Глава 19

Любава

Когда я дочитывала одну из книг, в покои принесли ужин. Я догадалась, что буду трапезничать не одна: блюд было слишком много, а приборы поставили на двоих.

Сердца затрепыхались в тоске и предвкушении. Я отчаянно надеялась, что это будет Синарьен. Несмотря на поведение на суде и откровенную грубость после, я не могла без него, жаждала быть рядом. Согревать, отдавать свои силы, если понадобится.

Я чувствовала, за его яростью и злостью кроется нечто другое. Не то, что он пытается мне и другим показать. Поэтому не обижалась на его колкости. И не собиралась думать, что ему все равно. Даже маленьких воспоминаний пятилетней давности хватило, чтобы верить ему всецело. Принцу нужно только вспомнить свою любовь, и мы все преодолеем.

Да и в моем положении упираться и обманывать саму себя нет смысла. Я хочу быть с ним. Отрицать это – только делать хуже.

Я не гордая, принимала все, что давали. Даже согласилась нарядиться для ужина в платье из тонкого муасса цвета сухой травы с золотыми прожилками. Из-за этого моя бледная кожа оттенилась теплом, а в блеклых глазах заиграли огоньки. Волосы, что отливали льдистым мерцанием, оставила распущенными. Русая прядка ярко выделялась, почти золотилась от света люмитов и прикрывала мою румяную щеку.

Но Синарьен не пришел.

Никто не пришел.

Я была так голодна, что, прождав по ощущению около часа, нетерпеливо съела кусочек пирога с мясом, запила теплым чаем и разомлела на тахте, не боясь измять дорогую ткань наряда.

Не пришел Синарьен и позже. Когда служанки убрали стол и яства, а Джесси пришла помочь мне переодеться на ночь.

Передумал? Или что-то случилось?

Я немного смущалась, что со мной возятся, как с вельможей, но сил перечить не было.

Не пришел принц, даже когда меня выкупали в теплой воде с лепестками белых ландышей, натерли каким-то маслом, что сделало кожу бархатистой и сияющей, и, набросив на мои плечи прозрачную сорочку и пеньюар, отвели в покои и оставили посреди комнаты.

Только когда дверь за спиной шелохнулась, пропуская внутрь прохладу и сырость коридора, я поняла, что готовили меня к чему-то особенному.

Щеки вспыхнули, дыхание забилось в груди, словно птица в силках.

Он вошёл неслышно. Только тень легла у моих ног, как черная ядовитая змея. Остановился за спиной и долго молчал, словно сомневался, туда ли попал.

Я знала, что это Синарьен, чувствовала его присутствие кожей, что покрылась мурашками, слышала особенный аромат. И тоже не двигалась. Я не знала, что говорить, что объяснять, что делать. Произнести хоть слово или продолжать молчать?

Зашуршала одежда, зашептал шелк: «Беги-беги, не позволяй ему». Но я, глупая, продолжала стоять и смотреть себе под ноги. Меня мелко трясло, дыхание рвалось из горла будто я после пробежки, кровь кипела в висках, а сердца в груди бешено стучали и не давали нормально думать.

Принц приблизился, родное дыхание защекотало затылок. Легкий шорох одежды и незримый толчок холода в спину.

Неосознанно шагнула вперед, будто и вправду хотела убежать.

От себя. От своих изматывающих желаний и не до конца раскрытых чувств.

– Мрак… – прошелестел любимый голос, и крепкая рука, обжигая холодом, легла на плечо, притянула к себе. – Горячая…

Прикосновение потянулось вверх, легко потопало по шее, пальцы запутались в моих волосах. Я отчаянно злилась на себя, что не могу сопротивляться, что стремлюсь к нему, будто он мой воздух.

Но понимала, что принц пришел не за любовью. Ему другое нужно. А мне проявлять чувства нельзя. Пока Синарьен сам не вспомнит о нас, я должна притворяться.

Заковыристый обет придумал для меня его папочка. И пусть срок вышел, но откаты всегда происходят дольше. И всегда невероятно болезненны. Мы должны были продлить мои мучения еще на пять лет, на это рассчитывали Дэкус и ректор, но Синар сам сделал все иначе, не применил артефакт. Зато вмешались другие силы, более древние и могучие, чем король Криты. Силы моей родной земли, Ялмеза.

– Скажи, что я тебе нужна только для этого. Скажи, прошу тебя… Чтобы я могла ненавидеть тебя вечно.

Горло кольнуло. Под ребром скрутилась змея, зашевелилась, норовя меня опрокинуть. Нельзя так формулировать фразы, я хожу по краю бездны.

Хорошо, что Синарьен ничего не понял. И ничего не ответил. Только длинно выдохнул, охладив лопатки.

Его пальцы больно стянули пряди, в голове зазвенело. Порывисто опустив руку к горловине пеньюара, он медленно потащил его, скидывая с моего плеча, оголяя грудь и спину. Нагло, без спроса, словно я куртизанка, которая понимает, на что идет, должна молчать и подчиняться. Я понимаю, но согласиться с этим не могу. Все тело протестует.

И соглашается.

Я ухватила пальцами тонкую ткань, не позволяя ей рухнуть дальше, и снова прошептала:

– Зачем я тебе? Для пустых игрищ? Заведи любовницу или фаворитку. Давай развяжемся, отпусти, умоляю. – Все это говорила через силу, мне приходилось. – Ты же видел запись ритуала и знаешь, что это возможно. Дай хотя бы попробовать.

– Не в нашем случае, Любава. – Мерзлый голос прошелся по кончику уха. – Не в нашем мире.

Глава 20

Любава

Я повернулась к нему лицом, мне нужно видеть его лицо.

Синарьен выглядел очень плохо, бледный будто призрак, синюшные круги под глазами, впалые щёки, заострённые скулы и сжатые почти серые губы. Короткие снежные волосы были в беспорядке, словно принц не приводил себя в порядок много дней подряд.

Только радужки сияли чистейшим льдом. Казалось, что в глубине его глаз притаилась неукротимая вьюга.

Хотелось обнять его, приласкать, согреть, но я понимала, что не имею права раскрываться и выражать свою любовь. Всё это слишком опасно для нас. Одно дело, когда я одна отвечаю за нарушение обета, другое, когда из-за истинной связи могу утащить того, кого ценю больше жизни. Мерзлота, что отравила принца, не просто болезнь. Она раньше была моей, я чувствовала с самого начала. Это связано со мной, не до конца понимаю, как, но связано. Память я сегодня больше не пыталась восстановить, ведь Киран прав, могу легко выгореть, если продолжу, а мне нужны силы, чтобы сохранить сердце Синарьена.

– А что тогда в нашем случае? – нужно было что-то говорить, хотя каждое слово наносило глубокие раны моей душе. – Ты будешь пользоваться моим телом, а я вынуждена буду молчать? Просто потому что ты старший наследник, будущий владыка Криты, принц Синарьен, сыночек короля?

– Именно поэтому ты будешь молчать, – тихий шепот резал грудь жестокостью, взгляд из-под густых белых бровей замер на моих губах, принудив меня прикусить язык. Синарьен еще заглубил тембр, бархатисно протянул: – Я буду брать тебя, когда пожелаю, а ты будешь подчиняться. Лю-ба-ва.

– А если не соглашусь? – попятилась. Трепет забрался по спине и замер между лопатками.

– Тебе придётся. Или отправишься назад, в темницу.

– За что ты так со мной? Что изменилось?

– Все. Я изменился. Понял, что простолюдинка из другого мира, никто, пустышка, не будет держать мою жизнь на поводу. Поэтому ты, если хочешь жить в тепле и спать в нормальной постели, закроешь рот, и мы продолжим.

Синар шагнул, не спуская с меня сверкающих металлической синью глаз. Я еще отступила и, сдавлено смеясь, вернула на плечи тонкий халат.

– Лучше в темницу, – вздернула подбородок и поджала губы, – чем делать то, что мне не нравится.

– Не нравится, значит? – принц зло скривился. – В тёмном замке Лимии, когда я тебя трахал, ты так не говорила. Даже просто так себя предлагала. – Он засопел, раздувая ноздри, прищурился. – Что изменилось?

– Бес попутал.

– Если этот Бес, – яркие вспышки ледяного пламени озарили радужки Синара, – плевать, что за мразь, тронул тебя хоть пальцем, я сначала его задушу, а потом тебя.

– Тронул, а как же! – я намеренно говорила ложь, словно в меня и правда что-то вселилось. Что-то нехорошее, тёмное, мрачное и жестокое. – Проверить же ты не можешь.

– Ты бы не посмела. – На щеках принца расцвели морозные пионы, шрам, что он так и не зачистил магией, изогнулся и, переливаясь перламутром, набрал темной крови, в глазах засверкали искры, будто далекие-далекие звезды.

Неужели он не понимает, что измена в нашем случае невозможна?

– Да! Почему же? Думаешь, что особенный? Так и знай, ты мне, Синарьен ин-тэ, противен, хочу поскорее избавиться от нашей связи и сбежать от тебя. Думаешь, я не помню текст ритуала разрыва? Я найду способ исполнить его, не сомневайся.

Я прекрасно понимала, что моя ложь шита белыми нитками, и скрывать настоящие чувства долгое время будет сложно, но лучше пусть Синарьен думает, что я его терпеть не могу, чем догадается, что любовь во мне корни пустила много лет назад. Это причинит и ему, и мне боль.

Только где грань этой боли? И сможем ли мы в будущем остановиться?

Я отошла к двери и попыталась ее открыть. Но та не поддалась.

– Уходи, Синарьен… ин-тэ.

– Значит, добровольно спать со мной ты не согласна?

– Я никак не согласна, – отрезала и дернула дверь.

– Из-за него, да?

– Кого?

Меня передернуло. Что он уже себе напридумывал?

– Думаешь из меня идиота сделать? Как его зовут? Бес? Что за имя такое?! Его ты любишь, да?

– Что ты…

Хотела сказать «несешь», но…

– Бессон его зовут, – брякнула от злости. – Люблю и схожу с ума по нему. Ясно тебе?

Зачем я это делала, провоцировала, не знаю. Наверное, мне хотелось вернуть того, доброго и внимательного Синара, изобретателя и искателя, который боялся ко мне подойти и обидеть, терпел холод и сопротивлялся тяге, сходя с ума, но не нарушал данное слово.

Но его здесь нет. Он остался там, в бесконечной мертвой пустоши, где черный песок заменяет грунт, где в небе трепещет фиолетовое пламя Черты, где ночью хищников вокруг замка больше, чем звезд на небе.

Я судорожно прошептала, глядя через плечо:

– Оставь меня. Уходи.

Но принц стал еще темнее, шагнул вплотную и почти прогарчал:

– Я возьму то, зачем пришел. Мне плевать, кого ты любишь. Потерпишь.

Дернув меня за руку, развернул по оси и прижал к стене всем телом. Будто собирался слиться со мной буквально. Я вдруг вспомнила, каким он жутким был после яда оски, и окаменела. Не хочу так, но сама подвела его к этому краю.

Ткань сорочки затрещала, скользнула по бедрам, мужские пальцы заметались по телу, царапая, сжимая, причиняя приятную боль.

Я неловко оттолкнулась, но любовь так глубоко въелась в поры, что я едва дышала от страсти.

На Синарьене оставались светлые штаны, когда он подхватил меня под ягодицы и практически бросил на кровать. Я попыталась отползти, перекатиться на другой край огромного ложа, но меня потащили назад.

Я не кричала и не умоляла. Это бессмысленно. Я хотела ему помочь, действительно хотела. Но не так! Лаской, теплом…

Но он ничего не понял.

Синар не целовал меня, не нежничал и ничего не говорил больше. Он действительно брал.

Сдернув завязки со штатов, навалился и подтянул меня к себе, словно безвольную куклу. Широко раздвинув мои ноги, лишь на миг замер. Будто засомневался.

– Я буду тебя ненавидеть… – захлебываясь злостью и неудержимой страстью, прошептала я. Сдавила пальцами его плечи, сцепила зубы, чтобы ничего лишнего не сказать.

Синарьен, совсем побледневший, незаметно кивнул, дернул уголком губ вниз и, придерживая мои ноги, погрузился на всю длину. Жестко. До глухого удара. Поморщился. Словно наказывал и себя, и меня.

Было странно. Горячо. Приятно.

И больно. Что он все-таки переломил меня, сделал по-своему.

Впервые истинность воспринималась, как нечто злое и несправедливое. Я хотела бы ничего не чувствовать. Хотела бы отрешиться от пламени, что медленно ползло по нутру, заливая светом каждый темный уголок души. Хотела бы! Но не выходило.

Спасло мою израненную душу только то, что принц не растягивал: несколько широких махов, и излился в меня горячим семенем.

Так и замер. На вытянутых руках, дыша через раз и покрываясь на глазах инеем.

– Не помогло…

Он свалился на меня кулем, сбив дыхание. Я попыталась крикнуть, позвать на помощь, но голос сел, лишь сипела.

Глубоко вдохнув, оттолкнула Синарьена от себя и перекатила его на спину. Он был ледяным. Боже… что я наделала? Почему не помогло? Что не так?