6

На самом деле никакой блестящей идеи мне в голову не пришло. Видно было, что Бураку наскучило со мной сидеть. Он задумался о чем-то своем. Вот я и придумала, чем его заинтересовать. Этот мастерский прием я освоила еще давным-давно, в школе. Когда учитель спрашивал, почему я не сделала домашнее задание, я отвечала: сейчас не могу сказать, но потом расскажу подробно. В девяноста девяти процентах случаев учителя не возвращались к этому разговору. Потому что забывали? Или потому, что им было неловко? Может, им было все равно, делаем мы домашнее задание или нет? Думаю, людям просто неохота долго думать о других. Как забавно. Как грустно. А я вот немало энергии трачу на размышления о том, что обо мне думают люди.

Пока мы шли к велопрокату Месута, я краем глаза поглядывала на Бурака. Он быстро шагал рядом, засунув руки в карманы. Можно ли его назвать красивым? А старым? Раз он друг тети Нур, значит, он по меньшей мере ее ровесник. То есть ему сорок с чем-то. Уф! Айше сказала бы: вот и славно, опытный мужчина, техническую сторону дела знает хорошо. У Айше все мысли крутятся вокруг постели. А у меня вокруг чего? В любом случае секс с Бураком был бы совсем не таким, как с Эмре. В этом я уверена на все сто. С Эмре мы ровесники и оба больше ни с кем не спали, только друг с другом. То есть он, может, и спал после того, как мы расстались, а я – никогда ни с кем, кроме него. Поэтому мне и интересно. Умираю от любопытства. Какие ощущения может доставить мне другой мужчина? Я несколько раз хотела поговорить на эту тему с тетей Нур, но постеснялась.

Бураку не дашь его лет. Вот сейчас, когда он идет рядом пружинящей походкой, засунув руки в карманы, в черной футболке Огуза с надписью Metallica, – как классно он выглядит! Из-за очков слегка похож на наших зубрил из школы, которые получали стипендии Совета по научно-техническим исследованиям. Может, он тоже был зубрилой. Ха-ха! Когда-нибудь я его спрошу. Волосы, похожие на кудрявый салат, только черные, растрепаны. Можно подумать, что это сделано специально, чтобы получился эффект «только что из постели», но нет. Он в самом деле просто забыл причесаться. Для того чтобы приобрести такой растрепанный вид, Огуз на несколько часов запирается в ванной. Расходует уйму геля, и никак не выгонишь его оттуда. Бесит!

Пристань за полчаса превратилась в сумасшедший дом. С трудом протолкнувшись сквозь толпу идиотов, приехавших отдохнуть на денек, мы вышли на площадь. Очередь к фаэтонам успела выхлестнуть за площадь и дотянуться до отеля «Принцесса». Только слезут с парохода, а все мысли уже только о том, как бы погрузиться в фаэтон. Уроды толстозадые. Двух шагов пешком пройти не могут, с ног валятся. Мамочки указывают детям на лошадей. Смотри, сынок, лошадка! Сейчас она нас повезет гулять по острову, цок-цок! Можно подумать, они собрались кататься на слоне по берегам Амазонки. Что за фантазии? Может быть, ввести на островах въездные визы? Чтобы посторонние не могли пробраться… Но тогда и Бурак не сможет. Хорошо, тогда, может быть, сделать как американцы: чтобы попасть на остров можно было только по приглашению живущего здесь родственника или знакомого? Когда я завожу такие речи, Огуз сильно злится. Называет меня белой костью, буржуйкой, фашисткой и всякими другими словами. А что бы сказал Бурак, если бы услышал?

Месут вышел из дверей своего велопроката с картой острова в руках: он показывал Большой круг двум французским туристам, которых невесть как занесло к нам в праздник. Я быстро посмотрела, какие велосипеды остались в наличии. Всякую ерунду этот хитрюга, конечно, вытащил на улицу, поставил на самом виду.

– Привет, Месут! С праздником!

Месут вытер потный лоб тыльной стороной руки и кивнул мне. Он уже успел ошалеть от наплыва туристов и гвалта желающих покататься на фаэтонах. Я взяла Бурака за руку и потянула ко входу. Чтобы какой-нибудь растяпа не решил, что мой «Швинн Крузер» тоже сдается напрокат, я оставила его поодаль, у лавки сухофруктов. Внутри у дальней стены стоял белый «Трек».

– Вот что мы тебе возьмем.

Бурак посмотрел на велосипед и кивнул. По его глазам было видно, что в велосипедах он совершенно не разбирается. Я подошла к «Треку» и подняла его одной рукой.

– Видишь, какой легкий? На нашем острове это самое важное. К тому же у него двадцать одна скорость. Гибридная модель. Сочетает в себе качества гоночного и горного.

Я собиралась еще немного похвастаться своими познаниями, но с улицы раздались чьи-то крики. Я выглянула наружу. В очереди к фаэтонам разгорелась перебранка. Я подошла поближе и сразу поняла, в чем дело. Пять человек, из которых двое были изрядными толстяками, собрались сесть в один фаэтон. Настроены они были решительно, но кучер их не пускал. Сажать в фаэтон больше четырех пассажиров запрещено. Распоряжение муниципалитета. Один из толстяков сунул руку в задний карман. Его спутницы, которые стояли рядом и фотографировались с помощью палок для селфи, захихикали, продолжая поправлять выпрямленные феном волосы:

– Лапуля, мы втроем уместимся на двух местах. Мужчины сядут рядом, а мы, малышки, потеснимся немножко. Договорились? Нет? Ну что вы тянете? Сели да поехали. Лошади нас не увезут? Правда, что ли? Ха-ха-ха!

Кучер оказался крепким орешком, стоял на своем и не давал им залезть в фаэтон. Тогда один из толстяков попытался оттолкнуть его в сторону. Я знаю этого кучера. В дни, когда мало приезжих, он стоит у клуба и отпускает шуточки вслед женщинам. Хотя седой уже и в дедушки мне годится. Больше всех он пристает к тете Нур. Но тетя не сердится. Один раз, когда мы покупали розовое мороженое, он вообще такое сказанул! «Однажды я тебя заведу в сосенки, чесслово, и там ты мне покажешь, на что способна!» Больше он со мной не заговаривает, но если видит меня с мороженым, то бросает многозначительные взгляды. Старый развратник.

Ладно, я же не его собралась защищать, а лошадей. И бросилась в бой, словно воительница-амазонка. Раздвинув дамочек локтями, выскочила на ринг. Отвратительные рубашки поло у толстяков со спины уже были насквозь мокрые. Не жрали бы вы так много, братцы! У вас же загривки – что колонны у античных храмов, такие же монументальные. Выставив вперед плечо, я раздвинула и толстяков. Переводить дух было некогда.

– Извините, но вам же ясно было сказано: фаэтон рассчитан на четырех человек. Вы и вдвоем-то на четырех потянете, а хотите сесть впятером. Почему вы думаете, что у вас есть право мучить животных в такую жару?

– Девочка, ты сбрендила? Иди отсюда! Мы не с тобой разговариваем!

Я развела руки в стороны. Прохода нет, господин хороший! Старый развратник стоял столбом – не мог сообразить, что делать: то ли посмеяться, то ли меня поддержать. Не ждал, конечно, от милой девочки с мороженым такой прыти. Я уперла руки в боки и заорала (самой понравилось, как у меня получалось):

– Вы хоть знаете, сколько лошадей дохнет каждый день на этом острове? Тащат таких, как вы, бесстыжих типов в гору, и сердце у них не выдерживает. Так на месте и падают. Знаете, сколько конских трупов лежит вдоль Большого круга?!

– Слушай, ты! Чего нарываешься? Не порти нам настроение в праздник. Захотим, впятером сядем, захотим, вшестером. Тебя спрашивать не будем, Аллах свидетель. Иди отсюда, не доводи до греха.

Я заорала еще громче:

– А если не уйду, что тогда?

Толстяк сделал шаг в мою сторону. Я не сдвинулась с места.

Теперь мне было очень хорошо видно его свежевыбритую физиономию, розовую, как сырое мясо. От запаха дрянного лосьона, смешанного с потом, меня чуть не стошнило. Где же Бурак?

– Да ты знаешь, кто я такой? Если я захочу, у меня все здешние таратайки будут ездить по кругу, пока последняя кляча не сдохнет, поняла? И никто мне ничего не сделает. Поняла, нет?

Вокруг собралась толпа любопытных. Тут одна из любительниц селфи простонала:

– Хватит уже, Осман! Надое-е-ело!

Вот славно было бы выхватить у нее эту селфи-палку да сломать об ее голову! Только мне пришла в голову эта мысль, как рядом оказался Бурак, взял меня за руку и вытащил из толпы.

– Пошли, Селин!

– Да постой же, Бурак!

Он все тянул меня за руку – настойчиво, изо всей силы – и шептал мне на ухо, обдавая кожу горячим дыханием:

– Послушай, Селин! Не надо скандалить с этими жирными котами. Они могут сделать так, что тебе небо с овчинку покажется. В полицию хочешь загреметь? И так по лезвию ножа ходим, лишних приключений нам не нужно!

Я уныло посмотрела в сторону фаэтонов. Толпа зевак разошлась. Кучер по-прежнему не уступал. Хорошо. Так держать, старый развратник! Когда Бурак положил мне руку на плечо, чтобы увести оттуда, я почувствовала себя героиней фильма-катастрофы в последней сцене. Экран постепенно темнеет, и мы видим героя и героиню – обнявшись, они уходят вдаль, к горизонту, оставляя за спиной в дыму разрушенный и спаленный мир. Поднимая велосипед, упавший во время заварушки, я встретилась взглядом с толстяком и ухмыльнулась:

– Как по мне, надо бы тебя запрячь в этот фаэтон, чтобы ты свой жир немножко растряс.

Говорила я тихо, но толстяк все же услышал и бросился к нам.

– Прыгай на багажник! Быстро! Селин!

Бурак сел на велосипед! На мой велосипед! Должно быть, есть у него опыт в драках и потасовках. Бурак, my hero! Я забралась на металлический багажник, обхватила Бурака руками, и мы двинули через рынок, лавируя между ошалевшими от жары и столпотворения людьми. Прямо как в фильме о Джеймсе Бонде!

– Ю-хуу! Звони в звонок! Звони, Бурак! Эй, поберегись!

Выбравшись с рынка, мы покатили по дороге, ведущей к пляжу. Бурак оказался более умелым велосипедистом, чем я думала. Прижавшись щекой к его лицу, я прокричала:

– Когда я училась в лицее, папа отправил меня на курсы карате. Если бы ты меня не увез, я бы показала пару приемчиков! Этот толстяк скорчился бы у меня в три погибели! Веришь?

Шея у Бурака покраснела, под кожей проступили толстые синие вены. По вискам тек пот. Не отводя глаз от дороги, он рассмеялся:

– Верю, верю! Ты на это способна!

Когда поехали под горку, Бурак отпустил тормоза и велосипед помчался к морю. У меня чуть сердце не выскочило. Здорово! Я подняла ноги и закричала:

– Ю-хуу! Разойдись! Селин Сюхейла едет! Селин, спасительница лошадей, и Бурак!

Подъезжая к нашим воротам, мы оба смеялись. Я набралась храбрости и крепче сжала руки на поясе Бурака. Не знаю, специально ли он откинулся назад, чтобы прикоснуться спиной к моей груди, или так получилось потому, что пора уже было тормозить у ворот. Так или иначе, потом мы слезли с велосипеда.