Дверь захлопнулась, но услышанного было достаточно – искра беспокойства полыхнула в пожар паники. Саша уже не пытался кого-то успокоить, это было бесполезно – люди таким образом давали выход страху: через крики, причитания, слезы и даже песни. Он просто держал руку жены, а та сжимала теплую ладошку дочери.

Самолет тряхнуло. С верхней полки свалилась сумка, затем еще одна. Через секунду посыпалось все, что там было – самолет резко накренился.

Капа одной рукой придерживая дочь, другой вцепившись в подлокотник, посмотрела в иллюминаторы на левой стороне салона, за которыми мелькали остроконечные верхушки таежных деревьев.

Самолет падал. Стремительно летел к земле под вопли:

– Это все Меликян!

– Господи, помилуй!

– Прекратите антисоветчину!

– Тупой и длинный!

– Сервизы бы не побить!

– Пустите меня в хвост!

***

Стакан со стуком вернулся на стол. Тихон Авдеевич прижал руку к левой щеке и, страдальчески охнув, затянул грустную песню. Слезы сочились из закрытых глаз и капали в тарелку с нетронутым студнем – Тихон Авдеевич после десятой не закусывал. Пел он с такой самоотдачей и душевным надрывом, будто не дочь замуж выдавал, а на похоронах сидел. Впрочем, для него так оно и было. Тихон Авдеевич хоронил свои надежды на то, что его единственная и любимая дочь Маруся когда-нибудь будет счастлива.

Жена Мария Ильинична, крепкая полногрудая женщина в цветастом платке, не выдержала и всплеснула руками:

– Что ж ты, ирод, за песню такую похоронную затянул?! Дочь замуж выдал, радуйся! Что ж ты мне душу рвешь, скотина?!

Тихон Авдеевич аргументы не принял и продолжал петь, с чувством постукивая кулаком по столу. Парочка гостей неуверенно подвывала в унисон. Пели акапельно, так как гармонист Иван, из чувства протеста и солидарности с женихом, демонстративно положил гармонь на траву и теперь сочувствующе смотрел на Костю. Сами же молодые сидели во главе стола: грустные, растерянные, оплеванные.

На третьем куплете Маруся не выдержала и, уткнувшись хорошеньким лицом в пиджак мужа, тихонько заплакала. Костя махнул рюмку и треснул кулаком по столу:

– Хватит, папаша!

Стало тихо. Лишь плеск реки далеко внизу по склону, да шелест легкого майского ветерка в ветвях. Тесть поднял на него красные глаза.

– Ой, кто это у нас такой грозный?! – нарочито испуганным голосом пискнул он. – Не иначе сам Константин Бестужев, мой зять?! Точно – он! Кузнец, столяр, почетный житель Лоскутовки и просто красавец-мужчина!

Он привстал, оперся костлявыми кулаками в стол и рявкнул:

– А еще – сорокапятилетний алиментщик!

Мария Ильинична пихнула мужа в бок, но тот лишь отмахнулся и сел, нервно раздувая ноздри. Костя рывком расслабил галстук, стянул его через голову и швырнул на стол. Маруся испуганно прижала ладонь ко рту, гости молча наблюдали за противостоянием тестя и зятя.

– Я, Тихон Авдеич, от ответственности не бегу, потому и алименты плачу! Сына люблю и навещать буду! Но мать его не любил никогда! Так получилось! Бывает, люди ошибаются! Это жизнь!

– Настасья уже давно в городе с другим крутит! Я лично видел! Что ж Косте теперь крест на жизни своей ставить?! – угрюмо сказал гармонист Иван.

– Помолчи, твое дело маленькое – гармонь мучить! – оборвал защитника Тихон Авдеевич и снова уставился на Костю. – Ты мне скажи, мил человек, у нас что, баб мало?! И вдовые есть, и разведенки. Мог бы найти – село, чай, не три двора! При чем тут моя Маруся, а?! Мы ее с матерью растили, воспитывали, а тут приперся какой-то пижон и замуж ее потащил?!

Он посмотрел на дочь.

– А тебе что, парней молодых мало?! Я тебя спрашиваю! Мишка Рукосуев чем тебе не жених, а?! Хороший парень ведь! А Митька Сухозад?! Бедовым пацаном рос, озорничал, уж я ему уши драл-то знатно! Зато почетным трактористом вырос! Чего тебе не хватало, дочь?! Молчишь?!

Рука схватила бутыль с самогоном, плеснула в стакан до краев. Гости, почувствовав себя неуютно, заерзали.

– Тихон, да перестань ты! Ну любят друг друга!

– Костя – парень свой! Поди пятнадцатый год уже тут живет, только с хорошей стороны знаем! И по дереву, и по металлу – мастак! Рукастый!

– Притретесь еще! Поначалу у всех бывает!

– Авдеич, у тебя уже от самогонки резьбу сворачивает! Успокойся!

– Ты, Тихон, раньше бы характер показывал! Или специально свадьбы дождался, чтобы все испортить?!

– И то верно! Раньше надо было, Авдеич!

Тихон Авдеевич отмахнулся.

– Раньше… – буркнул он. – Оно, конечно, верно, что раньше…

За столом стало тихо. И очень грустно. Все сидели, уткнувшись взглядами в стол, никто не пел, не пил, не закусывал. Мария Ильинична успокаивала дочь, сама всхлипывая и размазывая слезы. Костя ковырял картошку, присыпанную укропом, и угрюмо сопел. Свадьба была безнадежно испорчена.

Тихон Авдеевич виновато вздохнул и огляделся по сторонам: на шумящий зеленой стеной лес позади сельских домиков, на укатанную трактористом Митькой Сухозадом дорогу, на бликующую от солнца реку. Поднял пьяные глаза в небо. В моменты грусти и печали он всегда искал успокоения в этом бескрайнем небесном куполе, иногда безоблачном, иногда затянутом грозовыми тучами, но всегда бесконечно родным.

Но почему-то сейчас он успокоения не почувствовал – что-то беспокоило, тревожило, выбивалось из привычной картины. Тихон Авдеевич поморгал и вдруг понял, что его так смутило – прямо на них летел самолет, пачкающий небо двумя жирными дымными чертами.

– В рот мне ноги!!!

***

С полки перестала сыпаться ручная кладь – самолет выровнялся и набрал высоту. Это вселило в пассажиров некоторую надежду – по крайней мере, стоны и крики утихли, уступив место настороженному молчанию. Все прильнули, уже в который раз, к окошкам иллюминаторов.

Внизу и на многие километры вокруг простиралась тайга со всем присущим набором достопримечательностей: неровным, сменяющимся зелеными холмами и бурыми равнинами рельефом; серебристыми лентами проток и мрачными пятнами заболоченных озер; рвущимися в небо хвойными деревьями и чахнущими в их тени мелкими кустарниками…

«Подберезовики» тихонько завыли:

А ты улетающий вдаль самолет

В сердце своем сбереги!

Под крылом самолета о чем-то поет

Зеленое море тайги!

Под крылом самолета о чем-то поет

Зеленое море тайги!

– Да прекратите вы петь! – зашикали пассажиры.

Песня увяла, опять наступила напряженная тишина.

– Это Красноярская ГЭС, товарищи! – вдруг выкрикнул полноватый пассажир с курчавыми волосами, глядя на монументальное сооружение далеко внизу.

Все завороженно смотрели на мощные потоки воды, белой пеной струящиеся сквозь затворы плотины. Если бы не обстоятельства, то зрелище вызвало бы даже восхищение, теперь же – только недоуменные вопросы.

– Не понимаю! Я часто летаю домой, но никогда – над Сибирью! – ошеломленно пробормотал пассажир с темными глазами и очень выдающимся носом. – Мы здорово отклонились от курса! У нас топлива не хватит!

– Наверное, мы летели над населенными пунктами, поэтому самолет поменял курс, чтобы на головы людям не упасть! Либо вырабатывает топливо для аварийной посадки! – предположил седой мужчина, сидевший в самом конце салона.

Саша посмотрел на крыло с почерневшей турбиной.

– Мы идем на одном двигателе, и долго так продолжаться не может! – пояснил он. – Скорее всего, направляемся в красноярский аэропорт!

– Произвол! Я покупал билеты до Еревана, мне не нужен Красноярск! – истерично выкрикнул дядя, сидевший рядом с отчаянно молящейся женщиной. – Я буду жаловаться!

Он вышел в проход, развернулся лицом к пассажирам и разразился такой гневной тирадой в адрес советских самолетов, которые, по его мнению, взлетают только для того, чтобы упасть. Он проклинал всех причастных – досталось и конструкторам-двоечникам, и тупым проектировщикам, и криворуким сборщикам, и полупьяным пилотам, и легкомысленным стюардессам. Его визгливый голос в замкнутом пространстве звучал словно работающая на высоких оборотах пилорама.

– Мужик! Ты уже утомил! – не выдержала Капа. – Рот свой у стоматолога разевать будешь!

Он заткнулся, с надеждой посмотрел по сторонам в поисках солидарных и, не найдя таковых, обиженно произнес:

– Хорошо, раз всех всё устраивает, то при чем тут я?! Я лично оставаться тут не намерен! Где парашюты?!

Грузный и неповоротливый, с трудом опустился на колени и заглянул под кресла.

– Я не буду прыгать с парашютом! – испуганно крикнула девушка в берете.

– Жить захочешь – прыгнешь, дура! Я не собираюсь ждать, когда мы упадем на какую-нибудь сибирскую лужайку и взорвемся! Да где же они?!

Встал, весь багровый, и заглянул на полку для ручной клади.

– Но должны же быть! Ведь это логично! Где стюардесса?! С пилотами чаи распивает?!

И тут он замер, ошарашенный догадкой.

– Товарищи, а вы понимаете, что происходит?! Нет?! Так я вам скажу! Мы сейчас летим на автопилоте, понимаете?! А экипаж – тю-тю! Прыгнули с парашютами и нас бросили!

Саша, всегда спокойный и терпеливый, в раздражении хлопнул ладонью по подлокотнику:

– Не говорите ерунду! В гражданских самолетах нет парашютов! Сядьте на место и пристегнитесь!

– И почему нет?!

– Есть причины!

– Вы мне хоть одну назовите!

Саша, поймав на себе любопытствующие взгляды остальных пассажиров, покачал головой.

– Чтобы выпрыгнуть, вам нужно открыть дверь – произойдет разгерметизация салона, со всеми последствиями! Но даже если предположить, что вы открыли дверь и самолет не развалился на части, при прыжке вас тут же размажет по обшивке – слишком большая скорость! Ту-104 – самолет на реактивной тяге! А в нашем случае следует прибавить еще и слишком малую высоту! Вам этого достаточно, товарищ?!

Неизвестно, какая именно из названных причин убедила несостоявшегося парашютиста, но он послушно сел в кресло, застегнул ремень и выкрикнул с отчаянием, ни к кому не обращаясь, просто в пустоту:

– Что делать?!

– Успокоиться! – ответил Саша и ободряюще подмигнул жене и дочери.

Тут раздался голос другого пассажира.

– А кто-нибудь знает, мои дети могут взыскать долг с другого человека? Хочу сейчас записку написать, что, мол, такой-то нехороший человек занял у меня пять тысяч рублей на автомобиль ГАЗ-24 «Волга», и чтобы мои дети забрали у него всю сумму с процентами! Кто-нибудь скажет, такое возможно? Юристы есть?!

Ответом была лишь гудящая тишина.

– Понятно! Мало того, что падаем, так еще и без юристов! Вот же Меликян, все продумал!

Из середины левого ряда донесся голос парня.

– Товарищи, кто-нибудь может нас поженить?!

От этого вопроса мужчина, порывавшийся пересесть в заднюю часть салона, истерично расхохотался.

– Да сколько же вокруг идиотов! Один парашюты ищет, другая за сервизы трясется, этот – жениться надумал!

– Я могу! Я работаю регистратором в ЗАГСе! – плача, подняла руку женщина в ярком платье. – Но без заявления не могу! И без оплаченной пошлины не могу!

– Это все формальности! Главное – я ее люблю!

– Правильно, сынок, правильно! Это дело богоугодное! – поддержала женщина с Библией и снова принялась читать молитву. Склочный сосед с неудовольствием зыркнул в ее сторону, но ничего не сказал.

– Дело-то, может, и богоугодное, но юридическую силу не имеющее! – всхлипнула женщина. – Существует целая процедура! А кольца?!

– Да пожени ты их понарошку! – пихнул локтем сосед. – Неизвестно, выживем ли вообще! А выживем – и кольца купят, и пошлину заплатят! И Меликян, гад, тоже за все заплатит!

– Ну, хорошо! – обреченно согласилась женщина. Промокнула глаза платком, поправила платье. – Как зовут жениха и невесту?!

– Евсеев Владимир Николаевич и Евсеева Светлана Леонидовна!

– Однофамильцы?!

– Простите, поторопился! Иванова Светлана Леонидовна!

Женщина откашлялась, поправила растрепанные волосы и срывающимся голосом произнесла:

– Добрый день, дорогие молодожены и гости! Сегодня в небе… какой ужас… в небе над сибирской тайгой вступают в брак Евсеев Владимир Николаевич и Иванова Светлана Леонидовна! Жених и невеста, светлое чувство любви навсегда проникло в ваши сердца и связало их прочной неразрывной нитью! У вас впереди счастливая и длинная дорога, которую вы пройдете вместе, достойно, честно, в любви и согласии! Но перед тем, как зарегистрировать брак, я хотела бы услышать, является ли ваше желание свободным, искренним и взаимным?! С открытым ли сердцем, по доброй ли воле и по собственному ли желанию вы приняли это решение?! Прошу ответить жениха!

– Да! – торжественно выкрикнул Владимир.

– Прошу ответить невесту!

– Да! – торжественно выкрикнул Владимир.

На весь салон раздался звонкий хлопок пощечины. Пассажиры, сидевшие сзади, привстали и вытянули шеи; сидевшие в передних рядах – наоборот, шеи вывернули, но с той же целью – разглядеть, что происходит на местах брачующихся.

– Замуж за тебя?! Да никогда!

– Женщина из ЗАГСа, можете разводить! Это был самый короткий брак на моей памяти! – пьяно хихикнул мужчина со второго ряда.

– Да сколько можно терпеть этот цирк?! Развел тут клоунаду и других втянул! – голос «невесты» Светланы звенел от обиды и возмущения.

– Ну, тебе же нравятся настойчивые?! – оправдывался «жених». – Мишка-длинный ведь такой, да?!

– Оставь его уже в покое! Что ты к нему прицепился?!

– Да мне на него плевать, а вот ты будешь моей! Хочешь ты того или нет!

– А давно ты стал за меня решать, а?!

Назревал скандал. В проход, покачиваясь, вышел мужчина с фляжкой в правой руке.

– Тихо, молодые, тихо! Не успели пожениться, а уже ругаетесь! Тут вам не кухня! Всему свое время, не торопите события!

Он подмигнул «жениху» и приподнял фляжку с коньяком:

– За здоровье молодых! Горько! Горько!

Владимир потянулся к Светлане, но тут же схлопотал по губам.

– Да я только ради тебя в эту Армению согласился лететь! – возмутился он, вытирая губы.

– А я тебя просила?!

– Вот это жертва! – с издевательской ухмылкой сказал пассажир и пригубил коньяк. – В саму Армению ради любви! Бывает же!

– Успокойся, дядя! – с угрозой ответил «жених». – А то как бы не схлопотать!

– Да ты не злись, Вовчик! – миролюбиво ответил собеседник. – Мне просто интересно, почему поездка в Армению для тебя словно героический подвиг?! Там что, каннибалы?! Если даже каннибалы, то коньяк они приличный делают!

– Просто у меня был выбор: либо отдохнуть в Ялте, либо лететь в Ереван на строительство метро! Мы в строительном учимся! – хмуро пояснил несостоявшийся жених. – Светка решила ехать! Ну и я с ней вызвался!

– Вызвался?! Да ты все подло подстроил! – Света отвесила ему вторую пощечину. – Со мной Мишка должен был лететь, а не ты! Ему в самый последний момент отвод дали! Думаешь, я не знаю, почему?! Купил комсорга джинсами, тот и вычеркнул Мишку!

– Это который длинный и тупой?! Слышали-слышали! – хихикнул мужчина.

– Сами вы тупой! – огрызнулась Света.

– А что за джинсы? Фабрики «Большевичка»?! – хохотнул собеседник.

– Обижаешь, дядя! – буркнул парень. – «Wrangler»!

– Ого! Это рубликов сто пятьдесят будет, а то и больше?! – уважительно присвистнул мужик и пробежался оценивающим взглядом по его модным вельветовым брюкам и рубашке в яркую крупную клетку.

– Крутимся потихоньку, дядя! – самодовольно ухмыльнулся парень.

– Фарцовщик! Спекулянт! – процедила Светлана и отвернулась.

Пассажир задумчиво почесал колючий подбородок и приложился к горлышку, но выпить не успел – самолет снова тряхнуло, да так сильно, что фляжка выпала из дрогнувшей руки и покатилась по проходу, разбрызгивая карамельного цвета содержимое.

Он было потянулся за ней, но выскочившая из кабины стюардесса пнула ее под кресло и объявила категоричным тоном:

– Товарищи пассажиры! Самолет готовится к посадке в особых условиях! Всем оставаться на своих местах! Пристегнуть привязные ремни! Убрать острые предметы, принять рекомендованную позу: обхватить колени руками накрест, положить на них голову! Сохранять спокойствие, товарищи!

А из открытой кабины слышались крики экипажа:

– Командир, нет тяги! Оба двигателя!

– Меняем эшелон, снижаемся! Штурман, сколько?!

– Две минуты, командир!

– Садимся на воду! Приготовиться к удару!

Стюардесса села на свое место за шторой, щелкнула замками ремней и согнулась. За обшивкой раздался пугающий грохот, но никто не решился посмотреть в иллюминаторы – все скрючились в рекомендованной позе. Время словно остановилось…

Капа посмотрела на сгорбленную дочь, но ни плача, ни даже всхлипа не услышала. У Капы все внутри похолодело от жалости к ней. Такой маленькой и такой беззащитной.

– Лариса, мы рядом! – успела сказать она.

Удар был настолько чудовищной силы, что сначала всех буквально вмяло в кресла, затем резко подбросило. Ремни затрещали, удерживая тела, а вся ручная кладь подлетела к потолку и с шумом, словно булыжники, ударилась об пол.

Самолет некоторое время двигался с каким-то странным шелестящим звуком, затем остановился. Совсем не резко, даже плавно. Нежно.

Стало тихо. Никто не шевелился.

Щелкнул замок ремней. Голос стюардессы, немного дрожащий, возвестил:

– Товарищи пассажиры! Наш самолет совершил вынужденную посадку на реке Енисей! Просьба надеть спасательные жилеты!

Все подняли головы, выглянули из-за спинок кресел, стали оглядываться по сторонам. За иллюминаторами плескалась вода.

– Мы живы?! – робко спросил кто-то.

– Да, товарищи! Мы живы! Спасательные жилеты находятся под вашими креслами, наденьте и ждите дальнейших указаний! Спасибо, товарищи!

Женщины и дети заплакали от радости. Мужчины хриплыми голосами выражали эмоции исключительно нелитературными фразами, из которых самой приличной была:

– Хана тебе, Меликян! Будем жить!

Капа быстро отстегнула дочь и торопливо ощупала.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спросила она. – Ничего не болит?! Руки, ноги?! Голова?! Не молчи, дочь!

Лариса помотала головой. Капа порывисто прижала ее к себе, чувствуя, как гулко бьется маленькое сердечко.

***

Интересно, что чувствовали индейцы племени майя, впервые увидев на горизонте корабли испанских конкистадоров? Наверное, шок.

Жители села Лоскутовка испытали похожее чувство от приводнившегося на их глазах реактивного пассажирского самолета. Даже Таир, несклонный к эмоциям пенсионер и вообще грозный хищник, свалился с ветки от удивления.

Ударившись о воду задней частью фюзеляжа, Ту-104 клюнул носом и, срезая крыльями многотонные пласты воды, пропахал около ста метров. Замер посередине реки, разгоняя от себя пенные барашки волн.

Даже самый талантливый художник не смог бы передать всю глубину чувств, застывшую в глазах очевидцев. В последний раз селяне так завороженно молчали, когда смотрели по телевизору на встречу Штирлица с женой. Незабываемую сцену в кафе под щемящую проникновенную музыку.

Но то – черно-белое кино, а тут – жизнь во всех ее красках!

– Ежики кудрявые! – прошептал ошеломленный Тихон Авдеевич.

И шепот этот прозвучал словно сигнал – вокруг всё пришло в движение. Поднялся невообразимый шум. Костя, скинув праздничные туфли и пиджак, сбежал по пригорку и с разгону кинулся в воду, за ним последовали остальные. Сильными взмахами рук селяне преодолевали расстояние до медленно уходящего под воду самолета. На берегу кричали:

– Мазай, лодку надо!

– Гребите, ребя! Гребите!

– Ща керосин выльется – хана рыбе!

– Да что рыба?! Люди!

– Да что люди?! Рыба!

– Семен! Костюм замочишь – не возвращайся!

– Ой, мамочки! Уже самолеты падают! Ужас!

– А если самолет с женихами?!

– Ой, тогда хорошо!

Аварийные люки откинулись, и на левое крыло стали вылезать пассажиры. Все в оранжевых жилетах. Растрепанная женщина в жилете поверх синей униформы кричала:

– Самолет тонет! Тяните за клапан и прыгайте!

Пассажиры с криками прыгали в воду, тут же всплывая оранжевыми точками. Последними покинули борт члены экипажа.

Костя подплыл к девочке лет пяти. Ухватился за ее жилет.

– Не бойся!