– Ты глупость там свою проявил! – хмыкнул собеседник. – Даже смешно!

Вова вытер рот рукавом.

– Так посмейся! Что ты пристал ко мне?!

– Пока ты свою курицу жуешь и ничего не видишь, я наблюдаю. Короче, восемь раз насчитал.

– Восемь? – не понял Вова.

– Светка на тебя восемь раз посмотрела, пока ты этой милой девчуле улыбался. И взгляд такой…

Виталий сделал многозначительную паузу.

– Ну?!

– Ревнивый.

Вова задумался. Виталий встал, хлопнул его по плечу.

– Так что, брось пудрить этой сельской мозги и давай уже со Светой решай. А то уведет ее пилот – обидно будет.

Виталий вальяжной походкой подошел к женщине-регистратору из ЗАГСа и галантным кивком пригласил на танец.

Вова выпил рюмочку и встал. Тут же сел, глядя на несущуюся к нему Дашу с тетрадным листком.

– Вова! Я написала! Вот!

Он вымученно улыбнулся, взял листок и сложил его пополам. Хотел положить в карман, но такового в его шелковых штанах не оказалось. Тогда он придавил бумагу пустой рюмкой.

– Пусть пока здесь полежит, – он стал вылезать из-за стола.

– Вова, а ты куда?! – она схватила его за рукав.

– Слушай, Даша, мне надо, – нетерпеливо ответил он и посмотрел на танцующую Свету.

Даша проследила за его взглядом и разжала руку. В васильковых глазах мелькнуло сожаление.

– Я поняла. Конечно.

Вова одернул рубаху и направился к костру. И, разумеется, не мог видеть, как Даша вытащила из-под рюмки записку и порвала на мелкие клочки. Вытерла выступившие слезы и побежала в село.

Когда до Светы оставалось буквально несколько метров, на Вову из ниоткуда налетела стайка молодых селянок. Все расфуфыренные, с завитушками волос и с пластмассовыми бусами, в новых платьях и туфлях. Окружили его плотным кольцом, хихикая. Вова затравленно озирался, словно упавший с лошади ковбой в окружении воинственных команчей.

– Ой, девчата, смотрите, а кавалер-то серьезный такой!

– Не иначе на подвиг собрался!

– А в клубе сейчас «Афоню» показывают! Пойдемте?!

– А потом танцы будут под радиолу! Пойдемте?!

– Владимир, а вам какие больше нравятся: светленькие или темненькие?!

Вову сгребли под руки и потащили в село. Виталий, наблюдавший все это непотребство, с досадой покачал головой, сердечно извинился перед партнершей по танцу и пошел следом.

В это же самое время, в районе середины длиннющего стола, сидели баба Маня Астахова и стюардесса Жанна. Перед ними лежал раскрытый, истерзанный временем фотоальбом. Помимо черно-белых фотографий, на пожелтевших картонных страницах были наклеены вырезки из газет.

– А это Агафон, муж мой, в 20-м году! Ох и бравый был! – баба Маня потыкала пальцем в конника с шашкой, верхом на жеребце.

– Солидный мужчина, – сказала Жанна.

– А то! Кавалерист, рубака! – с удовольствием ответила баба Маня и сместила палец в край газетной вырезки. – Видишь, торчит?

– Что торчит? – стюардесса вгляделась в серое размытое изображение. – Ветка, что ли…

– Сама ты ветка, Галка! – обиделась бабка. – Это Будённый! Ус его! Агафон вместе с ним в Первой Конной деникинцев бил!

– Потрясающе! – охнула стюардесса. – Только меня Жанна зовут.

– Да знаю я! – отмахнулась бабулька и перелистнула страницу. – А это мы вместе с сыночком нашим. Уже в Сибири, в Минусинске.

На фото, на фоне торчащих из сугробов фонарей, стояли женщина в шубе с высоким воротником, мужчина в полушубке и в овчиной шапке, а между ними – мальчишка, закутанный в тулуп.

– Вы здесь красивая такая! – сделала комплимент стюардесса.

Баба Маня растянула морщинистый рот в довольной улыбке.

– Не завидуй! Ты, Груня, тоже девка ничего!

– Спасибо, но меня Жанной зовут, – снова поправила стюардесса.

– Да что ты меня постоянно поправляешь?! Думаешь, я совсем уже из ума выжила?

– Нет-нет, – поспешила возразить Жанна. – Я совсем так не думаю!

– Дальше давай смотреть!

Морщинистая рука ткнула в соседнюю фотографию с изображением той же семьи, только на фоне бархатной драпировки.

– Это мы в Петрограде. Ты была в Петрограде, Стеша?

– Да, часто в Ленинград летаем, – вздохнула стюардесса.

– А в Петроград?

Жанна ошарашенно посмотрела на бабку.

– Ну… Как вам сказать… Ленин умер, и город переименовали…

– Как умер?! Когда?!

– В 24-ом, – растерялась Жанна.

Митька Сухозад, сидевший напротив и грызший яблоко, с сочувствием посмотрел на стюардессу.

– Баб Мань, устала ты. Давай домой провожу?

– Ой, и правда! Устала я что-то. Пойду.

Митька пролез под столом, одной рукой взял альбом, другой помог старушке подняться.

– До свидания, баба Маня, – с жалостью сказала Жанна.

– До свидания, Анфиса.

Глядя ей вслед, Жанна снова вздохнула. Маруся и Костя, сидевшие рядом, грустно улыбнулись.

– Возраст, – сказала Маруся.

– Одинокая?

– Сын есть, внуки взрослые. Навещают, не забывают, – ответил Костя.

– Все равно жалко.

– Жалко, конечно, – согласилась Маруся и предложила. – Пойдем потанцуем?

– Пойдем!

Все трое пошли на залихватские звуки «Барыни-сударыни». Вокруг гармониста Ивана, в исступлении рвущего несчастную гармонь, плясали люди – как умели, кто во что горазд, но от души.

Сидевший в самом начале стола Тихон Авдеевич просверлил враждебным взглядом широкую спину зятя.

– За что мне это?! – жалобно просипел он собеседникам – чете Бойцовых.

Капа и Саша, уже будучи в курсе причин противостояния Кости и тестя, переглянулись.

– Не стоит так, Тихон Авдеевич. Видно же, любят друг друга.

– Я же ее на руках этих нянчил! – взвыл тесть. – Сопельки вытирал, пеленки стирал, азбуке учил! А тут выполз из тайги этот Костя и всё – захомутал мою Марусю! Доченьку мою единственную!

И понеслась. Захмелевший Тихон Авдеевич Челобитько принялся изливать душу. По плохо выбритым щекам катились слезы, кулак, которым он периодически постукивал по столу, разжимался только для того, чтобы взять бутыль и наполнить стакан.

Капа, пряча улыбку, слушала и кивала. Саша же, напротив, сидел с серьезным видом и сочувствующе вздыхал – из мужской солидарности, наверное.

– А я-то думаю, чего это она постоянно у мехцеха ошивается?! Думал, к папке пришла, ан нет! В кузню повадилась, к этому! А про папку можно забыть! Папку можно и списать на помойку как грязный фильтр от трактора! Папка – это же расходный материал!

– Ну зачем вы так о себе, Тихон Авдеевич?! – возразил Саша. – Какой же вы расходный материал?! Отец!

Но Челобитько не слушал и продолжал гнуть свою линию.

– А супруга моя, Мария Ильинична?! Она-то все знала! И молчала! Конечно, это же их бабские секреты, а мужа – побоку! Мужа можно и в утиль списать, как шлиц карданного вала!

Капа закрыла лицо ладонями и затряслась в беззвучном смехе.

– И, главное, все знали! Вся Лоскутовка! Один я – не знал! Потом появляется, счастливая такая, вместе с этим Костей на пороге моего дома и говорит, что он сделал ей предложение! Мол, порадуйся, папка! Каково, а?! А знаете, как это называется?! Вероловт… вело…. велом… Да елки зеленые!

– Вероломство, наверное?! – предположил Саша и под столом наступил на ногу стонущей от смеха жены.

– О, точно! Вероломство! – вскричал тесть. – Оно и есть!

Опрокинул стакан, занюхал веточкой укропа.

– Вы бы закусывали, Тихон Авдеевич, – сказала Капа, вытирая слезы от смеха.

Но Тихон Авдеевич закусывать не торопился. Он показал на играющую с другими детьми Ларису.

– А вот ты мне скажи, милая женщина! Предположим, вылезает из тайги престарелый хмырь и твою единственную дочь, твою кровиночку, замуж тащит! Какова твоя реакция была бы, а?! А то, смотрю, смешно тебе!

– Не силком же тащит, – пожала плечами Капа. – И потом, Костя – не хмырь. А так, не знаю даже…

– А я знаю! По морде дала бы!

Капа в удивлении уставилась на селянина.

– С чего вы это взяли?!

– Ты не юли, красавица! Подслушал я сегодня, о чем вы там с Костей шептались! Разговоры-воспоминания ваши, значит! И вспомнил ту историю, когда Груздев майора получил и на повышение в Красноярск пошел. Так вот, когда звезды свои обмывал, стол накрыл, нас всех пригласил и вспоминал там о некой Капитолине Градской…

– Градовой, – поправила Капа. – Моя девичья.

– Ну, Градовой, – согласился Авдеевич. – То есть, ты не отрицаешь? Так вот, Груздев сказал, что намучился он с тобой – мама, не горюй! Своенравная, палец в рот не клади! Хамила всю дорогу и других подбивала!

– В смысле?! – возмутилась Капа. – Так и сказал?!

– Ага, так и сказал! – злорадно ухмыльнулся селянин. – А потом сказал, что ты этих бандитов одна, чуть ли не голыми руками обезвредила.

Капа решительно помотала головой.

– Не одна, а втроем! Со мной еще две девчонки были! Пришлось руками помахать – это да, выхода другого не было!

– Не знаю! – отмахнулся Тихон Авдеевич. – Может и так, меня там не было! Груздев еще сказал, что своими звездами майорскими обязан тебе!

Саша ошарашенно смотрел на жену.

– А почему я это слышу только сейчас и от другого человека?

Капа развела руками.

– Я же тебе рассказывала! И про Костю, и про уголовников!

– Да, но вот таких подробностей я не знал! Напали, пришел Костя, навел на уголовников ружье и всех спас – это всё, что ты мне сказала! Ты мне наврала, что ли, Капа?!

Саша смотрел строго. Капа поморщилась.

– Да как-то… Ты тогда в таком состоянии был, не хотелось тебя расстраивать. Да и забылось быстро.

– Это потому, мил человек, что у женщин – свои секреты! – сварливо вставил селянин. – Вот видишь?! Та же ситуация и меня – жена с дочкой сговорились, а меня, отца и мужа, – в утиль!

Саша вздохнул.

– Ладно, мы потом с тобой поговорим.

– Поговорим, – согласилась жена и встала. – Ладно, пойду прогуляюсь. Вы тут сильно не напивайтесь.

Тихон Авдеевич налил себе и Саше.

– Давай, дорогой Александр, за нас, мужиков. За нашу нелегкую мужицкую долю! Нас же все обманывают! Кругом, повально, велором… веломор…

– Вероломно.

– Вот видишь, как ты меня понимаешь! А женщина твоя пусть погуляет, подумает над своим возмутительным поведением!

Капа медленно брела к селу, в котором уже вспыхивали первые в начинающихся сумерках огни.

***

Вова решил, что нет ничего плохого, если он посмотрит «Афоню», а потом сходит на танцы. В конце концов, раз Светка позволяет себе танцевать с другими, то и он себе тоже может позволить сходить в кино! К тому же, это будет ей даже полезно – задумается над своим поведением!

Он шел в окружении девушек и травил анекдоты, заставляя их сгибаться от хохота. Но в этом веселье четко прослеживался дух конкуренции – каждая старалась обратить на себя внимание симпатичного гостя, причем, любым способом: оттеснить локтем соперницу, первой заглянуть в глаза, коснуться наиболее выдающейся частью тела…

Девушек было семь – ровно по числу парней, перескочивших через забор и преградивших путь. Процессия остановилась, смолк смех. Девушки боязливо отодвинулись от Вовы и опустили глаза.

– Ребя, это что же получается? – грустно произнес самый маленький парень в вытянутой майке-алкоголичке. – Это, значит, мы к нему со всем нашим сибирским гостеприимством, а он наших девок уводит? А харя не треснет? Что делать будем с ним?!

– Тимка, наказать надо городского! – вынес вердикт крепыш в тельняшке.

Парни придвинулись и вытащили из карманов свинчатки.

– Вы дураки, что ли?! – выкрикнула одна из девушек. – Что он вам сделал?!

– Мы вам ничего не обещали! – крикнула вторая и придвинулась к первой. Секунду спустя рядом встала третья. Следом четвертая… И вот уже Вова стоял за живой стеной.

– Подумаешь, целовались! Это не считается! И это было давно!

– Валите домой, придурки!

– Сопли подотрите! Вы и пальца его не стоите!

Вова, понимая, что девушки своими попытками защитить только подливают масла в огонь, чувствовал себя весьма неуютно.

– Слышь, куры, домой разбежались, а залетного – сюда! – угрожающе крикнул Тимка и для острастки постучал кулаком о левую ладонь.

За спинами Тимура и его команды вдруг возник здоровенный детина с коротко стриженными волосами и гневным взглядом.

Парни расступились и уважительно зашептали:

– А вот и Коля Колокольчиков! Ща он залетного уроет!

Следом протиснулась плачущая Даша и буквально повисла на его широких плечах.

– Колька, не смей! Слышишь, гад такой?! Не трогай его!

– Уймись! – он стряхнул ее с плеч. Шагнул вперед, раздвинул девушек и сгреб в огромном кулаке рубаху Вовы.

– Это ты мою сеструху обидел?! – прорычал он.

– Какую сеструху?! – опешил Вова.

Громадная ладонь опустилась на его макушку и повернула голову в сторону плачущей Даши.

– Ее!

– Ну, мы знакомы, конечно… – начал Вова.

Коля приподнял его над собой и швырнул в забор. Доски скрипнули под тяжестью тела и обвалились.

Девушки испуганно заверещали, громче всех кричала Даша:

– Уймись, дурак! Он мне ничего не сделал!

Вова стряхнул древесную труху с волос, набычился и с криком ринулся на обидчика. С его стороны это было даже не столько смело, сколько опрометчиво. Вес Коли Колокольчикова составлял не меньше сотни килограммов, а ростом он был – не ниже метра восьмидесяти. В прямом противостоянии невысокий Вова Евсеев был просто обречен.

Удар в челюсть лишь вывел Колю из себя. Он схватил Вову за горло, приподнял и отшвырнул. Вова снова приземлился на сломанный забор и зашелся в кашле.

– И не стыдно детей избивать?! – раздалось за спинами.

Все обернулись. Этот ничем не примечательный мужчина лет сорока, в пиджаке и полосатых пижамных штанах, явно торопился повторить судьбу Вовы Евсеева.

– Ты еще кто?!

– Виталий.

– Кто ты есть, Виталий?!

– Колян, это еще один из того самолета, – услужливо подсказал Тимка.

Коля шагнул к нему и замахнулся. Мужчина быстро отошел в сторону, перехватил руку нападающего и дернул. Совсем не сильно, но этого хватило, чтобы Коля грузно шмякнулся на дорогу. Он тут же вскочил и с кличем раненого слона бросился на обидчика. Виталий присел, сделал подсечку – и Колокольчиков с воем упал. Вскочил, гневно раздувая ноздри, но нападать не спешил. Видно, понял, что этот плюгавый мужичок с видом запойного алкоголика – далеко непрост. Некоторое время противники настороженно кружили, затем Коля сделал обманный выпад вправо, одновременно выкидывая в замахе левую руку. Виталий отклонился и ударом ноги в живот отправил его на землю. Коля застонал, уже не предпринимая попыток подняться.

– Ребята, давайте жить дружно?! – миролюбиво сказал Виталий.

То ли сказано было по-китайски, то ли недостаточно внятно, но слова его возымели обратный эффект.

– Бей его! – парни двинулись вперед, размахивая свинчатками. Вова потер челюсть и подбежал к защитнику. Встал рядом.

– Вот что бывает, когда не слушаешься старших, Вовчик, – назидательно сказал Виталий, выставив перед собой кулаки.

– Не бзди, дядя! Сейчас мы их тут всех укотрапупим! Ты где так драться научился?! – Вова медленно вдохнул-выдохнул, закрыл глаза и сделал легкий поклон в сторону противников. Те, немного опешив, переглянулись в удивлении.

– Кружок самообороны посещал в младенчестве. Ты решил их рассмешить до смерти? Думаешь, сработает? – шепнул Виталий. – Что это было вообще?

– Это кунг-фу! Я по очень большому блату достал несколько брошюр, занимался по ним целых три месяца. Хочешь, могу и тебе дать почитать? Только ментам и гэбэшникам не свети – проблем не оберешься!

Вова расправил руки и вытянул вперед правую ногу. Замер в стойке, напоминающей журавлиную.

– Ну, кто первый?! – угрожающе произнес он и тут же упорхнул в канаву от мощного удара в челюсть. Со всей журавлиной грацией.

Пришлось Виталию биться за двоих: за себя и за того парня в канаве.

Визжали девушки, орали в запале дерущиеся. Виталий отбивался со знанием дела, четко ставя блоки и раздавая точные удары. Но, в конце концов, упал, сраженный заборной доской. Потрогав ушибленный затылок, он выплюнул кровавую слюну и рывком вытащил из кармана удостоверение. Быстро раскрыв, выкрикнул:

– КГБ СССР! Замерли, щенки!

Перестали мелькать кулаки, прекратили визжать девицы, трехэтажный воинственный мат превратился в сиплый испуганный шепот.

Все были в таком шоке, что даже не сразу заметили появление невысокой женщины. В ее руках был длинный сучковатый дрын – очевидно, выдернутый из частокола.

– Я всё пропустила, что ли?!

***

Капа вытащила оглушенного Вову из канавы, положила на спину и похлопала по щекам. Он медленно открыл глаза.

– Доброе утро, Вова!

Ухватившись за протянутую руку, он сел и повертел звенящей от боли головой. Капа вытянула два пальца.

– Сколько?

– Два. Все закончилось, да?

Она отряхнула его от земли и травы и подтащила к телеграфному столбу. Прислонила спиной и шепнула.