– А вот и не справишься. Если не найдешь хозяйку в дом, то власти в обязательном порядке пришлют тебе домработницу, чтобы ты не отвлекался от духовных дел. Таков закон.

– Ну и отлично, меня устраивает.

– Ничего отличного в этом нет, поверь мне. Привыкнешь к ней, как я к Долорес, вот тебе и «отличная» жизнь. Может быть хорошая, добрая попадется, а если нет? Зачем на жребий властей полагаться?

– Пастор Нил, ну некогда и негде мне жену искать, – взмолился покрасневший Джеймс.

– То, что некогда – может и верно. А вот негде – слукавил, – подмигнул пастор, – ладно эти замужние вертихвостки паломничества к тебе устраивали, тут я тебя понять могу. А сколько к тебе достойных девушек знакомиться приводили? А ты? Перекрестил и свободна. Хоть бы в личики взглянул разок.

– Так я смотрел, когда благословлял.

– Ну и?

– Так они все одинаковые.

– А тебе какая нужна? Особенно красивая или с изюминкой, чтобы твой взгляд задержался?

– Не знаю, не думал. Вот увижу и сразу пойму, – задумчиво произнес Джеймс и вернулся к работе, показав тем самым, что обсуждение некомфортного для него вопроса окончено.

Такой ответ вполне устроил старого пастора. Раньше Джеймс избегал подобных разговоров, а сейчас сделал первый шаг в нужном пастору Нилу направлении.

Первая встреча

Очередным летним вечером Джеймс возвращался в свою мастерскую от знакомого продавца обувной фурнитуры. Как обычно, его путь пролегал по самой оживлённой, сияющей вывесками улице Нового Орлеана. Он шёл уверенным шагом, не обращая внимания на шумиху, господствующую каждый вечер в вечно весёлом, пьяном, обольщающем городе.

Поравнявшись с кабаре, на афише которого несколько недель назад он заметил запавший в душу образ танцовщицы, молодой пастор замедлил шаг, чтобы ещё раз рассмотреть лицо девушки. В течение прошедших недель её влажные от слёз глаза, боль или тоска, завуалированные улыбкой, не давали покоя заскорлупленному сердцу юноши.

Погруженный в раздумья о судьбе незнакомки, Джеймс застыл у плаката и пытался в деталях запомнить черты её лица. Ураган музыки, запаха табака и дамского смеха от резко раскрывшейся двери кабаре выхватил пастора из его мыслей. Из заведения, заливисто чирикая, выпорхнули шесть девушек в концертных блестящих платьях. Они, шумно переговариваясь, выбежали подышать свежим морским воздухом в перерыве между выступлениями.

– Уф-ф-ф-ф! Мои ноги не выдержат сегодняшнего вечера, – пожаловалась одна.

– Да брось, Кэти! Ты специально так отплясывала перед тем жирным прокурором, – он с тебя глаз не сводил, – засмеялась вторая.

– А я с его туго набитого купюрами кармана! – в ответ расхохоталась Кэт.

Тут они увидели молодого пастора, остановившегося около кабаре. Эта картина их удивила: все в городе знали о застенчивости и целомудрии молодого священнослужителя.

– Пастор Джеймс, вы к нам на огонёк? Милости просим! – воскликнула Кэт, и пять кокеток окружили несчастного.

– Нет, нет, что вы?! – вспыхнул Джеймс, – я мимо проходил.

– Да что вы так смущаетесь, милый пастор, – залепетала одна из кокеток, взяв его под руку, – давайте хотя бы поговорим. Нам очень не хватает культурного общения, – рассмеялась она и чмокнула пастора, оставив ярко-алый след губной помады на его и так пылающей от неловкости щеке.

Джеймс вырвался из кружка прыснувших от смеха девушек и стремглав побежал прочь от кабаре. Через несколько метров он резко остановился. Облокотившись спиной о фонарный столб, прикрыв глаза, стояла ОНА – девушка с афиши и из его недавних мыслей. Она была одета в такое же, как и у тех кокеток, блестящее укороченное платье, черные подстриженные под каре волосы обрамлял красный ободок с воткнутым в него пером того же тона. В одной руке, прижатой к талии, она держала крошечную сумочку, в другой опущенной вдоль тела руке дымилась тонкая сигарета с отпечатком алой помады на фильтре.

Джеймс застыл, как завороженный. Оказывается, ОНА существует, такая живая, тонкая, красивая. Испугавшись своих мыслей, младший пастор потупил взор и не спеша двинулся мимо неё.

– Пастор Джеймс, – услышал он тихий, шёлковый, нежный голос, окликнувший его.

Он остановился, медленно повернулся и взглянул на девушку. Она стояла в той же позе, не открывая глаз.

– У вас помада на щеке, – продолжил чарующий голос.

– С-с-спасибо, – заикаясь, вымолвил чуть охрипшим голосом Джеймс и начал обстукивать карманы пиджака в поисках платка.

– Вот, держите, – девушка достала из сумочки платок и протянула ему, – можете оставить себе.

На него смотрели уставшие, цвета морской волны глаза.

– Возьмите, я вам говорю, – повторил идеальной формы алый ротик, сверкнув белоснежным рядом мелких зубов, и девушка настойчиво впихнула платок в руку Джеймса.

– Вы на девочек не обижайтесь, они хорошие и совсем не злые, – продолжила девушка, – а то, что они предложили вам зайти в кабаре, так это была шутка, пусть и совершенно неуместная.

– Да, да, я понимаю, – готов был на всё согласиться околдованный пастор, лишь бы слышать этот голос вечно.

– Вы меня извините, но пора возвращаться к работе, перерыв окончен. Всего вам доброго, – она слегка улыбнулась и побежала внутрь кабаре, цокая каблучками.

Очарованный пастор ещё пару минут стоял, как вкопанный, и смотрел на дверь, спрятавшую за собой мимолётное видение. Очнувшись, он вытер со щеки помаду найденным в кармане своих брюк платком и выкинул его в ближайшую урну. Платок девушки он аккуратно сложил и убрал во внутренний нагрудный карман пиджака, поближе к сердцу.

* * *

Каждый вечер они с пастором Нилом пили чай и играли перед сном в шахматы, в тёплое время года – в беседке, зимой – в мастерской. Светлый пастор уже расставил фигуры на доске и ждал Джемса со свежезаваренным чаем.

С одурманенной головой и стеклянными глазами младший пастор промчался мимо беседки в сторону своей комнатушки, даже не взглянув на наставника. Удивленный пастор проводил взглядом юношу и, кряхтя поднявшись со скамьи, похромал в сторону мастерской. Он застал Джеймса, сидящим на кровати, локти его упирались в согнутые под прямым углом колени, а пальцы крепко впились в русую шевелюру. Он раскачивался из стороны в стороны и тихо подвывал, как безумец.

– Господи, что случилось? – с придыханием воскликнул пастор Нил, прижав руки груди.

Джеймс не отвечал, всё сильнее раскачиваясь, он упал на колени, закрыл лицо руками и застонал.

– Джеймс! У тебя что-то болит? Ответь же, сынок, – взмолился пастор и обхватил руками вздрагивающие плечи юноши.

Джеймс поднял голову, на пастора Нила смотрели совершенно незнакомые, полные страха глаза его воспитанника.

– Всё! Я пропал, – лишь смог вымолвить парень и рухнул в забытьи к ногам светлого пастора.

Тяжелые дни

Следующие три дня светлый пастор не отходил от кровати Джеймса, тот метался в беспамятстве, всё его тело покрывала ледяная испарина, жар никак не спадал. Даже Долорес бегала из кухни в мастерскую с тазиками холодной воды, мисками живительных отваров и плошками обжигающего горло бульона. Она не могла позволить ему умереть и лишить её долгожданной квартиры в более комфортабельном районе Нового Орлеана.

Врач приходил каждый день, впрыскивал в вены юноши какие-то лекарства, замерял температуру, советовал очередные травяные примочки и уходил, пожав плечами. Он не мог поставить врачебного диагноза болезни Джемса, рекомендовал молиться и уповать на волю Всевышнего.

На четвёртые сутки молодой пастор начал приходить понемногу в себя, жар спал, появился аппетит. Через пять дней непонятной болезни Джеймс уже мог сидеть, недолго ходить по крохотной мастерской и читать Библию. Через неделю он начал выходить в сад, подолгу сидел на скамье в тени большой груши, односложно отвечал на вопросы пастора и постоянно сжимал в руке кружевной платок.

Этот небольшой кусочек ткани стал для Джеймса наваждением: он ежеминутно вдыхал тонкий аромат духов, исходивших от платка, целовал его уголки, нежно поглаживал шелковую ткань, трепетно складывал и убирал за пазуху. Однажды, не заметив, он обронил платок, пастор Нил поднял его и прочитал вслух вышитые монограммы «А.С.». Джеймс с ужасом в глазах выхватил своё сокровище и спрятал в нагрудный карман. Устыдившись несвойственного ему порыва, юноша искренне попросил прощения у пастора, но, ничего не объяснив, поплёлся к себе в мастерскую.

Однако светлому пастору ничего не надо было объяснять, он уже понял причину недомогания, молчаливости и раздражительности Джеймса, а также с удовольствием поставил диагноз – влюблённость.

Полностью оправившись от болезни, Джеймс с особым рвением приступил к починке обуви. Он стал чаще отлучаться в магазины для покупки тех или иных необходимых запчастей. Раньше поход за пределы церкви доставлял ему немало моральных усилий, он старался выходить в город раз в две, а то и три недели, покупал полные свёртки фурнитуры и спешил домой.

Теперь же, практически каждый день, по вечерам, он устраивал себе променад за десятком гвоздей или несколькими шнурками. Его прогулки занимали всё больше времени, уходя, лицо его было оживлённым и загадочным, но по возвращении Джеймс был угрюм и молчалив.

Спустя месяц после первой встречи с видением молодой пастор очередной раз возвращался в церковь по дорогой ему улице. После болезни Джеймс неделю ходил мимо кабаре, надеясь увидеть её, подолгу стоял в тени на противоположной стороне улицы, а, чтобы не привлекать к себе внимания, вытаскивал колоратку из ворота рубашки. Однако ни одна из девушек так и не появилась. У него появилась мысль, что, возможно, они выходят с задней стороны здания с чёрного хода, и отправился проверить свою идею. Как только он подошёл к афише, то заметил небольшое объявление, написанное от руки, которое гласило: «Уважаемые клиенты! Приносим свои извинения, наша труппа «Новоорлеанский бурлеск» отправилась на гастроли по соседним штатам». У Джеймса отлегло от сердца: с ней всё в порядке, она скоро вернется. А скоро ли? Он несколько раз прочитал объявление, но продолжительность гастролей, а также дата их отъезда не были указаны.

Молодой пастор со спокойной душой отправился домой, решив прогуляться следующий раз мимо кабаре через несколько недель. Но он и не подозревал, что вторая встреча произойдет совершенно в другом месте и при других обстоятельствах.

«Новоорлеанский бурлеск»

Всеобщее безумие охватило Штаты в начале двадцатого века. Это было время сухого закона, безнаказанного разгула мафии, подпольных казино, контрабанды оружия и алкоголя, зажигательного джаза, умопомрачительных женских нарядов и, конечно же, бурлеска!

Атмосфера раскрепощённости, царившая в бурлеск-шоу, опьяняла не хуже самого крепкого виски, кружила головы достопочтенных представителей власти, уничтожала общепринятые нормы морали, а порой даже разрушала крепкие семейные узы.

Практически в каждом ночном заведении города выступали группы девушек, развлекающих публику демонстрацией своих роскошных тел во время пения и откровенных танцев. Новый Орлеан не стал исключением, в одном из самых популярных в городе кабаре выступала труппа «Новоорлеанский бурлеск», состоящая из шести танцовщиц. Все девушки приехали в большой город из отдалённых глубинок разных штатов в поисках свободы, денег и, если повезёт, мужей.

Они познакомились на пляже Нового Орлеана и решили, что дешевле будет снять одну небольшую квартиру в отдалённом районе города, где днём в гостиной оттачивали движения танцев и по началу самостоятельно шили себе концертные платья.

Девушки отличались характерами, пристрастиями, а также предпочтениями к мужчинам и вину, но их объединяла заложенная сельским воспитанием доброта и забота о ближнем. Кэт, Грейс, Молли, Джина, Ники и Анна дружно защищались от назойливых клиентов кабаре, веселились, грустили, смеялись и плакали все вместе. После каждого выступления они обсуждали новых ухажеров, но никогда не вторгались в лично-интимные миры друг друга.

Ведя ночной образ жизни, с утра девушки спали, а днём ходили по магазинам, кафе, ярмаркам, крутили романы с ночными кавалерами, а к вечеру возвращались на репетиции в кабаре.

Не смотря на дружественную остановку, лучшими подругами стали Кэт и Анна. Они были настолько разными, что окружающим казались немыслимыми тёплые отношения, завязавшиеся между ними.

Вечно весёлая, хохочущая, громкая, кутящая, прожигающая свою жизнь Кэт сбежала из многодетной семьи, где она была младшая из одиннадцати дочерей. Насмотревшись в детстве на тяжкий фермерский труд старших сестер, в семнадцатилетнем возрасте, украв у родителей немногочисленные сбережения, она устремилась на юг в поисках идеальной жизни.

За счёт миловидного личика и неудержимой энергии Кэт крутила романы с самыми богатыми клиентами кабаре: прокурором, начальником полиции, известным бизнесменом и главным мафиози в городе. Кавалеры её обожали, она дарила им чувство молодости, вечного праздника и неиссякаемой мужской силы. Они засыпали её деньгами, украшениями, дорогими нарядами, самыми модными шляпками и сумками. Улыбающееся личико Кэт виднелось в окнах баснословно дорогих автомобилей, она обедала в лучших ресторанах города, каждый день возвращаясь к подругам с огромным букетом роз. В то же время её ненавидела вся замужняя часть города, обманутые жёны кричали ей вслед оскорбления, сочиняли и распускали самые непристойные сплетни о ней, грозились её покалечить или даже уничтожить. Кэт иронически смеялась им в лицо, и в этот же вечер в её объятьях отдыхал очередной гранд.

При всём своем бесшабашном образе жизни Кэт делилась с подругами не только пикантными подробностями похождений первых лиц города, но и благами, которыми её одаривали ухажёры. И только с Анной она становилась обычной сельской девушкой, которой не чужды слёзы обиды и досады, муки совести от сворованных у родителей денег, тоска по брошенным сёстрам и боязнь остаться незамужней и одинокой.

В противовес своей подруге Анна была спокойной, милой, кроткой, воспитанной девушкой. Она была единственным ребенком в семье, выросла в любви и заботе обоих родителей. Отец работал на металлургическом заводе небольшого городка всю жизнь, пока не получил травму, из-за которой не смог продолжать содержать семью. Тогда мать устроилась санитаркой в местный госпиталь, и семья скатилась за нижнюю границу бедности. На семейном совете пришлось принять очень непростое решение – отправить шестнадцатилетнюю Анну в ближайший большой город, Новый Орлеан, где ей обещали место секретаря в местной администрации после полугодовалых курсов обучения. С тяжелым сердцем, с невысыхающими от слёз глазами хрупкая Анна оставила любимых людей и покинула родной дом.

Она закончила обученье с отличием, однако, как это всегда бывает, на её должность была назначена очередная любовница высокопоставленного чиновника. Скрепя сердце, Анна написала письмо родителям, что принята на должность секретаря, жалование приличное, даже предоставили жильё, а при офисе есть кафе, где работники питаются бесплатно. Поэтому практически всё жалование она будет ежемесячно направлять им, а себе оставлять небольшую часть для мелких нужд. В ответ она получила письмо, в котором родители сообщали, что очень гордятся своей умной дочкой, уповают на её благоразумие в большом городе и молятся о её здоровье. Это письмо довело Анну до истерики, и она решила во что бы то ни стало найти работу с достойной оплатой.

Для бедной, одинокой, миловидной девушки сразу нашлась работа в порочном городе. Естественно такой вариант Анна отвергла и для начала устроилась вечерней посудомойкой в одном из ресторанов. Деньги платили совсем небольшие, но она умудрялась большую часть отправлять родителям. По утрам она вырезала из газет объявления о приеме на работу, днём ходила по немногочисленным собеседованиям или на пляж. Там она и познакомилась с пятью девушками, которые предложили создать модную девичью группу.

Грэйс и Молли в детстве пели в церковном хоре, а Джина раньше занималась хореографией, поэтому они все переехали в маленькую квартирку и начали готовиться к выступлениям. Первый год их приглашали на разогрев в небольшие ресторанчики на окраинах города, потом девушки нашили эффектные костюмы, поставили удачные номера и влились в полноценную ночную жизнь дорогих кабаре. Так появилась самая популярная труппа в Новом Орлеане – «Новоорлеанский бурлеск».

Единственное, что огорчало Анну, – это необходимость продолжать врать родителям. Деньги она зарабатывала приличные, но отправляла только ту часть, которую должен зарабатывать секретарь. Остальную сумму откладывала на будущее: на жизнь без танцев и похотливых пьяных толстосумов.

Но после двух лет успешных выступлений Анну постиг удар – в одной из газет, которые выписывал её отец, он увидел статью и фотографию с головокружительными красотками в шоу-бурлеск, в одной из девушек он узнал свою кроткую дочь. Анна получила от родителей письмо, в котором в болезненных для сердца словах описывалось разочарование в единственной дочери, разрыв семейных уз и просьба никогда больше им не писать, не приезжать и не присылать деньги. Анна первым же поездом помчалась к родителям, но на порог «заблудшую» дочь не пустили.

Долгожданная встреча

После двухмесячного турне труппа «Новоорлеанского бурлеска» вернулась в город. Девушкам предоставили недельный отпуск перед началом нового сезона выступлений в кабаре. Молли и Джина поехали к родным, Грэйс и Ники сняли для отдыха загородный домик, и только Кэт с Анной остались в городе – дома их видеть не желали, а от предложения Грэйс и Ники составить им компанию они отказались.

Днём лучшие подруги прогуливались по набережной, ходили по магазинам, обедали в кафе, а вечера проводили раздельно: Кэт с очередным ухажёром, а Анна дома, читая книгу или чиня свои концертные наряды, которые требовали ремонта после длительных гастролей.

В один из вечеров, когда Анна взяла в руки книгу и чашечку чая, Кэт с недовольным лицом разглядывала пару своих туфель.

– Нет, это сплошное расстройство! Как же я так смогла?! – бубнила красотка себе под нос.

– Что случилось? – спросила Анна.

– Мои любимые туфли! Я хотела их сегодня надеть с новым платьем – они прекрасно бы сочетались.

– И что тебе мешает это сделать? – снова спросила Анна, отпив горячего чая и с любопытством глядя на подругу.

– Каблук сломан! Ты представляешь?

– Возьми другие, у тебя их целый шкаф.

– Придётся, – с грустью в голосе произнесла Кэт, – но они идеальны! Где я теперь такие куплю?

– Дай сюда, – Анна покрутила туфельку в руках, – ничего смертельного, отнеси в ремонт, всё поправят.

– Сегодня уже поздно, а завтра – воскресенье, мастерские не работают! И знаешь, что самое ужасное? У меня завтра вечером свидание с мистером Смитом!

– Даже не буду спрашивать, кто это, я уже запуталась в твоих кавалерах, – с ехидством в голосе улыбнулась Анна.

– А я на следующий день и не вспомню о нём, – рассмеялась Кэт и подсела к подруге на диван, – Анна, милая, выручай, сходи завтра в мастерскую пастора Джеймса, он не откажет страждущей девушке, а я на такую не очень похожа, да и приличного наряда у меня нет.