3

Я обернулась в страхе увидеть что-то, что могло нас убить, разорвать, но увидела шанс на лучший исход, надежду – смутную, эфемерную, но надежду, позволившую поверить, что нам удастся сбежать из этого ада. Надежду на то, что мы будем жить.

В нашу сторону двигались военные; их было человек восемь, кого-то несли на руках.

– Хей! – вдруг закричала я, подпрыгивая и махая руками. Уверенность в том, что военнослужащие помогут, сразу одурманила, ведь кому как не им знать обо всем этом дерьме?!

– Тише ты! – одернул Сэм. – Они нас и так видели! Не привлекай лишнего внимания!

– Сэм, какое счастье, Сэм! – беспорядочно зашептала, целясь холодными пальцами за толстовку парня. – Нас вытащат! Мы вернемся домой!..

Дорт смерил меня недоверчивым взглядом, старательно изображая, однако, смирение. Я не обратила внимания на скользнувшее в его лице отчаяние, не хотела, наверное… Желала лишь, чтобы в голове прояснилось, сумбур и непонимание пропали, дурман страха отступил. Покинуть бы город, выбить вонь из носа, перестать видеть торжество хаоса и смерти. Пусть бы кошмар закончился и забылся – пускай не через день, не через месяц, пускай через годы, но стерся из памяти.

И мимолетный проблеск надежды помог воспрянуть духом. Усталость прошла, почудилось, что я способна горы свернуть. Лишь бы мне наконец-то объяснили, что происходит.

Но надежды обманчивы.

Забыв про страх и опасность, я потянула Сэма вперед – все придумается находу, легенду сформирую в моменте, – зашагав так быстро, как только могла. Ноги, словно свинцом налитые, уже не несли. Но на все плевать, скорее к военным, дабы получить ответы хотя бы на какие-то вопросы.

– Что происходит? – нервно и достаточно громко спросил Сэм, когда мы еще не успели сравняться с военными, и улица повторила его вопрос, подхватила порывом ветра; я, точно опомнившись, обеспокоенно глянула на Дорта. Он никогда не любил людей в форме, презирал все, что связано с оружием и насилием. Насколько отчаяние оглушающее, что парень готов первым завязать диалог…

Мужчина, уверенно идущий впереди группы, предупредительно поднес палец к губам, и заговорил только тогда, когда нас разделяло не более метра:

– Ничего хорошего, – он окинул нас внимательным оценивающим взглядом. Ва вид ему было около сорока–сорока-пяти; короткие засаленные черные волосы, кое-где тронутые сединой, темные густые брови, узкие губы. К груди он прижимал винтовку. – Так полагаю, ночь вы переждали где-то в изоляции? – и, не дожидаясь нашего ответа, продолжил. – Северная зараза охватила оставшиеся районы и за ночь скосила город. Эвакуация предприниматься не будет. Правительственные войска не придут. Безопасное место необходимо искать за пределами района самостоятельно.

Но в голове набатом била лишь одна фраза: "скосила город". Я пошатнулась. Скосила город? Вчера все было нормально. Всего ночь прошла. Скосила город. Вчера все было сравнительно нормально!

– Вы ранены? – спросил один из военных, стоявший чуть поодаль. Сэм отрицательно мотнул головой.

– Нет, но, похоже, раненные есть у вас, – осторожно начал он, – а мы знаем, где есть более-менее безопасное место; мы провели ночь в книжном магазине…. – Следом лихорадочно выпалил, – нам нужна помощь и…

– Ведите. Обсудим все на месте, – не дал договорить Сэму начавший с нами диалог. – Но без глупостей.

Сэм неровно кивнул и потянул меня, бесцеремонно рассматривающую военных, назад; группа состояла из мужчин и двух девушек, одну из которых, раненную, несли на руках. Ее куртку повязали ей на бедра, футболка пропиталась кровью – плечо сильно кровоточило, но девушка была жива: она, постанывая, изредка дергалась, и рвано глотала воздух.

Мужчина, за которым следовали остальные, поравнялся со мной и Дортом, и взгляд его был не менее выжидающим и заинтересованным, чем мой собственный. Военный был чуть выше Сэма; от него на каком-то физическом уровне веяло твердостью и уверенностью. Краем глаза я заметила, что в нашу сторону направлено несколько оружейных стволов.

Военные как военные. Черные костюмы, тяжелые высокие берцы, рюкзаки за плечами, разгрузочные жилеты, подсумки, куртки, наколенники и налокотники. На поясах военных – ножи, запасное оружие; у кого-то была кобура на груди, и кого-то на ногах. Несколько человек в шлемах.

– Как вам удалось пережить эти сутки? – хрипло спросил идущий рядом с нами мужчина, осматривая нас цепким взглядом. – Книжный магазин, да? Не сказать, что место ассоциируется с непробиваемым бастионом.

– Мы не были снаружи со вчерашнего дня, – ответила я резче, чем хотела. – Вчера, около полудня, мы закрылись в книжном магазине с сотрудницей. Цокольный этаж. Окон нет. Нас не видно, и нам не видно. И только сегодня решили выбираться. Мы ждали помощи, но ее не было. Пришлось рассчитывать только на себя. Откровенно говоря, мы вообще не до конца понимаем, что происходит… Если вообще хоть что-то понимаем.

Мужчина помолчал.

– Благодарите Матерь, – сорвалось с его губ горечью. – Окажись вы на улице вечером или ночью, то, скорее всего, не выжили бы, – военный задумчиво махнул головой, а я старалась не поддаваться панике.

– Роберт, – один из группы, высокий русоволосый и темноглазый мужчина подошел к шедшему рядом с нами и что-то нашептал ему.

– Делай все, что в твоих силах, – ответил тот, чье имя было Роберт; как я поняла, это командир группы. Второй военнослужащий сокрушенно качнул головой:

– Слишком много крови, – коротко отрезал он. Роберт хмыкнул и посмотрел на нас.

– Аптека там есть?

– Да, – кивнул Сэм, – прямо у входа. Первый павильон налево.

– Возьми Стэна и собери что нужно, – отозвался Роберт подчиненному. – Мы будем на цокольном. И, Михаэль, – командир придержал мужчину на мгновение, – сделай все возможное в нынешних обстоятельствах.

– Принято, – кивнул тот, следом оборачиваясь к группе. – Тарэн!

Двое военных устремились вперед.

Роберт продолжал задавать мне с Сэмом короткие односложные вопросы, в основном касающиеся того, сталкивались ли мы с зараженными, что видели, что слышали, где находились, когда столкнулись с последствиями распространения инфекции. На мой ответ, что мы журналисты и прибыли сюда собирать материал, военный вдруг усмехнулся, внимательно и заинтересованно всматриваясь в наши лица.

– А откуда прибыли?

– Северо-восток Старых Рубежей, – проговорил Сэм сразу же, машинально, и я тут же сильно ударила его локтем под ребра. Дорт ойкнул, ни то от боли, ни то опомнившись, и увел глаза. Но уже сказал. Уже не вывернешься.

– Рубежи? – переспросил Роберт уже у меня, глядя прямо мне в глаза. – И как же вы добрались на север Перешеечной области?

– Это ведь риторический вопрос? – постаралась произнести твердо, хотя у самой сердце сделало кульбит и рухнуло в пятки.

– Нет, вполне прямой. Мне любопытно, как таможенники выдали вам разрешения на пересечение блокпостов, и как жнецы пропустили. Директивы крайних дней тому не благоприятствовали.

– Видимо из-за важности нашего исследования нам позволили доехать, – изрекла уклончиво, выдерживая взгляд военнослужащего, а затем отвернулась, молясь Небесам, чтобы Роберт не продолжил задавать вопросы. Сейчас я не была готова придумывать ложь. Мужчина будто понял. Вопрос задал, но не о том и отчасти даже неожиданный:

– Военкоры?

– Нет, – ответила после тихо и слабо после секундной паузы. – Гражданские журналисты.

Передвигались быстро. Ощущение коматоза, опьянения. Сама ситуация казалась не более чем разыгранным спектаклем: военные следовали в никуда за незнакомым людьми, мы слепо надеялись найти у них помощь. В голове кавардак. Я чувствовала себя не более чем какой-то куклой, со слепой верой и паническим ужасом. На что надеялась? Чем было то, чего боялась? Неизвестность перемалывала и истощала.

Разбитый вертолет. Полицейская машина. Черные окна магазина. Двери. По лестнице вниз. Книжный. Передвигающиеся военные, переговаривающиеся безмолвными знаками. Мелькающие точки их прицелов. Гробовая тишина, разгоняемая гудением мигающих ламп.

А я все думала о том, почему не предпринималось никаких централизованных и обширных действий "сверху". Если весь Север погрузился в этот оживший кошмар, этот хаос; если эта зараза, – инфекция, вирус или помешательство, – захватывала с такой скоростью все вокруг: почему никто не старался помешать? Почему затыкали рот прессе? Почему жертвовали здоровьем и жизнями людей?

Что за напасть, если выжить ночью в городе было чем-то запредельно возможным?

Опять жуткий зал продуктового. Опять кровь на полу. Опять книжный.

Пять дней прошло с момента, как мы выехали в °22-1-20-21-14. Пять дней назад все было сильно иначе. Я и представить не могла, что попаду в такую передрягу; что там, еще двое суток назад солнечный свет мягко проникал через разноцветные жалюзи в салон трейлера, а мы, минуя очередной погранпост, радовались удаче. Помню, в какой эйфории мы двигались сюда, в каком сумасшедшем счастье выезжали первоначально – впереди ждала долгая дорога, но я радовалась ей, радовалась тому, что нас ждет работа, предвкушала, что увижу новые земли, что впервые смогу посмотреть, пусть мельком, на горные хребты.

Я чувствовала, что это будет не просто расследование, а что-то гораздо более важное и значимое. Нет, не чувствовала, знала наверняка – ведь те, кто стояли у власти, знали о масштабах бедствия и скрывали его от своих верноподданных. Мы должны были принести свет в эту темную игру, инда если для этого нам предстояло самим вспыхнуть. Нам доверились. Мне доверились. И носитель фамилии, чьей подписью были заверены наши проездные документы, сделал нас еще одним крохотным звеном огромной значимой цепи.

Но имело ли теперь все это смысл?

Еще пару дней назад я обдумывала, как буду вести расследование, беседовать с врачами и пациентами; анализировала, как лучше преподнести материал, чтобы жнецы не заявились по наши души сразу… Эндрю громко подпевал радио, находясь в бодром расположении духа. Сэм постоянно шутил, отмахиваясь от работы – ему было важнее смотреть в окно, замечать каждую перемену в пейзаже, архитектуре, особенно, когда мы миновали границу Рубежей и кусок Центральных земель, когда очутились на территории Перешеечной области, где высоченные сосны устремлялись в небеса, где заросли можжевельника оплетали дороги.

Еще несколько дней назад трейлер быстро уносил нас от дома в неизвестность. Что грели мы в наших сердцах? Азарт? Да, он уж точно переполнял! Хотелось показать, кто мы, на что способны. Хотелось привезти такой материал, который никто не мог раздобыть, который никто не осмелился озвучить и опубликовать. Думали мы о том, что это опасно? Да, безусловно. Но в другом ключе. И страх глушило знание того, какую ответственность на нас возложили; что хотели получить от нашей поездки.

А все обратилось в подобие горячечного бреда.

Я плохо помню минуты той ночи и того утра, когда мир перевернулся. Возвращаясь к ним потом, так и не смогла вернуть в памяти конкретные образы – все слилось в поток моих ощущений, чувств, сумбурных эмоций, – и может оно и к лучшему. Мозг замылил мельчайшие детали, чтобы я не сошла с ума от постоянного возвращения к этим жутким картинкам – хотя бы единожды он сыграл на моей стороне, ибо в голове моей и так хранилось слишком многое, о забвении чего молила до разбитых в кровь рук.

Точно знаю, что закрыла дверь в книжный, когда двое последних военных вернулись из аптеки. Тогда я еще раз посмотрела в темноту зала за стеклом и вздрогнула. Пугающе тихо и пусто. Ушла к Сэму, который сидел поодаль, спрятавшись среди стеллажей; опустилась на пол рядом с ним, пока военнослужащие старались спасти умирающую девушку.

Минут через десять все кончилось. Девушка умерла. Роберт что-то проговорил над телом, закрыл трупу глаза. Срезал зачем-то прядь ее волос. Снял жетон с шеи. Остальные разошлись по сторонам в безмолвии, старались вида не подавать, насколько подавлены. Вторая девушка группы, невысокая блондинка с короткой стрижкой, обняла мужчину с копной вьющихся темных волос на макушке. А мы с Сэмом… Как бы жутко это не было признавать, но смерть девушки не вызвала во мне никаких чувств. Внутри звенела пустота. Отрешенность. Коматозное состояние. Я видела за эти сутки слишком много смертей и крови.

А затем к нам подошел Роберт. Он присел на носки напротив нас, сцепив руки в замок и тяжело выдыхая.

– Что ж, у меня есть немного времени побеседовать, – устало сказал мужчина, посмотрев прямо в мое лицо, в то время как мой взгляд замер на показавшейся под его расстегнутой курткой нашивке. Серебристые змеи нитями расползались на футболке в районе сердца… Глаза мои округлились, я раскрыла рот, задыхаясь. – Мое имя Роберт Сборт, и я командир группы..

– "Горгона", – проговорила на выдохе, поднимая глаза на Роберта. – Вы горгоновцы, так ведь?

***

Лампы зловеще гудели над нашими головами. Я вслушивалась, стараясь уловить любой звук. Помутненный взгляд. Казалось, скажи сейчас кто-то на пол тона громче, и я завизжу от страха и ужаса. Тело девушки лежало на столе кассовом столе. Ее рука свисала со столешницы. Кровь капала с пальцев на пол.

Это не может происходить со мной. Все это не по-настоящему.

Я смотрела на Роберта, который рассказывал, как его группа оказалась в этом городе, но мой взгляд то и дело падал на небольшую вышитую на его футболке голову Горгоны.

Ты мог не разбираться в политике, военной сфере, не слышать новостей и не читать газетных сводок, но о горгоновцах ты не мог не знать.

"Горгона". Группа-символ. Призрачная группа, почти мифически легендарная, предшественник которой триста шесть лет назад помог первым Трем взойти к власти. Небольшое элитное образование, подчиняющееся непосредственно Трем и единственно Главнокомандующему. Имена участников всегда находились где-то в стороне, ведь самостоятельно их будто не существовало, была только "Горгона" и горгоновцы. Они посвящали жизнь военному делу, этой группе, отказываясь от своего прошлого и будущего. Самые сложные операции, самые горячие точки боевых действий – и имя "Горгоны" неотложно следовало рядом. И никто не знал, чего больше вокруг этих бойцов, о профессионализме и вере в свою идеологию которых говорили чуть ли не с благоговением, больше – правды или сплетен

– ..активно распространяться по северной части области эта зараза начала с пару недель назад. Верхи пытались доказать, что все держится под контролем. Может, оно и было так сначала, но все-то города и границы не перекроешь, – Роберт с секунду помолчал. – Я работал со своими ребятами в районе "Холодного штиля", там сейчас с новой силой начались боевые действия.

– Боевые действия? На юго-западе? – неверяще переспросила. – Но говорили же, что все военные операции там закончились? После всех мирных и пацифистских демонстраций?

– Людям всегда крови мало, – вдруг зло фыркнул Сэм, скрещивая руки на груди и опуская глаза в пол. Я бросила на него предупреждающий взгляд, которого он, конечно, не увидел; Роберт же отреагировал чрезвычайно спокойно на колкость Дорта.

– Боевые действия прекращаю не я и не мои люди. Точно так же, как и не мы их начинаем.

– Как вы прибыли сюда? – спросила сразу, не позволяя Сэму начать полемику.

– В этот вторник нас срочно отозвали. Мы должны были высадиться в пятистах километрах севернее отсюда, но место нашей посадки объявили потерянным. И не только его. Красная зона, – мужчина откашлялся. – В итоге нас высадили в аэропорту центральной части области, пересадили в пригнанные наши машины с расчетом на то, что в оцепленную зону мы все-таки уедем, только наземным путем. Но… Финальная директива "командования" привела нас сюда. Монархам пришлось признать нецелесообразность попыток отбить потерянные территории. Нам приказали проследить, чтобы здесь все оставалось под контролем; городок мелкий, но один из располагающихся на главных дорожных связках. Как, впрочем, и всякий в Перешеечной… – Роберт хмыкнул, с какой-то разочарованностью посмотрев себе под ноги. – Но Трое просчитались. Здесь уже ничего не было под контролем.

– Насколько? – сорвалось с моих губ прежде, чем успела обдумать. Но, казалось, Сборт ждал вопроса.

– Мы прибыли, когда полицейские уже занимались огораживанием восточных частных кварталов. Здоровых людей, по мере возможности, старались вывести из зоны. По городу пошли слухи, что зараженных невозможно убить;