый суп. Казалось – кастрюля бездонная.
– Да тут не на восьмерых, а на целый взвод! – удивился Кирка. – Ну и майор! Кому расскажи – не поверят.
– Ага, – не унимался Лёнч, – сам-то отправился по офицерские харчи.
– Не выдумывай, – осадил его я. – Офицерам дают то же самое. Просто у них там поуютнее, наверно, вон, за перегородкой…
Наворачиваем суп, подливаем добавку. Жизнь удалась… Но что-то не то! Озираемся и осознаём, что фокус внимания по-прежнему наведён на нас. Только сотни пар глаз смотрят уже по-другому. Далеко не с праздным любопытством. Одни, те, что попроще – с завистью. Другие, поизощрённее – с ненавистью.
Опа! Подставил нас майор, оказывается. В наши планы никак не входила конфронтация с дружным интернациональным коллективом бойцов-связистов. Сотрудников спецслужбы, обученных фирменным приёмчикам.
Тем не менее, когда прикончили суп, на ура пошла гречка с тушёнкой. По телу приятно разлилось наркотическое опьянение сытостью. Затуманилась перспектива. Отяжелели ляжки.
Майор вернулся к нам ещё до того, как был допит последний компот.
– Что, бойцы, никак не нажрётесь? Поспешите. Вам сегодня ещё устав читать и присягу учить.
Прозвучало сиё не очень соблазнительно, особенно на фоне основательно придавленного червячка.
– А вечером, дяденька майор, опять по домам отпустите? – прикалывается Лёнч, в силу некрупного желудка не так ярко разморенный от еды, питья, тепла, как мы, но не менее нас впечатлённый особой какой-то широтой коллективной армейской души.
– В лоб хочешь? – без злобы срезал его майор.
Неторопливо оглядел нас и негромко добавил:
– Домой завтра отпущу.
Ряха Мордатенкова не выражала ни единой эмоции. Трудно было понять, говорит он правду, или прикалывается в ответ на Лёнчеву вольность.
– Опа! – вылетело из меня.
Новобранцы переглянулись. В глазах четвёрки сверкали восторг, изумление, недоверие, «чёрт возьми» и «йоп тваю мадь».
– Зубрите присягу. Завтра полковника Крыжопого приведу. Лично будет принимать.
– Начальник военной части? – удивился Кира.
– Самый главный начальник! – майор поднял вверх указательный палец. – Выше него здесь только антенны в лесу. А уж выше тех только звёзды.
– А на присягу автомат выдадут? – с театральным придыханием выступил перевозбуждённый Лёнч.
– Без автомата в руках не присягают, – это была наверно третья или четвёртая фраза Равиля за весь этот долбаный день.
– Стайер дело говорит, – кивнул Мордатенков. – Дам вам автомат.
Равиль поморщился на слово стайер, но возражать не стал.
– И рожок дадите? – не унимается Лёнч.
– И магазин к нему дам.
Мы переглянулись.
– Без патронов, – добавил майор и осклабился.
– Это правильно, – вмешался я. – На фотографиях мамки не увидят, заряжен автомат или не заряжен. Готов ли их малыш к труду и обороне, или только к труду. Дулом бесполезного незаряженного автомата землю на огороде рыхлить.
Лёнч с Кириллом заржали.
– Я предупреждал, здесь не КВН, – оборвал майор.
– А в армии КВН – это глагол, – не унимался я.
– Не понял? – Мордатенков приподнял бровь.
– На выбор: Капитан Выдаёт Наганы или в Казарме Воняет Ногами.
Лёнч прыснул, а Ма́зут от смеха завалился на стол, чуть не спихнув пустую кастрюлю.
– Да Кому Вы Нужны? – не растерялся майор.
Настала пора Равиля. Он растянул тонкие губы в одобрительной ухмылке. Рядовой состав части принялся фокусировать в нашу сторону не только глаза, но и уши.
– Какой Вы Настойчивый, таарищ майор, – не сдавался я.
Ржач за столом разгорался. Потихоньку подтягивались рядовые, ефрейторы и сержанты.
– Кретины Вечно Ноют, – с догматическим оттенком утешил меня Мордатенков.
Кира трясся, хватал ртом воздух уже не в силах издавать звуки. Солдатики посмеивались за компанию, но, пропустив исток разговора, не до конца понимали смысл происходящего.
– Куда мне до Кандидата Военных Наук, – пожал я плечами.
– Если надо, Камера Всегда Найдётся, – многозначительно ответствовал майор.
Смех оказался заразен. Эпидемия стремительно распространялась по помещению столовой, опережая грипп в сотни раз.
– Ну что ж, если ограничат свободу, буду Ковырять В Носу.
– Смотри, боец, однажды доковыряешься! В носу проходит Кабель Высокого Напряжения.
После этой реплики майора уже вся часть бурно и продолжительно ржала, то скатываясь в колики, то подступая к икоте. Но это были не те Бурные и Продолжительные, которые естественным образом, подчиняясь закону эволюции, переходят в Овации. Эти «Б» и «П» перешли в Истерику.
– Отставить смех! – гаркнул Мордатенков на всю ивановскую.
Личный состав, как мог, пришёл в себя и отдышался.
О проекте
О подписке