Раннее – раннее утро, почти ночь. Густой белый туман висит над рекой, прячется в дремучей тайге по берегам и холодит кожу. Крупные звезды уже почти не видны. Скоро рассвет. Август в том году выдался на редкость контрастным: днем жара, ночью же зябко.
Пахнет остывшей за ночь травой, тайгой и грибами. Я сижу у костра и пью чаек со смородиновым листом. Благо смородины в этих местах богато… Я жду. Скоро солнце покажется над горизонтом, разгонит густой таёжный сумрак и растопит туман.
Я приехал сюда вчера под вечер, наслушавшись рассказов о местных рыбных богатствах. Взял и поплавочки, и спиннинги – разведывать, так по полной программе!
Начать решил с поплавка. Рогульки под удочки я вырезал и установил еще с вечера, облюбовав уютное местечко под раскидистым тальником. Черви накопаны, манка замешана… пора.
Быстро наживил и забросил обе удочки. Поплавки еле видны в неверном утреннем свете, туман чуть приподнялся над водой… тихо. Только комары пищат звонко и где-то в тайге за спиной что-то похрустывает. Ожидание первой поклевки всегда особенное, а уж на новом месте…. В голове невольно крутятся мысли о рассказах друзей про эту речку: и окуни со щуками, и вездесущие караси с плотвой, и даже лини и пескарь встречаются в этой речке.
Речка неширокая, метра 4. Берега густо заросли тальником и черемухой, а дальше – глухая тайга. Течение местами почти неощутимое, есть омутки и небольшие перекаты. Очень интересная речка. Там, где я раскидал снасти, глубина около 2,5 метров, а под тем берегом течение.
Зеркальная гладь воды отражает в себе небо и склонившиеся над водой кусты. Поплавки застыли недвижимо… и вдруг правый поплавок качнулся. Сердце сбилось с ритма и начало разбег. Рука помимо воли метнулась к удочке… Поплавок завалился на бок и стремительно пошел в сторону! Подсечка, рывок, недолгое сопротивление и золотой карась заворочался в траве, тяжело шлепая хвостом. Отлично. Удочка заброшена, и ожидание новой поклевки, еще более жгучее) Я настолько увлекся рыбалкой, что не сразу услышал странные звуки за спиной. Повернувшись, я обомлел.
Здоровенный рыжий котище самым наглым образом поедал моего карася, придавив его лапами к земле и прижав уши. Откуда он тут взялся? До ближайшей деревни километров 5! Увидев, что я его заметил, котище и не подумал убегать. Он злобно на меня ощерился, сверкнув глазами и напружинившись, как для броска. Ах негодяй! Ну поделом, надо рыбу в садок убирать. Я протянул к нему руку, будто бы собираясь забрать рыбу. Ух как сверкнули глазищи! Желтые с огромными зрачками, усы встопорщены, уши прижаты к голове. Котяра отмахнулся от меня лапой с растопыренными когтями и утробно зарычал… Поняв, что я на его (уже его) добычу всерьез не посягаю, рыжий продолжил смачно хрустеть карасинной головой. Я решил ему не мешать и вернулся к рыбалке…
Поймав еще с пяток карасей, решил разведать хищника. Собрал снасти и пошел за спиннингом. А котяра тем временем доел карася и устроился… в моей палатке на спальнике. Ну дружок, это уже наглость. Я выгнал его из палатки (котяра недовольно фыркнул и царственно удалился, нервно подергивая кончиком хвоста), застегнул ее (как и пролез, ведь сетка была застегнута) и отправился выше по течению. Котяра остался в лагере, завалившись прямо на траву у костра.
Я нашел прогал в плотной стене кустов, осмотрелся. Хорошее местечко. Омуток метров 6 в диаметре, по краям зарос кувшинкой. Кусты над самой водой, конечно, не способствуют забросам, но на таежных речках всегда так). Поэтому и спиннинг взял короткий, 2200 всего с тестом 5—15. Первый заброс вдоль берега. На поводке – любимая вертушка. первая проводка. Тишина. Заброс, проводка… исхлестав омуток во всех направлениях, решил сменить наживку и поставил поппер. Заброс. Поппер рывками пошел по поверхности, с бульком разбрызгивая воду. Есть выход! Окунь метнулся к попперу, удар, рывок и окунь на берегу. Темно-голубой, с яркими контрастными полосами и оранжевыми плавниками и хвостом, он встопорщил спиной плавник и прыгал на траве. С почином! Новый заброс и снова окунь.
Я пошел дальше – хотелось и щуку найти. Следующее удобное для подхода к воде место я нашел метров через 300. Здесь – другая картина. Ширина реки метра 4, трава полощется на течении вдоль берега, в середине видно порядочную глубину. Снова цепляю вертушку и на третьей проводке под самым берегом удар! Фрикцион завизжал, сматывая шнур. Я подзатянул его, вынуждая рыбу притормозить. Да, неудобно здесь бороться – ветки нависают над водой, очень ограничивая свободу маневра. Но куда деваться? Началась возня. Щука металась в разные стороны, делала свечки и трясла головой, пытаясь выплюнуть блесну. А я не давал ей запутать шнур и постепенно выматывал. Щука попалась большая, не меньше 8 кило на глаз. Ну за 10 минут я ее уговорил все же. Багорика и подсачека при себе нет, берег обрывистый и скользкий. Та еще задачка. Я подтянул уже почти не бьющуюся щуку к самому берегу. Она смотрела на меня своим черным глазом и ждала момента. Но я ученый и щучий нрав знаю хорошо. Изогнувшись невозможным образом, я схватил щуку сразу за головой. Она забилась и чуть не сбросила меня в воду! Вот это экземпляр! Наконец щука на берегу. Оба дышим как загнанные лошади, а в груди у меня пожаром разгорается счастье. Вот она, большущая щука из маленькой таежной речки, лежит на берегу и хлопает хвостом по земле, собирая на себя мелкий лесной мусор. Отдышавшись, я пошел к палатке. Разведка состоялась.
По пути я думал, как там мой котишка? Наглая рыжая морда с несносным характером.
Рыжий был на месте. Встретил он меня широким зевком во всю свою немаленькую пасть с внушительным набором зубов. Встал, потянулся и пошел обнюхивать мою добычу. В глазах его явно читалось, что щука точно принадлежит ему. Ну нет, это моя добыча. Я опустил всю рыбу в садок к карасям. Котяра с явным сожалением во взоре проводил щучий хвост, скрывшийся в садке. Потом посмотрел на меня. Посмотрел как на предателя. Я усовестился и достал ему одного окунька. Рыжий с достоинством подошёл к угощению, обнюхал, аккуратно взял в зубы и понес к костру. Это ж надо. Он тут уже обжился, я смотрю. Ну-ну…
Чуть позже, оживив костерок, я принялся кашеварить. Почистил пару карасей и зажарил их. Запек картошки, заварил чай. Как же вкусно все это на природе. Самая немудрящая еда вызывает просто вкусовой взрыв! Котяра все это время внимательно за мной следил, лениво развалившись на бревнышке у костра. Пообедали, попили чаю. Кот не пил, конечно, но компанию составил.
После обеда я прилег немного отдохнуть, и размышления мои крутились вокруг наглого пришельца. Неужели в лесу живет этот рыжий красавец? Большой, на высоких ногах, уши порваны в драках, но чистый. Темные полоски выделялись на ярко-рыжей шерсти, делая его похожим на тигра. Морда… наглая у него морда. Взгляд надменный и очень умный. Такой голодным точно не останется. Или бурундука какого поймает, или у рыбака рыбу отожмет. Так за размышлениями я незаметно уснул. Великое удовольствие так вот днем подремать в теньке. Легкий ветерок качает листву, гоняя тени по лицу и освежая, жужжат насекомые, тренькает кузнечик, птички поют… а запахи какие вокруг! Благодать…
Проснулся я, просто открыв глаза. Котяра спал у меня под боком, уютно свернувшись калачиком. Я шевельнулся, и он открыл глаза, глядя на меня недоуменно. Потянулся, встал и вышел из палатки. Вот наглец, хоть бы спасибо сказал. Вечерело. Солнце уже не жарило так яростно, в воздухе разлилось такое ласковое предвечернее тепло. И мы пошли на рыбалку. Котяра (про себя я решил дать ему имя «Борзый») вышагивал передо мной, задрав хвост трубой и встопорщив усы. Ни дать ни взять ведет своего человека на прогулку. Зорьку я решил посвятить поплавку. Пара карасей не утолили моего любопытства, я хотел линя. Борзый, судя по всему, был не против. На обе удочки я насадил червей, отставив манку до времени в сторонку. Поплавки закачались на воде. Борзый зачарованно смотрел на них, не мигая. Неужто понимает, что к чему? И вот поплавок запрыгал. Котяра вскочил, заметался вдоль берега, поглядывая на меня и громко басовито урча. Ого! Точно рыбачок! Я подсек и выволок на берег тяжело ворочающегося карася. Котяра метнулся к нему, обнюхал и отошел в сторону. Хм. Ну да, это ж не линь. Так мы и рыбачили. Линя так и не поймали. Увидев, что я собираю снасти, кот молча ушел к палатке, предоставив мне самому тащить все снасти. Но я не в обиде – линя ведь не поймал…
Я прожил в этом месте еще пару дней. И все это время меня преследовала мысль о Борзом. Я уже просто не мог его бросить одного на берегу. За эти три дня он ни разу не позволил себя погладить, он вымогал у меня рыбу и теснил меня в палатке. Но я к нему привязался. Кот по своему обыкновению все решил сам. Он просто ушел. Я проснулся утром и не нашел его. Искать не стал…
Эта история случилась лет 10 назад. И все эти 10 лет я приезжал на рыбалку в это место, один или с друзьями, летом и зимой. И каждый раз Борзый молча появлялся у костра и отжимал у нас рыбу. Проводил с нами пару дней и снова удалялся. Зимой он становился нереально пушистым, прыгал по сугробам и грелся с нами у костра. И никогда никому не позволял себя погладить или тем более взять на руки.
Этой зимой он не пришел…
Серое, затканное тучами небо…. Какой-то тягучий день….Капли дождя очень неспешно падают на землю. Дождь никогда не спешит. У него не бывает иных дел, кроме как напоить землю и дать ей новые силы… А еще дать нам погрустить… или помечтать о чем-то.
Кто-то любит плакать вместе с небом, а кто-то выскакивает на улицу и пляшет в лужах босиком, с хохотом выбивая пятками брызги, шлепая босыми ступнями по мокрой траве и счастливо сверкая глазами из-под мокрых, слипшихся волос…
Кто-то завороженно смотрит в окно, растворяясь в льющихся с неба потоках, не слыша ничего вокруг… Пусть….
Кто-то ждет, что вот-вот выглянет солнце. И оно выглядывает… и тогда дождик слепнет….капли его искрятся, разбиваясь об асфальт и шлепая мокро по листьям тополей, обещая скорые грибы и густую жару сразу после….
Или не выглядывает… и тогда небо хмурится грозно, сдвигая тучи и высекая искры… Тяжелые раскаты грома перекатываются гулко, молнии хлещут небо…. Все вокруг замирает в ожидании неминуемого… Нахохлившиеся птицы прячутся от дождя, пережидая небесную беспутицу…
Лето…
А кому-то в дождь хочется не думать ни о чем.… Устремиться в небо легкокрылой птицей… взмыть над облаками….увидеть солнце… вспомнить о том, что жизнь – она разная. Увидеть, как солнце играет в каплях дождя на траве… как звенят ручьи и счастливы птицы, парящие над тучами….
Рухнуть вниз и обнять своих близких… прижать их к груди одной охапкой… притиснуть… целовать в теплые макушки… и не отпускать от себя… а дождь… дождь пусть капает все так же неспешно….
А потом сесть тесным кружком… налить горячего чаю… вытянуть руки к огню… и говорить, вспоминать, делиться…. Вспоминать счастье, делиться радостью, говорить о любви друг к другу…
Мы редко говорим о ценностях… все больше о ценах. А ведь главная ценность – она совсем в другом… И цена ей – мы сами…
А потом поднять глаза к небу и увидеть… радугу
И вспомнить о том, что один серый дождливый день – это просто время подумать…
…Стылое декабрьское утро. В морозном мареве тянется к небу тонкой струйкой сизый дымок от полевой кухни. Наконец-то подвезли снабжение. Мы уже три дня едим и не можем доесть убитую взрывом лошадь. Обозники тоже попали под артобстрел, кухню разнесло в мелкое крошево прямым попаданием. Повара, Ваню Михно, убило как-то странно. Просто умер. Ни ран на теле, ни синяков. Просто упал и перестал быть. Потом уже, когда на руки подняли, ощутили, что все его тело в студень превратилось, совсем без костей. Близким взрывом, видать, все внутри разорвало.
А какой парень был… Балагур и весельчак, для своих всегда старался побольше да повкуснее урвать на полковой кухне. Все оживлялись, когда на позиции показывалась его мохноногая лошаденка, тянущая за собой кухню на скрипучих колесах. А он все ругал ее: «Куда прешь, окаянная! Расплещешь же все! Ууууу, злыдня!», и замахивался полотенцем. Ни разу не ударил. Мужики выстраивались в оживленную очередь, тиская в заскорузлых от пороховой гари пальцах мятые алюминиевые котелки и кружки под горячий чай. Кто бывал в окопах, тот знает, какая это ценность – горячий чай. Сжимаешь парящую кружку через рукава, глотаешь, обжигаясь, крепко заваренный чаек, и оттаиваешь душой как будто. Ваня всегда варил крепкий чай и добывал к нему кусковой сахар. Мужики его за это крепко уважали. Нету Вани…
Новый кухарь, Петро, грубоватый мосластый мужик, широченный как дверь в сарае, такой здоровый, что сам бы мог кухню таскать по позициям. Нелюдимый, почти не разговаривает. Смотрит только из-под косматых бровей и молчит. Был он до этого в минометном расчете, там таких любят. Один на себе станину таскал, а ты попробуй подними ее, трехпудовую. А он таскал. После контузии хотели его комиссовать, но он шибко на фронт просился. Сын у него здесь воюет, вот и пожалели мужика, взяли на кухню. Мда… Все перемешала война, сорвала с места целые народы, заварила в одном большом котле. Гибнут люди, и это уже привычно. Не страшно. Поначалу страшно было, а сейчас… прогорело все. Одна злоба осталась. И боль.
Я вышел из блиндажа, прислушался к далеким ухающим разрывам. Молотят наши по фашистам, артподготовка идет вовсю. Скоро опять с места сниматься. Ох и надоело. Идем и идем. Но все же вперед идем, не бежим. И будем идти, зубами будем рвать немца. За Ваню того же.
Весь ноябрь шли по распутице. Грязь, грязь, грязь… Так много грязи, что, казалось, кроме нее и нет ничего вокруг. Сапоги вязнут в липкой грязи, расквашенной тысячами ног, колесами машин и подвод, гусеницами танков и самоходок. То и дело упираешься плечом в завязшую подводу, помогая немощной измотанной лошаденке тянуть зенитку. С надсадным матюгом выталкиваешь ее из лужи, оскальзываясь и едва не падая….Когда же уже подморозит? Но в этот год ноябрь под Невелем стоит теплый, и воевать тяжело. Ничего, мы сдюжим. Фрицу ведь тоже тяжело, а значит, побьем мы его.
Дошли мы до Пустошки, и шли бы дальше, но немец перебросил подкрепления и уперся. Вот и воюем на месте, того и гляди окружат нас, тогда туго придется. Но вот сейчас стою у блиндажа, слушаю далекое уханье разрывов – наши. Гонят немца, отсекают от нас, давая нашей армии проход. Так что скоро сниматься с места и гнать врага дальше.
Артобстрел наши ведут у городка под названием Городок. Там немцы сосредоточили свои силы и укрепились в обороне. Но и мы не лыком шиты, выбьем. Как пить дать, выбьем.
Сзади кто-то надсадно закашлялся. Обернулся. Никифор Богданов, невысокий, коренастый, с простоватым лицом и хитрющими глазами. Вышел, затянул самокрутку. Ох и ядреная махорка, даже мне закашляться захотелось. А он глянул на меня хитро, как обычно, спросил:
– Как думаешь, ночевать здесь будем или погонят опять нас куда?
– Думаю, погонят скоро. Слышь, как грохочут наши? Бьют немца.
И только я замолчал, как по траншее пронеслось: «Снимаемся… Приготовиться к выходу…».
Ну вот, как я и думал. Никифор сплюнул под ноги, выругался и пошел к расчету. Нужно было миномет собирать в дорогу. Я же рванул в блиндаж, мужикам сообщить. В тесном прокуренном сыроватом блиндаже было темно. Связной сидел на рации, слушал эфир. Здесь уже знают – мужики без спешки поднялись с мест, принялись навздевываться. Я подхватил свою мосинку, нахлобучил шапку, закинул на плечо вещмешок, выскочил наружу. А там уже суета вовсю. Петро молча сворачивал только приготовленное было к раздаче кухонное хозяйство. Не пообедать нам опять…
Армия собралась быстро – не впервой уже. Все вокруг работало, как единый механизм. Идем в ночь. Середина декабря, Новый год скоро. Третий уже Новый год на войне. Где встречу? Да и встречу ли? Клятая война. Дома жена с ребятишками, а я тут. Хорошо хоть к ним война не пришла. И не придет уже, не пустим. В Сибири они, в далекой тайге. Там зима вовсю, морозы трескучие. А здесь вон туман сегодня, а ведь 13 декабря на дворе. Из-за тумана авиация не смогла нормально отработать, говорят. Прижали наших там. Минометами, танками и пулеметами прижали к земле пехоту, танки тоже на месте остались, огрызаются пока. Больше 20 минометных и артиллерийских батарей давят огнем. Будем помогать, у нас вон минометчики какие лихие.
О проекте
О подписке