Я осторожно поднял бедолагу‑зайца. Надо будет уши ему подклеить. Аленку попрошу, а то у меня руки‑крюки. Если дело требует тонкости и аккуратности, меня к нему лучше не подпускать. Правда, ее почему‑то этот заяц жутко раздражает. Она уже несколько раз собиралась его выкинуть, да я не позволял. Ну ничего, уговорю как‑нибудь. В конце концов, ей его только месяц терпеть осталось.

Я глянул на будильник. Времени – четыре утра. Сна ни в одном глазу, да и боязно засыпать‑то: а ну как очередной кошмар привидится? К тому же неизвестно, какой предмет из обстановки станет моей следующей жертвой. Застрелиться легче! Хотя если завтра, то есть уже сегодня, получится излечить отца, оно того стоит.

Не представляя, каким образом убить оставшееся до утра время, я, кое‑как попав ногами в тапки, поплелся к окну и выглянул из него как раз вовремя: чтобы… стать свидетелем преступления. Неподалеку от моих окон стояла с невыключенным двигателем иномарка довольно солидного вида. К ней от круглосуточного магазина быстрым шагом подошел мужчина с пакетом и открыл дверцу. В этот самый момент его и «накрыли» трое громил, до поры скрывавшихся в тени дома: стремительно подошли сзади, ударили чем‑то по голове, сноровисто обшарили бессознательное тело и, видимо весьма довольные результатом, принялись загружаться в свое новое четырехколесное приобретение.

Трудно не почувствовать возмущения при виде такого беспредела. А возмущение Э‑мага весьма быстро становится проблемой тех, кто его вызвал. И через пару секунд ночные джентльмены удачи почувствовали это на собственной шкуре. Один из них скорчился от боли, подломился в коленях и рухнул ничком, второй начал энергично извергать на белый снег содержимое своего желудка, лицо третьего исказилось, а ладони отчаянно сжали виски: очевидно, голова его просто раскалывалась от дикой боли. К сожалению, описанными эффектами моя новая Сила не ограничилась. Перепало и ни в чем не повинной иномарке: стекла в машине разбились, все колеса синхронно спустили, а открытая дверца промялась и едва не вылетела. Возможно, внутри машины повреждения были еще серьезнее, но я не рентген. В любом случае эта тачка поедет не скоро, если вообще когда‑нибудь поедет.

Все это произошло раньше, чем я успел восстановить контроль над своими эмоциями. Вот же блин! Ну что, борец с преступностью, оказал услугу человеку?! Во что ему станет ремонт машины, даже представить боязно. Хотя, с другой стороны, не вмешайся я, он лишился бы ее, и, скорее всего, навсегда. Как там завещал Ленин? Учиться, учиться и учиться! Причем срочно, а то я со своим отнюдь не флегматичным темпераментом таких дел наворочу!

Между тем незадачливые грабители, которым все еще было очень плохо, только бросив взгляд на свою несостоявшуюся добычу и оценив ее плачевное состояние, пустились прочь с максимально возможной скоростью. Я поспешно отвернулся, чтобы со своим вновь вспыхнувшим раздражением не натворить бед покруче, а то поутру милиция вполне могла подобрать со снега три трупа с непонятными причинами смерти.

На всякий случай позвонив в «скорую», чтобы потерявший сознание и свой «ауди» мужик от лежания на снегу не приобрел, чего доброго, взамен воспаление легких, я решил с толком потратить оставшееся до утра время и осмыслить свежеприобретенный опыт Э‑мага, который почерпнул из только что произошедшего инцидента.

Во‑первых, в отличие от любого другого оружия эта Сила не разрушает все на пути от мага до его цели (иначе бы стекла в моем окне тоже приказали долго жить), а воздействует непосредственно на саму цель. Это правило справедливо, разумеется, лишь в случае осмысленного применения Э‑магии, а не когда маг просто изливает раздражение в пространство, как это только что сделал я, внезапно проснувшись под влиянием кошмара.

Во‑вторых, то, что я использовал Э‑магию как кувалду, которой можно гвоздить тех, кто меня раздражает, еще не значит, что так ее используют и опытные маги. Нет, как хотите, а я просто уверен, что Э‑магия – более тонкая штука и ее можно, при желании и определенном умении, направлять просто с ювелирной точностью. Однако для этого нужно (вот парадокс!) быть совершенно хладнокровным: использовать силу своих эмоций, но уметь держать их в узде. А это, в свою очередь, значит, что опытный Э‑маг должен уметь накапливать эмоциональную энергию, сохранять ее и использовать, когда в этом возникнет необходимость.

Но все это были лишь догадки, нуждающиеся в проверке. Дорого бы я дал сейчас за то, чтобы рядом оказался опытный маг, способный направлять меня и помогать в освоении всех премудростей. Но его нет, и мне придется постигать все методом проб и ошибок. Где наша не пропадала! Наша пропадала почти везде…

В общем, все мои представления об Э‑магии я почерпнул из трех случаев ее применения – двух отрицательных и одного положительного. Но даже столь малый объем информации позволял мне их сравнивать.

«Дурное дело – нехитрое». Эта поговорка, думаю, вполне применима к Э‑магии. Действительно, разрушительная часть моей Силы (я сейчас не говорю о проблеме точного наведения ее на цель) была куда менее капризна в применении, чем созидательная. Для этой последней требовался соответствующий настрой, а главное – полное отсутствие отрицательных эмоций в процессе излияния Силы.

В этом и заключалась для меня нынешним утром главная проблема: я не выспался и был раздражен из‑за истории с ограблением. Да, вчера я легко помог маме и, разумеется, очень сильно любил отца. Однако его болезнь – не мамина усталость и головная боль, а значит, и подход тут нужен серьезный. Я должен радикально улучшить свое настроение, если хочу излечить его, и для этой цели я решил посмотреть «Гения» с Абдуловым в главной роли. Этот фильм всегда действовал на меня как‑то по‑особенному, приводя в отличное расположение духа. Не обманул он моих ожиданий и на этот раз.

Но создать хорошее настроение – это только полдела. Теперь надо постараться сохранить его до больницы. Именно в этот момент, настроившись во что бы то ни стало помочь больному отцу, я понял, как важно для Э‑мага уметь полностью отрешаться от всего, что способно помешать ему точно выполнить задуманное. Особенно если это касается лечения. Эх, сейчас бы телепортироваться прямо к нему в палату! Но что толку мечтать о невозможном… А вот попробовать не замечать по дороге обычно дико раздражающих меня признаков неустроенности нашей жизни вроде окурков в подъезде или граффити на стенах домов – можно и нужно.

Чтобы облегчить себе эту задачу, я решил воспользоваться такси и, только оказавшись у стен больницы, понял, что программа‑минимум мной выполнена. Как любит говорить Шелехов, решив какую‑нибудь сложную проблему, «это была победа человеческого разума над силами природы». Этот успех окрылил меня, придав дополнительный заряд хорошего настроения.

Итак, мы почти на месте, и я – в полной боевой, то есть целительской, готовности. Осталось попасть в палату. Но мамино исказившееся, словно от внезапной зубной боли, лицо сообщило мне, что у нас возникли проблемы.

– Надо же, как некстати! – прошептала она еле слышно.

– Ты о чем? – столь же тихо поинтересовался я.

– О ней, – упавшим голосом пояснила мама, взглядом указав на женщину‑врача лет пятидесяти. – Завотделением Светлана Антоновна, собственной персоной.

Было совершенно очевидно, что сия представительница отечественной медицины вызывала у мамы чувство весьма плохо скрываемого «дружелюбия». А ведь чтобы не понравиться моей маме, нужно очень сильно постараться. Эта заведующая отделением наверняка первостатейная стерва. Однако следовало абстрагироваться от плохих мыслей, ибо она нас заметила и с самым решительным видом направилась к нам. Я понял, что если сейчас не охмурю эту мегеру, то наши шансы увидеть сегодня отца станут близкими к нулю.

– Ну что же вы, Ольга Петровна, – с ходу, забыв поздороваться, начала она пенять маме, – я же вчера говорила вам: первые три дня – никаких посещений. Вашему мужу нужен покой.

– Но мы только…

– Никаких «только». Мне кажется, я достаточно ясно выразилась!

Все, пора вмешаться, иначе мы уйдем несолоно хлебавши. Я изобразил на лице самую обаятельную улыбку, на какую только был способен, и проговорил:

– Здравствуйте, Светлана Антоновна! Меня зовут Игорь. Я – сын Андрея Николаевича. Насколько мне известно, вы – один из самых квалифицированных кардиологов в городе. И это большая удача, что папу лечите именно вы.

Так как я знал, что не отношусь к тому типу мужчин, от одной улыбки которых женщины всех возрастов начинают таять, то подкрепил свои слова приличной порцией положительной энергии, накопленной за утро благодаря «Гению». Эту порцию я излил на Светлану Антоновну и даже сам удивился результату. Подобное использование своей Силы было для меня в новинку, и я не был уверен в успехе. Однако сработало! Ее суровое лицо смягчилось.

– Лестно слышать, молодой человек. Но…

– Нам хотелось бы знать, как его состояние.

– Немного стабилизировалось, однако он еще очень слаб, и беспокоить его категорически не рекомендуется.

– А мы его не побеспокоим. Только посмотрим на него, немного посидим и уйдем.

В мой голос прокрались просящие нотки, а в довесок последовала еще одна порция положительной энергии, которая решила дело.

– Ну хорошо. Только минут десять, не больше. Переоденьте обувь, возьмите у медсестры халаты и пройдите наверх. Если он спит, не будите. А главное – ни в коем случае не волнуйте его!

– Конечно, конечно, Светлана Антоновна, мы ведь ему не враги! Спасибо вам большое!

Когда мы двигались по лестнице на третий этаж, мама вполголоса поинтересовалась:

– Как тебе это удалось? Вчера она была абсолютно невыносима.

Я пожал плечами:

– Понятия не имею. Может, нам повезло и у нее сегодня хорошее настроение…

Мама ничего не ответила, но по ее лицу я понял, что вопросы у нее остались. Мой опыт Э‑мага копился по крупицам и требовал осмысления, но времени на это уже не было, так как мы подошли к папиной палате.

Перед дверью я остановился:

– Слушай, давай сперва я один загляну, а?

– С чего это вдруг? – заупиралась мама.

– Мне очень нужно! Пожалуйста!

Умоляющий тон и взгляд я вновь дополнил положительным импульсом, и мама сдалась.

Едва войдя внутрь, я на мгновение замер: до боли грустно было видеть отца вот таким – бледным, ослабевшим, с измученным лицом и подключенным к кардиомонитору. Но я подавил печаль – не она мне была сейчас нужна, а любовь и вера в его выздоровление.

Он спал. «Оно и к лучшему! – пришла мысль. – Меньше потом вопросов будет».

Для верности я прикрыл глаза, дабы никакая зрительная информация меня не отвлекала, и открыл внутренние шлюзы. Положительная волна хлынула из меня неудержимым потоком, словно вода, прорвавшая плотину. Но в отличие от последней она не сметала все на своем пути, а, напротив, исцеляла, возрождала, дарила жизнь.

Тогда я не умел соразмерять свои силы и полагал, что для преодоления папиного недуга придется применить максимум моих возможностей… Это позже я узнал, что Сила, излившаяся из меня в то утро, способна была на гораздо большие свершения. Направлял я Э‑магию только на отца, да и никого другого в палате не было, но она распространилась сквозь стены на все кардиологическое отделение… Однако не стану забегать вперед.

В данный момент я только видел, как дыхание отца стало более ровным, а щекам вернулся румянец. Неужели получилось? Внешний эффект был налицо, да и внутренний, надеюсь, от него не отстал. Впрочем, нет: «надеюсь» – не слишком подходящее слово. Во мне появилась уверенность в успехе. Папа был исцелен, я это нутром чувствовал.

Когда в палату вошла мама, она не поверила своим глазам – настолько разительными оказались перемены в отце. Я склонился к ее уху и шепотом проговорил:

– А он выглядит совсем неплохо, правда?

Она молча кивнула, не скрывая счастливых слез. Дав ей еще с полминуты полюбоваться умиротворенным выражением папиного лица, я взял ее под руку и повел к выходу. Она не сопротивлялась.

Ретроспекция 2Денис Колесников

Новосибирск, 18 октября 2003 г.

Вечера возмездия пришлось ждать почти неделю. Демон сказал Денису, что предпочитает охотиться в темноте, а улизнуть из дома поздно вечером не представлялось никакой возможности: отец был стопроцентной «совой» и не спал порой до трех ночи. Но на следующей неделе, как случайно услышал мальчик, у него намечалась очередная командировка, так что возможность должна была появиться. Начало недели Денис потратил на осторожное выяснение привычек Бродкина с дружками. Самым полезным для него оказалось их обыкновение по пятницам пить пиво в заброшенном парке за домом Скаченко. Когда Денис узнал об этом, по его лицу расплылась улыбка, которой мог бы позавидовать Чеширский кот: место было просто идеальным. И спрятаться есть где, и свидетелей можно не опасаться. Успел он разведать и оперативную обстановку на местности, подобрав место для засады.

В отсутствие отца мать давала Денису заметно большую свободу, словно стараясь таким образом компенсировать режим жесткой диктатуры, царивший в доме Колесниковых. Так что в заветную пятницу Денис заблаговременно прибыл на место и ждал своих мучителей, укрывшись за растущей в парке разлапистой елью. Само по себе желание пить пиво на улице холодными октябрьскими вечерами вызывало недоумение, но, скорее всего, тут важен был не напиток и не погода, а ощущения независимости и взрослости, которые давало его потребление. Впрочем, мальчику было плевать, чем руководствовались Бродкин и его мини‑шайка. Ему от них нужно было только одно – чтоб они сдохли, в чем он собирался им изо всех сил поспособствовать. И в данных обстоятельствах эта их привычка была как нельзя кстати.

Странным образом присутствие демона в его теле оказало на Дениса довольно благоприятное воздействие: у него обострилось ночное зрение, и он стал более сильным, выносливым, быстрым, менее чувствительным к холоду. Раньше через час ожидания при такой погоде у него бы зуб на зуб не попадал, а в перспективе была бы обеспечена весьма серьезная простуда. Но сегодня он не ощущал ни малейшего дискомфорта. Просто стоял и терпеливо ждал, переполненный решимостью отомстить. Денис знал, что дождется. Не мог не дождаться.

Бродкин с дружками появился около половины девятого. Скаченко нес в руках два пакета с чипсами. Пиво же, по‑видимому, маскировалось под куртками: не ровен час, увидит кто‑нибудь из знакомых. А там и до родителей может дойти. На мгновение Денису стало интересно, как эти шестнадцатилетние оболтусы ухитряются добывать пиво. Но интерес тут же угас, потому что был абсолютно праздным. Какая разница, если жить им оставалось считаные минуты?

Денис еще раз огляделся. Деревья, несмотря на то что потеряли большую часть листьев, надежно отгораживали место действия от окон ближайшего дома, да и темнота сгустилась основательно. Шайка‑лейка позаботилась выбрать место поглуше, так как отцы у всех троих, по слухам, были скоры на расправу, и ремни с тяжелыми пряжками в их домах часто пускались в ход. Денис ухмыльнулся: надо же, словно нарочно создали для него все условия. Что ж, пора начинать.

Он вышел из‑за ели и направился к старой раздолбанной скамейке, на которой расположилась ненавистная ему троица. Его приближение заметили не сразу: все трое как раз начали уговаривать по первой бутылке. Оторвавшись наконец от горлышка, Бродкин чуть вздрогнул, прищурившись, вгляделся в приближающуюся фигурку и довольно осклабился:

– Парни, кажется, программа сегодняшнего вечера будет более насыщенной, чем обычно. В нее войдут еще и развлечения.

Колупаев и Скаченко с готовностью заржали.

На лице Дениса появилась усмешка, не предвещавшая его врагам ничего хорошего.

– Посмейтесь напоследок, подонки! – негромко произнес он.

– Чё ты сказал, жертва?! – переспросил Скаченко, поднимаясь.

Однако Денис не удостоил его ответом: в этот момент он выпускал на волю демона. Сознание мальчика мигнуло, словно собравшаяся погаснуть лампочка, но все же не оставило его. Каким‑то мутным взглядом, обессиленно прислонившись к дереву, он наблюдал дальнейшие события.

Изголодавшийся кромешник с готовностью покинул тело Дениса и, приняв собственный кошмарный облик, ринулся в атаку. Колупаев, громко икнув от ужаса, первым бросился наутек. Это вывело из состояния ступора остальных, и они припустили следом. Но где им было соперничать в скорости с созданием Пустоты! Монстр впитал их страх и бросился в погоню, параллельно включив поле подавления звуков. Так что вопли парней, которыми они оглашали заброшенный парк, были абсолютно тщетными.

Если бы они сразу бросились в разные стороны, возможно, у кого‑то из них и появился бы шанс на спасение. Но они все, словно зайцы на дороге, пойманные светом фар мчащегося автомобиля, с круглыми от ужаса глазами неслись по одной и той же тропке к выходу из парка. Первым монстр настиг Скаченко, который из‑за своей крупной комплекции оказался наименее проворным из всей троицы. Опрокинув его на землю, кромешник своими острыми как бритвы когтями подрезал парню сухожилия на ногах и, поглотив потоком извергавшиеся из бедолаги эманации боли и ужаса, продолжил погоню. Затем настала очередь Бродкина. Его хищник догнал в три прыжка. Когда жуткая пасть твари щелкнула в нескольких сантиметрах от него, Вадим шарахнулся в сторону, как раз чтобы попасть под могучую оплеуху кромешника, которая смачно впечатала парня в ствол ближайшего тополя, после чего он просто вырубился. Погоня за стартовавшим раньше всех Колупаевым продлилась еще секунд десять и закончилась, когда монстр, приноровившись, отхватил ему пастью правую ногу по колено, после чего тот рухнул на землю, захлебнувшись криком.

Хищник еще с четверть минуты смаковал его дикую боль, после чего оборвал вопли несчастного одним мощным движением челюстей. Можно было бы и подольше насладиться процессом, но парень лежал слишком близко от входа, а свидетели кромешнику были совсем ни к чему. Кроме того, там, позади, остались те двое, которые еще в состоянии были подарить ему с десяток минут удовольствия.