Глава 9. Пышный букет

Ева

Никогда не понимала, каково это, когда «чувства на разрыв».

Теперь поняла. В тот самый момент, когда губы Леона набросились на мои с таким рвением, словно пытались заклеймить, я едва не рассыпалась на тысячу маленьких Ев от охвативших меня ощущений. Таких сильных, что от них пылала каждая клеточка моего переполненного эмоциями тела, и прохлада стены на контрасте причиняла физическую боль.

Грубые пальцы перестали сжимать мое горло и зарылись в распущенные волосы. Леон углубил поцелуй, не обращая внимания, что мы оба задыхаемся.

Мои ногти шкрябали по стене, будто старались за нее зацепиться – в отчаянной попытке устоять перед соблазном и не прикоснуться к мужчине, чей поцелуй пьянил хлеще самого крепкого алкоголя, какой мне доводилось пробовать.

Все это было слишком.

Слишком ярко и чувственно. Слишком желанно.

Слишком неправильно.

Эта простая мысль подействовала на меня отрезвляюще, и я распахнула глаза.

Леон увлеченно исследовал языком мой рот, в то время как мое предательское тело слишком охотно откликалось на его ласку. Только теперь я заметила, что выгибаюсь ему навстречу подобно мартовской кошке.

Позорище!

Взяв себя в руки, я напомнила себе, как отчаянно ненавижу этого мужчину, и с силой вцепилась зубами в его губу, почти сразу почувствовав металлический привкус на языке.

– Какого черта ты творишь?! – прошипела я, задыхаясь.

Мое возмущение даже мне показалось неубедительным.

Северский отшатнулся, коснулся пальцем своей нижней губы и ошалело уставился на капельку крови, оставшуюся на коже. Тряхнув головой, он странно уставился на меня, а я впервые, хоть и на краткий миг, увидела его растерянным.

Казалось, он и сам не понял, что сейчас произошло.

– Надоело слушать твой голос, – хрипло выдал Леон. – А ты способна заткнуться только когда рот чем-то занят.

На несколько минут комната погрузилась в тишину: мы восстанавливали изрядно сбившееся дыхание и смотрели друг на друга так, словно виделись первый раз в жизни.

Мне никак не удавалось собрать мысли в кучу и выразить хоть одну из них словами, но я была уверена: уже совсем скоро Леон взбесится, начнет орать и пообещает запереть меня в этой комнате на веки вечные. Но вместо этого он резко развернулся, вылетел из комнаты и так громко хлопнул дверью, что я подпрыгнула.

Пышный букет чувств и эмоций, пережитых за какие-то десять минут, выжал меня до последней капли, и я обессиленно сползла по стене прямо на пол. Поднесла руку к лицу, коснулась пальцами своих губ и нахмурилась: непонятно, сколько длилось это помешательство, но они заметно припухли от энтузиазма Северского, которому я даже не попыталась дать отпор.

Но было нечто гораздо хуже этого…

Мне, черт возьми, понравилось. И я ненавидела себя за это. За то, что наслаждалась каждой секундой безумного поцелуя. За то, что не хотела чтобы он заканчивался.

Еще никто не целовал меня так.

Чтобы до дрожи в коленях. До сладкой тяжести внизу живота.

Какого черта со мной творится?!

Он ведь враг. Хладнокровное чудовище.

Это он устроил сцену на глазах у половины университета и опозорил меня. Именно он забрал документы и телефон, а после запер меня в четырех стенах. И это он объявил меня своей собственностью, как какую-то вещь.

Я должна желать его смерти, а не поцелуев, от которых отключается разум.

– Господи, Ева! – раздался испуганный голос Алики, появление которой я не заметила в приступе самобичевания. – Почему ты на полу?

Девушка с ужасом осмотрела учиненный мной погром, перешагнула битую посуду и остатки завтрака. Она взяла с ближайшего кресла декоративную подушку, бросила рядом со мной, а после изящно опустилась на нее коленями.

– Вас было слышно даже на первом этаже. На лестнице я встретила брата, – Алика покачала головой, – он был сам не свой. Я забеспокоилась и решила зайти к тебе, а ты на полу, еще и в таком состоянии… Ева, неужели брат ударил тебя?

Ее беспокойство казалось неподдельным, но все равно подозрительным. Вдруг, это их чокнутая мать прислала Алику? Или Леон решил устроить проверку? Мне не стоило забывать, где нахожусь: в логове врага.

Пока я решала, стоит ли вообще разговаривать с Аликой, она истолковала мое молчание по-своему и в ужасе зажала ладошками рот.

– Как же он мог… – прошептала она, все сильнее хмурясь. – Нет, я так больше не могу. Все это зашло слишком далеко! Нужно было сразу рассказать.

Я уже собиралась объяснить, что не было никакого насилия со стороны Леона, но слова его сестры заинтересовали меня.

– О чем ты? – наконец подала я голос. – Что нужно было рассказать?

Алика закусила губу, тяжело вздохнула и призналась:

– Брат наказал тебя из-за мамы, – ее голос с каждым словом становился все тише, пока девушка окончательно не перешла на шепот. – Она позвонила ему, когда ты уехала в то утро. Наговорила всякого…

– Что именно?

– Представила все так, будто ты объявила себя хозяйкой, всех оскорбляла. А еще, что ты не уважаешь Леона… Якобы он никто и не смеет ничего запрещать тебе.

У меня не находилось слов для ответа. Во всяком случае, для приличного, поэтому я лишь возмущенно хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыбка.

Так вот из-за чего так взбесился Леон.

Ситуация прояснилась, но от этого я лишь разозлилась еще сильнее. Он должен был поговорить со мной, а не слепо верить этой ведьме!

– Прости меня, Ева. Все из-за меня, – Алика перевела виноватый взгляд на свои руки. – Если бы у меня хватило смелости ослушаться маму…

Тут я уже не выдержала.

Проклятье, как же эта семейка зашугала бедную девушку!

– Алика, послушай меня, – я накрыла ладонями ее сцепленные в замок пальцы, привлекая внимание. – Не вини себя. Поверь, извиняться должна вовсе не ты. Спасибо, что рассказала. Могу представить, как непросто было решиться. – Я ободряюще улыбнулась. – Мы действительно сильно поругались с Леоном, у меня нервы сдали… И твой брат, конечно, тиран и деспот, из-за которого я не первый день пребываю в аду, но он не бил меня. Хотя не удивлюсь, если такие мысли посещали его голову.

Девушка выдохнула с облегчением.

– Леон вовсе не такой плохой, как о нем говорят, – она смущенно улыбнулась, когда я скептически поджала губы. – Сейчас у тебя нет причин верить мне, Ева, понимаю. Но однажды ты сама в этом убедишься и…

Мы обе вздрогнули, когда со стороны двери прозвучало грозное:

– В чем она убедится?

На пороге стоял хмурый Леон. Весь натянутый, как струна, и от его вида Алика заметно побледнела. Я же изо всех сил старалась не смотреть на его губы и гнала воспоминание о недавнем поцелуе. Мне срочно требовалось хорошенько разозлиться, так что я сосредоточилась на мыслях о несправедливом наказании и довольно быстро преисполнилась праведного гнева.

– В том, что в этом доме никто не умеет стучаться, – процедила я, поднялась на ноги и помогла встать перепуганной Алике. – Собственно, как и здороваться или говорить правду. Манеры тут вообще не в почете.

– Пожалуй, я лучше оставлю вас, – прошептала девушка. Она по дуге обошла старшего брата и выскочила в коридор.

Комната начала стремительно сужаться, стоило Алике тихо закрыть за собой дверь, но я уже не была уверена, что это от страха перед Леоном. Проклятый поцелуй явно что-то изменил между нами, и это чувствовала не только я.

Мне это категорически не нравилось, и я перешла в нападение.

– Ну что, муж, – на последнем слове с трудом удалось не закатить глаза. – Поболтаем?

Глава 10. Вверх дном

Леон

Я облажался.

Сперва, когда поверил матери в ее рассказ об истерике Евы. Потом, когда дал волю гневу и наказал жену, не позволив ей объясниться. А после… когда поцеловал ее.

До сих пор не нашлось понимания, зачем я это сделал, но поцелуй все еще горел на губах. Я был так зол на Еву за очередное битье посуды, за непослушание и крики, но стоило приблизиться к ней, как огонь в ее упрямом взгляде мгновенно перекинулся на меня и словно поджег невидимый взгляду фитиль где-то внутри.

А дальше был взрыв, после которого в целом мире не осталось ничего кроме ее губ.

Проклятье! Похоже, первой моей ошибкой изначально стала вся эта женитьба: еще недели не прошло, а девчонке уже удалось перевернуть все здесь вверх дном.

Как в доме, так и в моей голове.

– Леон, ты в порядке?

Тихий голос сестры вернул меня в реальность.

– Да, – для убедительности даже кивнул. – Плохо, что ты не рассказала обо всем сразу.

– Я… мне…

Она замялась, явно не зная, как оправдать свой проступок.

Смысла дальше находиться в комнате сестры больше не было, все необходимое я выяснил: она подтвердила рассказ Евы про то злополучное утро. По итогу выходило, что я… был неправ.

И это чертовски злило.

– Больше не смей участвовать в интригах матери, Алика! – резко сказал я. Может, чересчур резко, но не по головке же ее гладить. – Уверяю, последствия не понравятся вам обеим.

Не дожидаясь ответа, я вышел из комнаты. Поймал по дороге Нину и сказал привести Еву в столовую: мог бы и сам сходить, но пока не понимал, как вести себя с ней.

– Вы закончили, наконец, или это я просто оглохла от ваших криков? – поинтересовалась мать, когда я занял место за столом. Она чинно потягивала свой чай и выглядела весьма довольной происходящим. – Не понимаю, почему ты позволяешь этой девке…

– Не забывай, о ком ты говоришь, – перебил я ее. – Эта, как ты выразилась, «девка», моя жена. Наши с Евой отношения тебя не касаются. И, мама, – я замолчал и поймал ее напряженный, полный недовольства взгляд, – интриг за своей спиной не потерплю. Это ясно?

Не отводя взгляд, мама отпила чай, расправила плечи и с тяжелым вздохом поставила чашку на блюдце.

– Что ж, сын, – она даже не пыталась скрыть неодобрение и недовольство. – Вижу, мнение матери для тебя ничего не значит, и ты уже все решил. Пусть будет по-твоему. Твой покойный отец никогда не допустил бы подобного союза, но…

– Но его здесь нет, – почти рявкнул я. Отчего-то сейчас особенно злила ее неспособность принять простой факт: отца больше нет, и едва ли его мнение что-то значит. – Теперь все либо принимают новые правила, либо готовятся к последствиям. Это касается всех, и особенно членов семьи.

Со стороны лестницы послышались шаги, и, когда в столовую зашла Ева, все мое внимание как по щелчку переключилось на нее. Она успела привести себя в порядок, и теперь все в ее образе выглядело идеально.

Распущенные темные волосы аккуратно перекинуты через плечо, будто я не зарывался в них пальцами. Ровный слой помады покрывал ее пухлые губы, будто я не постигал их чувственность своими. И обжигающий равнодушием взгляд, будто не ее глаза совсем недавно толкнули меня в пучину настоящего, давно забытого безумия.

Внутри поднялось нестерпимое и нерациональное желание снова внести хаос в идеальный образ Евы, но это испортило бы мои планы. Мне все еще не нужна была жена в привычном понимании, а чувства и вовсе чужды: вся эта романтическая дрянь не более, чем пустая трата времени. Она не только отвлекает, но и может сделать слабым, уязвимым для врагов.

Стоит почаще напоминать себе, что наш брак – всего лишь способ решить давнюю проблему, которая могла усложнить жизнь в обозримом будущем. И возможность отомстить Покровскому. А все, что требовалось от Евы, это знать свое место и не мешаться под ногами.

Головой я это понимал, но отвести взгляд от жены все равно не мог. Равно как и отогнать идиотскую мысль, что я еще ни разу не видел на лице Евы улыбку.

Во-первых, откуда бы ей взяться, болван.

Во-вторых, меня это на хрен волновать не должно.

– Доброе утро, дорогая, – от фальшивой улыбочки матери веяло презрением, но я оставил ей эту маленькую радость. В итоге она все равно смирится с моим решением, выбора у нее все равно нет. – Проходи, позавтракаем в кругу семьи.

Ева недоверчиво нахмурилась. На лице девушки отразилась борьба: ей явно не нравилась перспектива сидеть с нами за одним столом, но и в комнату возвращаться тоже не хотелось. Недовольно поджав губы, она все же подошла к столу и заняла место рядом со мной.

Подозреваю, чтобы оказаться подальше от свекрови.

– Лиза, принеси для моей невестки… – начала отдавать распоряжения мама, злорадно поглядывая на мою жену, которая вдруг стиснула зубы и очень красноречиво, громко вздохнула.

– Кажется, мы с вами это уже проходили, Алла Игоревна, – с нажимом произнесла она, сжав кулачки под столом, и вдруг поморщилась. – Не хотелось бы идти на второй круг.

Теперь мне было известно, что на самом деле случилось между ней и матерью, но если бы не проклятое чувство вины, я бы с удовольствием понаблюдал за тем, как Ева справится на этот раз. Заодно выяснил бы, насколько девчонке нравится бить посуду, но вместо этого решил вмешаться. Поймав взгляд Лизы, я кивком велел подойти к Еве и для разнообразия взяться за свои непосредственные обязанности, а не только целовать зад матери.

Не то чтобы я ждал оваций, но все же надеялся на благодарность жены за поддержку, вот только она даже не смотрела в мою сторону.

– Пока нам несут завтрак, хочу обсудить вашу свадьбу, – голос мамы прозвучал так, будто речь зашла про поминки.

– Мы уже женаты, – сказала Ева одновременно со мной и даже бросила на меня быстрый удивленный взгляд, прежде чем продолжить. – Вам этот брак все равно что кость в горле, так зачем же тратить свое бесценное время?

– Леон, усмири свою благоверную, – мама драматично покачала головой. – У меня не хватает терпения. Ведь я уже объясняла этой неразумной: где это видано, чтобы глава Северских женился тайно, да еще и в МФЦ? Какой позор. Я уж молчу про выбор невесты…

Было забавно наблюдать за тем, как Ева закипает. Казалось, еще немного, и она вновь начнет бросаться посудой.

– Разве принцессе Покровской не хочется пышной свадьбы? – поинтересовался я, игнорируя недовольное сопение родительницы. И был вознагражден обжигающим взглядом Евы, от которого вновь пробудилось желание ее поцеловать.

Проклятье. До чего же она хороша в гневе.

– Не хочется, – язвительно протянула она. – Там дресс-код не позволяет прийти в саване.

Я усмехнулся, и глаза жены на миг удивленно расширились, но она быстро взяла себя в руки и стала живым воплощением равнодушия.

– Сын, ты ведь понимаешь, что это…

– Никакой фальшивой свадьбы, – отрезал я. Похоже, у матери сегодня не самый удачный день: все ее перебивают. – Устрой прием через пару недель, этого будет достаточно. Там я сделаю объявление не только о свадьбе, но и о мире с Покровским. Мы с ним как раз согласуем условия.

– Только не говори мне, что порог нашего дома переступит этот человек.

Мама была в ужасе. Я же смотрел только на жену, во взгляде которой вдруг загорелась надежда.

– Именно так. Покровские тоже будут приглашены, это не обсуждается.

Стоило мне договорить, как комната будто бы стала ярче от улыбки Евы. В один миг ее лицо преобразилось настолько, что у меня сбилось дыхание, будто я споткнулся.

Кажется, сам того не понимая, я женился на самой красивой женщине.

Не знаю, что Ева увидела на моем лице, но ей это явно не понравилось, потому как прекрасная улыбка быстро погасла.

– Кхм, спасибо, – она отвернулась, схватила со стола начищенную до блеска вилку и принялась увлеченно перебирать ее тонкими пальцами.

К своему ужасу я поймал себя на желании отыскать способ еще раз порадовать Еву, чтобы она снова улыбнулась и перестала быть так похожа на мраморную статую: столь же бездушную, сколько прекрасную. Все эти мысли походили на своего рода помутнение рассудка, и лучшим решением было немедленно покинуть дом и не возвращаться хотя бы пару дней, пока не приду в себя. Но Ева продолжала крутить перед собой вилку, и я увидел то, чего не замечал все эти дни.

– Что с рукой?

Ева проследила за моим взглядом: я не отрывал глаз от ярких пластырей, которыми были обмотаны два ее пальца.

– Ты об этом? – переспросила она, и мать поперхнулась чаем, когда из двух вариантов Ева, разумеется, решила продемонстрировать мне именно средний палец. – Постоянное напоминание о том, чья я жена.

Ситуация повторилась: я усмехнулся, а Ева удивилась, что такое возможно. Но на этот раз она не спешила отворачиваться, а лишь дерзко вздернула бровь, сдерживая рвущиеся наверх уголки своих манящих губ.

Самому не верилось, но я получал некое удовольствие от ее дерзости.

Мысленно отвесив себе за это оплеуху, я напустил на себя максимальное суровый вид и строго повторил вопрос:

– Что с рукой?