Переступив порог трехэтажного министерства сельского хозяйства, каменные колонны которого обвивались бронзовыми колосьями, одетый с иголочки новый министр тихо, но очень цветисто выругался. И дело было отнюдь не в эпатаже. Дэмьен никого не хотел шокировать, в том числе выскочившего навстречу немолодого секретаря, но сдержаться не мог. Преисполненный важностью момента Сандро неодобрительно покачал головой, а потом увидел, как едва заметно поморщился Главный Тюремщик. Это могло означать лишь одно – убаюканные грассой проблемы вернулись. И библиотекарю оставалось только всеми доступными и недоступными способами сократить этот визит.

Когда тихий вой снова наполнил его многострадальную голову, Дэмьен постарался взять себя в руки, чтобы ничем не выдать своего расклеивающегося состояния. Он вежливо улыбался, кивал в нужных местах, задавал сотрудникам давно заготовленные вопросы. В другое время ему было бы по-настоящему интересно бродить по здешним коридорам и кабинетам, где, в отличие от других министерств, конторские столы терялись в буйной экспериментальной растительности. Но сейчас…

Однако он честно выдержал три с половиной часа министерской пытки, прежде чем верному референту удалось отбить его от чиновников, желающих лично выказать новому министру свое почтение. Только сидя в экипаже, Дэмьен позволил себе со стоном откинуться на мягкую спинку и потереть зудящие виски. А впереди его ждала ОПЕРА.

* * *

– Дядя, ты серьезно? Парик? – Дэмьен с усилием подавил истерический смешок.

Он успел сменить деловую визитку на вечерний фрак, но принесенный камердинером надушенный парик неопределенного цвета не лез ни в какие ворота.

– Это твой первый выход в свет как главы дома Тюремщиков, и поэтому твой внешний вид должен соответствовать… Опера не притон, не коммуна и не Легион. Прости, мальчик мой, но без парика…

– Нет, ты прости, дядя, только я это сектово гнездо надевать не стану, – воспротивился Дэмьен.

Однако Бертран был непреклонен, и после долгих препирательств и веских аргументов племяннику все же пришлось уступить.

Бросив перед выходом внимательный взгляд на свое отражение в зеркале, Дэмьен вздохнул. Беспристрастное стекло отразило помолодевшего и похорошевшего, но абсолютно незнакомого мужчину. Этот незнакомец не был Дэмьеном Тюремщиком. Но мог бы им стать, случись все иначе. Наверное, дядя сам подбирал парик – он сидел идеально. И цвет волос… Дэм очень смутно помнил, какие у него были волосы. Возможно, именно такие – темно-русые, почти каштановые. Когда же Бертран подошел и начал поправлять бабочку сперва себе, а потом растерянному племяннику, Дэмьен вдруг заметил, до чего они похожи. По какой-то прихоти генов он гораздо больше походил на дядю, чем его родные сыновья, на что ему не преминул указать Марк, с небольшим опозданием появившийся в холле.

В оперу тем не менее они прибыли вовремя, хотя Дэмьен предпочел бы задержаться часа на два или три. Или вообще не поехать. Потому что, поднимаясь по широкой мраморной лестнице, он не просто испытал дежавю, он его поймал.

Вылетевший из резных дверей Первого театра подозрительно знакомый мальчишка, на ходу срывая миниатюрный фрак и оглядываясь на замешкавшуюся в дверях погоню, с разбега впечатался в Дэмьена.

– Так вот ты какая, моя карма, – усмехнулся тот и порадовался, что успел подставить руки, иначе удар головы юного беглеца пришелся бы ему аккурат ниже пояса.

– Отпусти! – предсказуемо потребовал мальчишка, но грозить мамой не стал.

Напротив, заслышав приближающийся шелест платья, попытался спрятаться за Дэмьена.

– О, благодарю вас, хайсит! Я прошу простить моего сына за столь неподобающее поведение. В отсутствие отца он совершенно отбился от рук. Еще раз примите мою благодарность, хайсит…

Дэм вздрогнул, услышав этот голос, и, понимая, что исправить уже ничего нельзя, обреченно выпрямился.

Перед ним стояла Елена Арпад в алом шелковом платье, разрумянившаяся от погони и досады, с выбившимся из высокой прически золотистым локоном. В ее темно-серых, как у отца, глазах плескалось раздражение пополам с любопытством. Дэмьен мог только зачарованно наблюдать, как их сменили сначала узнавание, затем удивление, радость… А потом глаза молодой женщины потухли, будто кто-то безжалостной рукой вырубил электричество.

– Рада вас видеть после столь долгого отсутствия, хайсит Главный Тюремщик, – Елена изящно протянула ему руку.

– Взаимно, хайситта Арпад.

Дэмьен склонился и поднес руку к губам, стараясь нечаянно не коснуться нежной кожи. Ему достаточно было ощущать трепет ее пальцев и собственную дрожь, прокатившуюся по позвоночнику. Даже вой узника на время смолк или же Дэмьен его просто перестал воспринимать. Идеальная женщина. Была, есть и будет. И ничто не в силах этого изменить.

Время замедлилось, будто в его Комнате. Стоящие рядом Бертран и Марк, казалось, застыли без движения, даже пятилетний сорванец угомонился и задумчиво присел на ступеньку.

– Привет, сестренка! – громкий, слишком реальный голос наследного консула Юлиана спугнул наваждение. – С кем это ты любезничаешь, пока муж на миссии?

– Здравствуй, Юлиан, – Дэм осторожно выпустил руку Елены и повернулся к бывшему лучшему другу. – Давно не виделись.

Они не виделись действительно очень давно и потому с жадностью разглядывали друг друга в повисшем вокруг неловком молчании. Даже на Елену Тюремщик не смотрел так пристально, связанный собственным словом и просто инстинктом самосохранения. Но уж разглядывать Юлиана ему не запрещает никто.

Дэмьен отметил, что будущий консул не обогнал его в росте, зато шириной плеч мог поспорить с профессиональными борцами. Сразу видно, на кровати под балдахином (дался Дэму этот балдахин! Прямо пунктик какой-то) Юлиан не валялся. Фамильные светлые волосы, прищуренные голубые глаза и небольшая аккуратная бородка, очевидно, для солидности. Но вот выражение лица, с которым сам Юлиан рассматривал вернувшегося из небытия друга, точно расшифровать почему-то не удавалось. Самое близкое – смесь недоверия и… опасения. Впрочем, вскоре на лице Юлиана расцвела радушная улыбка.

– Дэмьен! Сект побери, не ожидал тебя здесь встретить! Не думал, что ты большой поклонник оперы. Тем более современной.

На этом неловкая тишина закончилась. Марк, Бертран, Елена, Юлиан и даже Дэм разразились пустыми светскими фразами и вместе прошествовали в правительственный сектор театра. К удивлению присутствующих, маленький Дэмьен решительно вырвался из материнских рук и пошел рядом со своим взрослым тезкой. А после и вовсе потянул его за полы фрака, чтобы тихо сказать наклонившемуся Тюремщику:

– Я знаю, что ты на самом деле лысый. Но не скажу никому. Даже папе.

Проходя по коридорам и лестницам Первого театра, Дэмьен поражался буйству красок и фасонов, от которого совершенно отвык. И если мужская половина предпочитала в одежде сдержанные тона, то прекрасный пол своей пестротой, казалось, вот-вот вызовет приступ головокружения. Но больше всего Дэмьена раздражали взгляды, адресованные его персоне. Пристальные, оценивающие, расчетливые – мужские; и такие же пристальные, оценивающие, расчетливые, да к тому же любопытные, влекущие, томные – женские.

Безусловно, при его темном прошлом, светлом настоящем и блистательном будущем иначе и быть не могло. Он притягивал к себе внимание так же закономерно, как хвостатая комета, внезапно появившаяся на ночном небе. Явление великолепное, но потенциально опасное. И несколько настороженных взглядов, брошенных в сторону Главного Тюремщика, это подтверждали. Впрочем, Дэмьену не было никакого дела до чужих взглядов. Он был занят тем, что старательно отводил свой от шествующей чуть впереди стройной фигуры в алом. Старался не смотреть, но каждый раз терпел неудачу. В попытке переключиться Дэм сосредоточился на изменениях, которые произошли в театре с его последнего посещения.

Если прежде правительственной именовалась только ложа в середине третьего яруса, то сейчас весь центральный пятиярусный сектор оказался закрытой, хорошо охраняемой зоной. Сказывалась параноидальность нынешнего правителя. Уже на первых ступенях широкой мраморной лестницы навытяжку стояли два карабинера Тайной полиции. А на третьем ярусе сектора, где и ныне располагалась правительственная ложа, Дэмьен насчитал не менее десятка человек из личной охраны консула. Их форма еще в юности стала для него источником едва сдерживаемого веселья. Вот и сейчас Дэм с трудом удержался от улыбки при взгляде на лимонно-желтые френчи и малиновые галифе с синим кантом. Это могло бы оказаться действительно смешным, вот только подкладка у френчей была кевларовая, а на портупеях в деревянных кобурах дожидались возможности громко заявить о себе десятизарядные маузеры. Про висящие с другой стороны короткие тяжелые мечи и говорить нечего.

Проследовав в ложу и опустившись в кресло между дядей и Марком, Дэмьен уперся взглядом в тяжелый багровый занавес и устало потер виски. Заметив его движение, Марк наклонился и прошептал:

– У меня есть с собой. Будешь?

С трудом догадавшись, о чем речь, Дэм отрицательно покачал головой. Кузен пожал плечами и быстрым движением сунул за щеку шарик грассы. Дэмьен же лишь немного поерзал в тяжелом резном кресле и сосредоточился на свежеотпечатанной программке. Было похоже, что в театре дожидались только их прибытия. Едва Юлиан с Еленой и маленьким Дэмьеном заняли места в центре ложи, дали третий звонок, и под грянувшую литаврами увертюру занавес медленно поплыл вверх.

Опера называлась пафосно – «Освобождение». Она была призвана напомнить гражданам Города о самой величественной и трагической странице в истории человечества – изгнании сектов с Земли. И написана к приближающемуся стошестидесятипятилетию этого важнейшего события. Вначале Дэмьен пытался уследить за хитросплетениями сюжета, но вскоре запутался в огромном количестве героев Сопротивления, выходивших на сцену, казалось, лишь для того, чтобы красиво пропеть несколько строк и так же красиво погибнуть. Все это было так по-современному скучно и бездарно, что даже завывания узника показались Дэму куда более музыкальными, чем некоторые исполненные арии.

Дэмьен уже несколько раз посматривал на карманные часы, считая минуты до окончания первого акта, когда на сцене появилась девушка-сект. До этого момента секты лишь мелькали изломанными тенями на подсвеченных белых кулисах, изображая некое абстрактное зло. Но, видимо, драматурги решили не превращать пришельцев в зло абсолютное и вывели персонаж, сочувствующий делу земного Сопротивления. Костюм молодой актрисы (Дэмьен, несмотря на закрывающую лицо маску, понял, что она молода) очень достоверно передавал черты захватившего Землю вида. Четыре тонкие руки, до половины прикрытые тканью длинного серебристого одеяния, зеленовато-голубая плотная кожа, фасеточные глаза на пол-лица, безгубый рот. Но, не успев поразиться мастерству гримеров, Дэм был окончательно сражен мастерством певицы. Она пела… как сект. Наверняка постановщикам пришлось не одну неделю, а то и месяц просидеть в спецхране, разбирая чудом сохранившиеся записи с голосами пришельцев. Дэм слышал несколько подобных записей, но такой мелодичной не встречал. Ее нельзя было сравнить ни с одной известной земной музыкой. До дрожи чуждая эта песня напоминала и колыбельную, и детский плач, и свист ветра.

Голоса сектов были настолько высоки, что некоторые звуки оказывались за пределами человеческого восприятия и напоминали, скорее, писк. Как удавалось певице исполнять такую сложную партию, оставалось загадкой. Но она не пищала, а именно пела. Очень нежно и очень грустно, и от ее невозможного голоса на душе разливалось теплым молоком спокойствие и умиротворение. И тишина.

Дэмьен очнулся, когда в зале грянули аплодисменты, а занавес медленно пополз вниз. Конец первого акта. Чтобы там ни замышлял насчет него дядюшка, но Дэм на самом деле уснул в опере. Невероятно.

– Ну как? – не преминул спросить довольный донельзя Бертран. – Как тебе сект-девица?

– Если забыть, что секты вообще-то однополые… – пробормотал Дэмьен.

– Не бойся, мальчик мой, если с нее снять маску, грим и вообще одежду, она очень даже тебе подойдет.

– Подожди, дядя, я не понимаю, о чем ты.

– Я подумал, что избавить тебя от воя поможет наша особенность. Если найти тебе подходящую женщину… Тебе ли не знать, как это влияет на нашу Пустоту. А в твоем случае – на Комнату. Мы уже все испробовали, осталось только это. Точнее, эта. Она актриса, ее сценическое имя – Пасмурная Кэри. Настоящую фамилию я позабыл, но главное, что она – подходящая.

– Откуда?.. – Дэмьен все еще пребывал в растерянности.

– Видишь ли, мальчик мой, когда я передал тебе заключенного, то сразу стал подыскивать подходящую женщину для себя. Ведь моя Пустота снова вернулась. Искал и нашел. Случайно. Но это не важно. Важно, что она подходит мне, а значит, подойдет и тебе. Поэтому ты прямо сейчас пойдешь в комнату релаксации, а она к тебе присоединится, как только разгримируется. Все уже договорено. Если она тебе поможет…

– Подожди, дядя, – у Дэмьена голова пошла кругом. – Даже если теоретически она мне подходит… Так нельзя. А как же ты сам?

– Насчет меня не волнуйся, у меня есть еще немного времени. Сейчас для тебя это вопрос жизни и смерти. Вернее, безумия. Будем надеяться, что мое предположение окажется верным, и ты сможешь навсегда забыть о завываниях в своей голове.

– Спасибо, конечно, дядюшка, но…

Дэмьен попытался облечь в слова свой протест, когда Марк позади него захрипел и начал заваливаться на бок. Дэм, успевший подхватить кузена в последнюю секунду, несмотря на неяркое освещение, сумел разглядеть расширившиеся на всю радужку зрачки.

– Передозировка, – выпалил он обеспокоенно склонившемуся Бертрану. – Вызывай врача.

Пока дядя по установленному в фойе специальному телефону вызывал неотложную бригаду, Дэмьен опустил Марка на ковер, повернул на бок и внимательно прислушался к хриплому дыханию кузена. Немного понаблюдав, он решил, что все не так страшно, и в искусственном дыхании нет необходимости. Однако беспокойство за двоюродного брата сменило чувство вины. Если бы Дэмьен не пришел к Марку ночью, если бы…

– Бедный Марк, – послышался шорох платья, и Елена без колебаний опустилась на ковер рядом с Дэмьеном. – Это становится все хуже и хуже. Бертран в последнее время сам не свой.

Свежий аромат ее духов поплыл в воздухе, заставляя сердце сбиваться с ритма. И Дэмьен никогда еще не был так рад вошедшим в ложу врачам, как в эту самую минуту. Быстро поднявшись, он уступил Марка профессионалам, а сам поспешно выскочил в фойе, где натолкнулся на хмурого Бертрана.

– Мы повезем Марка в больницу или домой? – спросил он дядю, наблюдая, как врачи уносят кузена на носилках.

– Я повезу его домой, а ты останешься здесь, – с нажимом произнес Бертран. – Можешь считать это устным распоряжением премьера. Мне нужен адекватный министр сельского хозяйства и Главный Тюремщик. Неужели ты полагаешь, что удержишь заключенного, будучи невменяемым? Нет? Правильно. Так вот, видишь эту винтовую лесенку? Поднимайся на пятый ярус. Вот ключ от комнаты, а девушка скоро придет. Ее уже убили в первом акте, так что времени у вас будет сколько угодно. О результатах доложишь лично. Вам все ясно, хайсит Главный Тюремщик?

– Ясно, хайсит Первый министр, – Дэмьен четким движением склонил голову, но не мог удержаться и добавил: – Надеюсь, мне не придется составлять подробный отчет?

Бертран фыркнул и, отмахнувшись, направился по длинному коридору вслед за носилками. А Дэмьен еще немного постоял в фойе под бдительными взглядами охраны, потом стряхнул оцепенение и, сжав ключ, двинулся к притаившейся в дальнем конце фойе винтовой лестнице.