Другая жизнь

На следующий день Ваня с Васильком пришли к Ивушке. Первым делом, ещё даже не позвав её, Ваня прислонил ручки малыша к коре ветлы.

– Это твоя мамочка, Василёк.

Младенец вдруг радостно вскрикнул и исчез. Ошарашенный Иван аж остолбенел. И только радостный голос Ивы вывел его из этого состояния.

– Спасибо тебе, Ванечка!

Иван обернулся, но не увидел милого глазу силуэта. Вместо этого два мерцающих огонька гонялись повсюду друг за другом. Через некоторое время они на полной скорости воткнулись в Ваню. Тот вздрогнул от неожиданности. Но вместо боли по телу разлилась радостная щекотка. Иван непроизвольно задёргался и захохотал. Огоньки выпорхнули наружу и обернулись силуэтом матери с ребёнком на руках.

– Спасибо тебе, Ванечка! – выкрикнула вновь Ива сквозь утихающий смех.

Потом они уселись и долго рассказывали друг другу о том, что произошло за сутки. А Василёк всё это время не выпускал изо рта мамину грудь.

Вернулся домой Ваня один.

– Куда сына девал? – насторожилась бабушка.

– Маме оставил.

– Насовсем что ли? – недоверчиво буркнула старушка.

– Откуда я знаю. Не я этим рулю.

В следующий раз Ваня принёс Василька через неделю. Тот опять увязался за папой из междумирья. Однако в этот раз Иван оказался более подготовленным. За неделю он успел съездить в райцентр и накупить всего, что нужно современным младенцам – от памперсов и погремушек до подогревателя бутылочек для детского питания. Бабушка ворчала и смотрела на все эти «прибамбасы» искоса. Но отстоять ей удалось только люльку – и то, лишь для дневного сна. По остальным позициям она проигрывала интернету буквально всухую.

Василёк на этот раз пробыл с папой и прабабушкой целых три дня. Ваня каждый день носил его к Иве, прикладывал к стволу, клал на корень-скамью – ноль эффекта.

– Не хочет или не может, – пожимала плечами Ива.

На третий день захотел – и тут же ушёл. А вскоре Василёк научился перемещаться в мир людей не только из междумирья. Теперь в любой день отец мог вернуться с сыном. А однажды, вообще, Иван проснулся посреди ночи от настойчивой мысли, будто Ива зовёт его. Перевернуться на другой бок не помогло, умыться тоже. Пришлось взять фонарь и идти ночью в лес.

Ещё за версту Иван услышал детский плач. Перепачканный Василёк барахтался на земле и орал. Вокруг мерцающим огоньком как мотылёк трепыхалась встревоженная мать.

Дома Василия отогрели, отмыли, накормили и спать уложили. Больше он так не чудил.

Зато чудил по-другому. Однажды по первому снегу он разогрелся, как печка – заболел. А Ивушка на удивление лишь руками развела.

– Как же так! – сетовал Иван. – Ты же целительница, любых врачей за пояс заткнёшь!

– Я ни с кем не соревнуюсь, – вздохнула Ива. – Не понимаю я, что с Васильком. Здоров он. Но будто внутри всем своим существом борется с чем-то. Но не с болезнью. Будто с миром борется, с самим течением жизни. Совсем не понимаю я! – сокрушалась девушка.

Между тем, температура младенца подобралась к сорока градусам. Василёк время от времени вздрагивал всем телом и начинал голосить. Бабушка охала, делала ему холодные примочки, ромашковую воду и всё время уговаривала ехать к врачу. Ваня сдался.

Скорая из райцентра приехала на удивление быстро. Зато в больнице долго выясняли, где документы на ребёнка, где его мать. То одному докажи, то другому. Все нервы Ивану истрепали. В итоге выработалась легенда – «мать сбежала, а мы живём в глуши с бабушкой, документы ещё не успели сделать».

В конце концов, Ивану выдали справку и отправили делать свидетельство о рождении, медицинский полис и прочие документы по списку.

А Василёк тем временем жарился в больнице. Целую неделю жарился. Что бы с ним ни делали, температуру больше, чем на пару часов сбить не удавалось. Зато на восьмой день само собой всё исчезло, как рукой сняло. Врачи поудивлялись, понаблюдали ещё пару дней, да и отпустили отца с сыном домой.

После полутора недель на больничной койке изба показалась Ивану милее милой. Однако ещё милее было бы увидеться с Ивушкой. Но тут бабушка Вера вдруг стала приставать:

– Не ходи ты больше в лес, – повторяла она, как заведённая. – Ради Христа, прошу тебя, не ходи, не носи туда малыша! Ребёнок у тебя человеческий, так и расти его по-человечески! Всем так лучше будет, прошу тебя.

«Соседи, что ли подговорили», – в недоумении смотрел на неё Иван. Но в лес всё равно собрался. А как же иначе!

Только старушка как взбеленилась. Не хочет пускать. Пришлось даже прикрикнуть. Бабушка отступила и заплакала. Василёк тоже раскричался.

– Что тут такое происходит?! – выругался Иван, выходя на улицу. – Тщщ-тщщ. Успокаивайся. К мамочке же в лес идём.

– Нет там больше твоего леса! – сквозь слёзы выкрикнула бабушка. – Ребёнка хоть дома оставь! Ведь сам горем захлебнёшься, и его погубишь!

Её слова пронзили Ивана насквозь. Но он не подал виду.

Торопиться не получалось. Выпавший неделю назад снег почти растаял, превратившись в слякоть. Поскользнувшись разок на мокрой глине, Ваня шёл очень осторожно. Он, конечно же, не поверил бабушке, но в сердце уже зародилась тревога. Вдобавок, на краю деревни вся дорога была изуродована свежими глубокими колеями.

– Ничего не понимаю? – бормотал он. – Стоило только на неделю отлучиться.

Войдя в лес, Иван и вовсе остолбенел. За тонкой ширмой из деревьев леса больше не было. Не было больше леса! На сколько хватало взгляда виднелись лишь пни, ещё кое-где дымящиеся кострища и колеи, колеи, колеи по колено.

Перебираясь через них, Иван по пояс вымазался в грязи. Он ревел и шёл. Поскальзывался, падал на колени, на спину, тщательно оберегая лишь скулящего на руках младенца. Иван промочил ноги, до крови напоролся на сук, но всё равно поднимался и шёл дальше.

– Ивушка, Ивушка, покажись! – шептал он как заклинание. А по щекам катились слёзы.

– А-а-а-а! – вырвался наружу неистовый стон, когда парень подошёл к месту, где когда-то возвышалась огромная ветла. Василёк испугался и заверещал вслед за отцом.

Огромный ступенчатый спил был весь мокрый от сока – «слёз» Ивы. Ваня опустился на колени. Мысли застыли. Внутри ощущалась тягостная пустота. Казалось, будто он завис в той самой черноте на полпути в комнатку Ивы. И только Василёк спасал его сердце от обледенения.

– Прощай милая, – поцеловал Ваня спил и поднялся, когда младенец совсем расплакался.

Немного подумав, он не решился дать сыну прикоснуться к телу матери.

«А то исчезнет чего доброго», – содрогнулся Иван от ужасной мысли.

Добравшись до дома, он ввалился в избу грязный до самых ушей. Переодевшись у порога, Ваня покормил и уложил мальчишку под безмолвными взглядами бабушки. Она как тень ходила по дому и крестилась.

– Завтра мы уезжаем, – собрав грязную одежду в мешок, произнёс Ваня.

Это была первая фраза в доме за весь вечер. И она как иглой проколола пространство. Из напряжённо-выжидательного оно вдруг стало горько-унылым.

– Прости меня, – сказала бабушка, промакивая платочком наворачивающиеся слёзы. – Я боялась, не вынесешь горя.

Иван кивнул.

– К отцу в город вернёшься?

Иван кивнул снова.

Субботник

Прошло двенадцать лет.

Утреннюю тишину небольшой комнаты встревожила мелодия будильника. Сначала она звучала мягким, почти незаметным журчанием ручья и щебетом птиц. Но постепенно в неё стали вплетаться всё более яркие звуки – колокольчики, кукование, у́хание, скрипы, стуки и шорохи леса.

– Вася, выключи будильник! – сквозь сон пробормотал Иван. – Ва-ся!

Двенадцатилетний мальчишка нашарил на полу у кровати смартфон и не целясь мазнул по нему пальцем.

– Зачем так рано?! Сегодня же выходной, – ворчал разбуженный отец.

– Субботник в городском парке, – сын приподнял голову.

– В парке? С чего это вдруг?

– Не знаю, – зевнул Вася. – Сказали, со всех школ города по три класса выбрали. Уборка к девятому мая.

Мальчишка сел на кровать и укрылся одеялом как накидкой. Чуть раскачиваясь взад-вперёд, он силился не уснуть. Наконец, глаза согласились открыться. Василий сполз на пол, взял со стула одежду, с пола – телефон и очки, и бесшумно вышел из комнаты.

– Только тихо, деда не разбуди! – буркнул ему вслед Иван.

Пока завтракал, Васька списался с друзьями и принялся искать рабочие перчатки в коридоре в шкафу на полках с инструментами.

– Что тут за возня? – спросил дед Женя, выходя из своей комнаты.

– На субботник тороплюсь, – ответил внук, не глядя на него. – Где у нас перчатки были?

Собравшись и быстро сбежав по лестнице с четвёртого этажа, Вася вышел из подъезда.

– Бу! – выскочил из-за двери ему наперерез высокий мальчишка.

– Фу, Серёга, напугал! – оба засмеялись.

– А что́ ты так долго? Я уже опух тебя ждать.

– Перчатки искал.

У здания физ-мат лицея собралась целая толпа народа. Пятый, шестой и седьмой классы гомонили тремя отдельными кучками. Некоторые мальчишки бегали друг за другом, двое фехтовали на граблях. Стоя посередине между группами, классные руководительницы о чём-то оживлённо беседовали.

– Пятый «М», все в сборе? – прокричала командным басом Галина Андреевна, крупная пожилая женщина с короткой стрижкой и ярко-красной губной помадой на лице.

– Иванова сейчас подойдёт, Быков не берёт трубку, Савельев заболел. Остальные – все, – отрапортовала Наташка Сорокина, староста класса.

Путь в парк пролегал через полгорода. Классные руководители всю дорогу общались друг с другом, но при этом вовремя осаживали слишком разбушевавшихся мальчишек. Некоторые ученики шли, уткнувшись в смартфоны, некоторые тихо общались между собой, остальные гоготали и перебрасывались колкими шутками.

Спустя полчаса вся компания добралась до парка. На площади перед главным входом собралась тьма народа. Люди в ярко-рыжих жилетках уже инструктировали учеников других школ. В парк запускали по одному классу и провожали до нужного места.

Пятому классу физ-мат лицея выдали участок между центральной и северной дорожками.

– Статуи не трогать, за ограды не заходить, – наставлял мужчина в рыжей жилетке. – Мешки с мусором вон туда, ветки и остальную органику – в эту кучу.

И работа закипела. По крайней мере, первые пятнадцать минут работали все.

– Интересно, зачем здесь все эти женщины с кувшинами? – философски рассуждал Серёга. Опёршись о грабли, он рассматривал недавно выкрашенные белые статуи.

– По ночам они оживают и поливают ближайшие деревья, – ответил Васька, сгребая листья и ветки с молодой травы. – А вон те дальние деревья – не поливают. Видишь, засохли почти.

Серёга повернулся и стал разглядывать засохшие верхушки дальних деревьев.

– А вон там, кстати, мега-дуб растёт, знаешь? – вспомнил Серёга. – Его тогда уж должны все статуи парка поливать, чтобы он таким вымахал.

– Я в этом парке последний раз лет пять назад был, – признался Василий. – Дуб не помню. Не видел, наверное.

– Тогда пойдём, покажу. Такое стоит увидеть!

– А нам не дадут по мозгам за это?

– Да не…

Они вышли на дорожку и пошли к дубу. Дуб, и правда, оказался огромный. Он был огорожен заборчиком, над которым красовалась табличка с текстом.

– В реестре старейших деревьев Подмосковья, – прочитал Васька.

– Да, крутое дерево, там, вроде, написано сколько ему лет.

– Почти четыреста, – медленно проговорил Василий, увлечённый чтением жизнеописания достопримечательности парка.

– Кудрявцев! Раневский! – закричала издали Наташка Сорокина. – Что́ вы тут делаете? Марш на участок!

– Чё раскомандовалась?! – огрызнулся Серёга.

– А то! – она подошла ближе. – Кудрявцев, даже ты, гордость лицея, блин, и то отлыниваешь!

– Мы на минуточку только, – извиняющимся тоном пояснил Вася. – Дуб посмотреть.

– Человек дуб первый раз увидел. Представляешь? – защитил друга Серёга.

– Да ладно! Ты разве недавно в наш город переехал? – удивилась Наташка.

– Всю жизнь здесь живу, – обернулся к ней Васька, когда дочитал текст на табличке.

– Тогда не верю.

– Так я живу на Борзова, с другой стороны города. А вообще, мне ж на днях двенадцать исполнилось. Вот я и получил магический зов. Магистр этого парка, – Васька указал на дерево, – воззвал, чтобы открыть для меня мир эльфов и фей. А за стволом там портал в школу волшебства. Только ты никому не говори, пожалуйста, – и он заговорщически приложил палец к губам.

– Кудрявцев, ты в своём репертуаре! – всплеснула руками староста. – Кончай сказки сочинять и дуй работать!

– А ты сфоткай нас с деревом, – протянул ей смартфон Серёга. – И мы тут же вернёмся на субботник.

Наташка молча взяла смартфон. Вася встал у таблички, но Серёга перешагнул через ограду и приобнял ствол. Дуб был настолько велик, что потребовалось бы не менее пяти таких мальчишек, чтобы обнять его кольцом.

– Куда ты! – крикнула ему староста. – Там же написано, за ограду не заходить!

– Да ты сфоткай и всё! Васька, иди сюда.

Василий робко переступил заборчик и подошёл к стволу.

– Простите за вторжение, – шепнул он и приобнял дуб, но тут же отдёрнул руки и удивлённо посмотрел на ладони.

То, что он почувствовал, совсем не соответствовало твёрдой, грубой коре дерева. Василий вновь дотронулся до дуба. Под ладонями пульсировало и щекоталось. Вдобавок, в теле появилось очень странное ощущение. Оно было похоже на то, как будто тебя начинает сплющивать и выворачивать наизнанку. Правда, это описание не до конца подходит, потому что ощущение, в целом, было приятное. Васька вновь дотронулся и отдёрнул руки.

– Кудрявцев, что там у тебя? – крикнула Наташка.

– Портал активирую, – сочинил он отговорку на ходу. Сердце в груди почему-то громко колотилось.

– Всё, сфоткала! Догоняйте! Телефон отдам на участке, – девчонка демонстративно развернулась и пошла прочь.

– Эй, верни быстро! – помчался за ней Серёга.

А Васька вновь коснулся ствола – и опять пульсирующая щекотка в ладонях. Тело как бы смялось, словно резиновая игрушка, и будто начало засасываться в ствол через руки. В глазах потемнело, перед внутренним взором сверху посыпались очаровательные белёсые искорки. Они падали не спеша, как снежинки в безветренную погоду.

«Вау! Какой сияющий снег», – подумал Василий. Он залюбовался, и на миг позабыл обо всём на свете.

– Василёк?! – удивлённо воскликнул еле слышный мужской голос, доносящийся непонятно откуда.

– Васька! – тут же послышался возмущённый голос Серёги.

Василий опомнился и отдёрнул руки от дерева.

– Как ты меня назвал?! – строго спросил он друга, придя в себя. – Я даже не сразу узнал твой голос!