Всего в Испытаниях принимали участие более полусотни девушек. Некоторые сбивались в небольшие стайки, другие предпочитали держаться поодиночке. Одна из самых внушительных групп – почти десяток юных галельянок – собралась вокруг Обри после теста по шитью. Сплачивала их не только и не столько неприязнь к Энджи, сколько тяга к перемыванию костей другим участникам. Внутри этого беспрерывно гомонящего кружка обсуждалось любое мало-мальски заметное событие из происходящего на праздновании Дня Семени. Так, к примеру, им было уже откуда-то известно, что население всей планеты начинает подтягиваться в центр, чтобы принять участие в грядущем торжестве.
Незаметно для самой себя Лилиан оказалась неподалёку от Обри и её новых подружек. Фраза про идущих в центр зацепилась за ухо. «Это же никакой не секрет, – подумала невеста Ярика. – Так каждый год бывает». Но внутри группы обсуждение уже перекинулось на парней, их достоинства и недостатки.
Обри обернулась и увидела Лилиан.
– Ты хочешь к нам присоединиться или остаться со смазливой?
– Да чем она вам так не угодила? Нормальная вроде девчонка.
Лилиан поймала себя на мысли, что испытывает двойственные чувства. С одной стороны, она понимала, что́ вызывает неприязнь во всех этих девушках. Она и сама ощущала нечто схожее. Энджи была слишком идеальной. Такой, одним словом, какой не может быть настоящая женщина. Да и Лилиан ещё почему-то жутко ревновала к ней Ярика. Но с другой стороны, в Энджи было что-то бóльшее, невидимое на первый взгляд, но притягивающее к симпатичной девушке. Так бывает, когда незнакомый человек при первой же встрече западает тебе в сердце, чтобы уже никогда не уйти оттуда. Он становится неким центром, вокруг которого пролегает твоя орбита. И те, что выказывали свою ненависть и отторжение Энджи, всего-навсего пытались дистанцироваться, дабы не оказаться вовлечёнными в гравитацию этой личности.
– Куда уж нормальней, – фыркнула Обри. – Парней чуть не перегнала в марафоне.
Лилиан пожала плечами.
– Это уж в самом конце было, когда все выдохлись, а она дыхание сберегла, вот и рванула.
– Защищаешь её?
– Ладно, Обри, – Лилиан махнула рукой, – прекращай. Что у нас дальше-то? Тетерис, кажется?
– Правильно говорить «тетрис».
– Ни разу о нём не слышала.
– Да, я у мамы спрашивала, у них тоже о таком Испытании никто ничего не знает. – Обри подозрительно прищурилась. – А подружка твоя тоже не в курсе?
– Обри, мы не подруги!
– Да видела я…
– Хватит! Повторяю, мы не подруги. И с забега я её не видела, так что не предполагаю, знает она что или нет.
– Дюрана в копчик МинаМаре, – послышался возглас.
За разговором на повысившихся тонах девушки не заметили, что Испытание «тетрис» уже началось. Ругательство вырвалось у одной из подруг Обри, которая первой подошла на указанное оргами место.
К такому они не готовились. Перед каждой из участниц находилось огороженное поле десять на десять клеток, а рядом горой были навалены деревянные дощечки различных форм – от банально квадратных до зигзагообразных. Объединяло их одно, каждая занимала четыре клетки. И вот все эти дощечки нужно было ухитриться уложить в поле таким образом, чтобы не осталось свободных клеток.
Лилиан пересчитала дощечки. Двадцать пять. Да уж, действительно, только и остаётся поминать высших демонов.
Она попробовала укладывать сначала более-менее ровные дощечки, и в какой-то момент ей показалось, что она зря переживала и всё это совсем просто. Однако скоро у неё остались лишь вычурно изогнутые, категорически отказывающиеся укладываться без разрывов между ними. Во всплеске чувств она смела дощечки с поля. Девушке предстояло найти другой подход к решению этой задачи.
«Ох, – подумала она, – как мне сейчас пригодилась бы помощь Энджи». Но той, как назло, и след простыл. Лилиан поняла, что не видела её уже довольно давно. Она встала и принялась озираться в поисках Энджи.
В этот момент ощутимо тряхнуло землю под ногами. А следом солнце запрыгнуло за Край.
Стало темно.
Сначала Лилиан хотела куда-нибудь пойти, но затем решила, что в темноте и при таком скоплении народа это будет не лучшим вариантом. Она осталась на месте. Тревожные мысли стали аккуратно пробираться в её голову. Тест оказался сложным. Гораздо сложнее всего того, к чему они готовились по стандартам Галилео. Что, если она не пройдёт его? Завалит испытания, и её с позором выставят к Южному Краю. Или ещё хуже, позволят участвовать на будущий год, и она будет вынуждена всё это время наблюдать, как Ярик – её Ярик – счастливо живёт с какой-то другой девушкой. Возможно, даже с Энджи. Эта мысль ржавой стрелой впилась ей в мозг, и она не могла её выковырять, как ни старалась. Почему-то перед внутренним взором всё время вставала картина целующихся Ярика и Энджи.
Из пучины столь мрачных дум её вырвал большой прожектор, включенный оргами.
– Лилиан, – услышала она голос жениха.
Радость и благодарность близкому человеку залила её до макушки. Она ринулась к своему избраннику и бросилась ему на шею, осыпая поцелуями. На мгновение тяжёлые хмурые мысли отступили он девушки. Но лишь на мгновение.
– Малышка, скажи, а ты не видела Энджи? – спросил её Ярик вместо того, чтобы поинтересоваться её состоянием.
Моментально все самые тёмные думы взметнулись в ней, как ил к поверхности воды, когда плюхаешься в речку с разгона, и затопили сознание девушки. И словно струна лопнула со звонким звуком. Словно нечто, сдерживавшее доселе лавину истерики, вдруг в одну секунду перестало существовать. Лилиан зарыдала, с силой вырвалась из объятий Ярика и убежала прочь. В глубине души она хотела, чтобы он помчался за ней, остановил, встал перед ней на колени и начал вымаливать прощение. Но другая её часть порадовалась, что этого не произошло. Именно сейчас она могла бы сделать глупость, которая погребла бы под руинами всю её дальнейшую жизнь. И девушка это понимала, несмотря на дикую, иррациональную истерику.
Очнулась она на краю Испытательного поля. Её тело сотрясалось от рыданий, а лицо было мокрым от слёз. «Как легко, – думала она позже, когда способность размышлять стала постепенно возвращаться к ней, – как быстро можно разрушить счастье, выстроенное с таким трудом». Она пыталась понять мотивы своих действий и никак не могла сделать этого. Энджи, строго говоря, не сделала ничего такого, что могло бы вызвать подобную реакцию. Лилиан понимала, что всё дело в ней самой, но обнаружить источник дурных чувств не удавалось. Поэтому не получалось и купировать его, устраняя тем самым тёмную бурю эмоций внутри.
Тут ещё совершенно некстати Лилиан вспомнила о незавершённом Испытании и разрыдалась. Во рту стояла горечь. Темень, кое-где разорванная прожекторами, подрагивала в замутнившей зрение пелене слёз. Ей никогда не справиться с этим тетрисом. Её выкинут и из деревни, и из родного дома, потому что никто не захочет знаться с такой неудачницей, как она. Жалость к себе усилила потоки слёз.
Если бы Лилиан не убегала от своего квадрата десять на десять клеток, то хорошо бы видела, как орги помогают всем участницам с тетрисом. Испытание оказалось не по зубам почти всем, и было решено не заострять внимание на данном тесте.
Рыдания девушки прервало объявление об окончании Испытания. Собравшись с силами и готовясь уже принять любой удар судьбы, она тяжело встала и побрела к тому месту, где оставила размётанные деревянные фигурки.
Фигурок не было. Ни одной.
«Должно быть, уже орги собрали их и унесли», – подумала Лилиан.
И лишь потом заметила, что все дощечки причудливых форм никуда не делись. Они преспокойно лежали на поле десять на десять клеток, составляя идеальный квадрат.
Давно это было. Уж и деды наших прадедов не вспомнят, когда точно. Жила-была семья Потихонюшки и Цирла. И всё у них было справно да гладко, как у людей порядочных да добрых. И очаг жил, и любовь пребывала, и неугасимая искра сияла. Одним словом, мало чем отличались они от большинства путёвых жителей.
Но однажды приключилась с ними беда непрошенная.
Темь глубокая стояла уже дня два: солнце не появлялось. Цирл колол дрова на улице, а Потихонюшка хлопотала по хозяйству дома. Внезапно небо со стороны Восточного Края вдруг ярко вспыхнуло, но тут же погасло.
Распрямился Цирл и глянул туда, где расцветилось. А тут и во второй раз полыхнуло, и в третий.
– Потихонюшка, – крикнул он, – иди, глянь, что за красотища!
И лишь успела жена Цирла распахнуть дверь, как небо не просто полыхнуло, а взорвалось, разливая яркие краски за Центр и дальше. На короткое, исчезающе малое мгновение Потихонюшка ощутила немыслимый, словно взбесившийся ветер. Тот, исходя из избы, словно пытался забрать оттуда все вещи, дул по направлению к вспышке. И в тот же миг камень размером с кулак ударил Цирла в голову да и прошиб её насквозь, оставив дымящуюся дыру. Женщина вскрикнула и захлопнула дверь, отсекая ею осаживающийся на колени, а затем заваливающийся на бок труп мужа. Затем она бросила залитый слезами взгляд в святой угол и с поглощающим разум ужасом поняла, что неугасимая искра больше не горит. Она, конечно, догадалась, что это сам Гонеб приходил к ним и дыханием своим затушил искру. А в придачу и Цирла убил.
Нет больше неугасимой искры. Нет любви. Нет очага.
Долго ещё бродила Потихонюшка, моля подарить ей огонь, но соседи, опасаясь гнева Гонеба, отказывали ей все до единого. Так и сгинула она одна во тьме да холоде.
***
Эту легенду знали все ещё с пелёнок. Мораль её была достаточно проста: берегите огонь, ибо он – жизнь.
Однако сейчас, когда её озвучили орги перед новым Испытанием, Макс задумался.
– Слушай, – сказал он Ярику, – как ты думаешь, было это на самом деле?
– Ты сейчас серьёзно? Это ж обычная легенда, чтобы народ искру неугасимую хранил!
– Я не про это. Говорят, что камень этот до сих пор где-то возле заброшенной избушки Потихонюшки лежит.
Ярик издал губами не совсем приличный звук. Он уже более-менее пришёл в себя после происшествия с Лилиан.
– Макс, не начинай! Ты ещё скажи, что там на самом деле Гонеб дыханием ветры пускал!
– Нет, конечно, не существует никаких демонов, – сказал Макс. – Но… камень вот этот и сквозняк… что-то это всё должно значить. Как говорится, не бывает дыма без огня.
Их прервал голос Первого Глашатая.
– Итак, следующее испытание для мальчиков. Вы должны любыми доступными способами добыть огонь, не используя неугасимую искру. Представьте себя на месте Потихонюшки с погасшим очагом, и вперёд! Девушки, готовьтесь, за вами следующий ход.
– Я вот ещё чего не понимаю, – сказал Макс, когда ребята шли на указанную оргами полянку. – Почему Потихонюшке никто не помог? Почему не поделились огнём?
– Ну-у-у, – протянул Ярик. – Там же говорится, что боялись гнева Гонеба.
– Это чушь полная, – безапелляционно заявил Макс.
– Тогда не знаю. Хотя помню, что мама говорила про потерю неугасимой искры. На такие семьи ложится проклятье. И любой, кто им поможет, разделит это проклятье вместе с ними.
– Бред, честное слово, – вздохнул Макс. – Надеюсь, с нашими искрами всё будет в порядке.
– Я вообще о таком и слышал-то лишь из этой вот легенды, – сказал Ярик. – Так что ты просто снова себя накручиваешь.
– Хорошо, если так.
Добыть огонь без неугасимой искры было не так-то просто.
На полянке, предназначенной для этого теста, были разложены различные приспособления, с помощью которых предлагалось попытаться разжечь небольшой костёр. Макс выбрал две деревяшки. Одна была плоская и с отверстием посередине, а вторая – круглая. Ярик же взял кремень и сточенный цилиндр, отдалённо напоминающий кресало.
– Трение – это вообще великая вещь, – заметил Макс, удобнее примащиваясь на земле перед ворохом сухого мха и соломы. – Можно даже сказать, что трение – это жизнь.
Ярик прыснул и загоготал.
– Ты чего?
– Хоть сам понял, что сказал? – спросил друг сквозь смех.
– А что?
– Ладно, проехали. Но если представлять всё буквально, то ты попал в самое яблочко. – И Ярик снова расхохотался.
Каким бы великим не было трение, Максу это ничуть не помогло. Он двигал ладонями со всей возможной скоростью; вращение палочки, зажатой между ними, завораживало, тепло, вызванное процессом, доходило даже до Ярика… Но ничего не происходило. Нет, в какой-то момент почудилось, что из нижней плоской дощечки идёт дым, но огня так и не появилось. Пот крупными каплями стекал по лицу Макса и скапливался на кончике носа, а затем срывался на землю. Один раз попало на стык дощечек, и послышался звук испаряющейся влаги.
– Ещё чуть-чуть, – проговорил Макс.
Но прошла минута. И другая. И ещё. Но огня по-прежнему не было.
Примерно так же дела обстояли и у Ярика. Кресало было настолько сточено, что кремню просто не за что было зацепиться, чтобы высечь искру. Молодой человек старался с не меньшим энтузиазмом, чем его товарищ. В какой-то момент он остановился и снова захохотал.
– Ты чего? – снова спросил Макс.
– Я просто представил, как выгляжу сзади.
Макс, которому уже надоело вращать ладонями деревянный прут, встал, зашёл за спину другу и тоже рассмеялся в голос.
– Да уж, последняя подготовка к семейной жизни.
Тут уже и некоторые другие парни, сидящие по соседству, не смогли удержаться от смеха.
Внезапно выпрыгнуло солнце и застыло в зените.
Ярик присвистнул.
– Что-то не припомню, чтобы выпрыг так быстро случился после запрыга, – высказал Макс общие мысли.
О проекте
О подписке