– Ты принёс обувь для починки? – поинтересовался пастор.

– У меня нет другой, кроме этой, – парнишка вытянул ноги, показывая свои ботинки.

– Э-э-э-э-э, сынок, так не пойдет, снимай, сейчас всё поправим, – сказал, улыбаясь, пастор.

Джеймс начал стягивать ботинки и вдруг опомнился.

– Пастор Нил, я же приехал к вам из небольшого городка, где служит пастор Том, и письмо от него привез.

– О! дружище Томас! Как у него дела? Как Эмма, дети? Да ты снимай, снимай ботинки!

Джеймс протянул ему изношенную обувь и поджал под себя ноги.

– У него всё хорошо, церковь хорошая, приход у нас небольшой, но люди замечательные.

– Ой, я очень рад! Пастор он толковый, людям понравится, – сказал пастор Нил, вертя в руках ботинки Джеймса, – сейчас починим, побегают ещё.

– Я письмо от него привёз, – повторил Джеймс, – только отдал его женщине, которая мне открыла, наверное, это Ваша жена.

Пастор чуть поморщился.

– Да, жена, её зовут Долорес. Ну, отдал и отдал, потом прочту. Так какими судьбами в Новый Орлеан?

И Джеймс рассказал светлому пастору историю всей своей недолгой жизни, не утаивая своё горе и надежды на обретение самого себя здесь, в большом городе.

– Да, сынок, Господь порой посылает нам очень тяжелые испытания, но Он отправил к тебе Томаса, и это неспроста, я уверен. Мне очень жаль, что ты потерял всю свою семью.

Пару минут оба молчали, погруженные в мрачные мысли.

– А Томас здорово придумал! – вдруг воскликнул пастор, – ты хочешь научиться ремеслу, а мне нужен помощник. Служба и дела церкви отнимают большую часть моего времени, а починку обуви я бросать не хочу, да и помощь для людей это великая, не все могут себе позволить новую обувь.

Научу тебя хорошему ремеслу, не переживай, жить вот только у нас негде. Пристройка к церкви маленькая, ютимся водоём с женой. Но если ты не против, то поживёшь здесь, мы с тобой приведем комнату в порядок, будет тебе и жильё, и мастерская вместе. Ну как? Согласен?

Джеймс улыбнулся и с энтузиазмом закивал.

За всеми этими разговорами пастор ловко подбил гвоздиками подошву ботинок Джеймса, протер их и отдал парнишке.

– Вот и готово. Завтра найдем тебе еще пару, на смену, да и курку потеплее, зимы у нас не суровые, но всё-таки прохладные. А теперь пойдём наверх, время ужина.

Долорес

– Долорес, знакомься, это Джеймс, – пастор слегка подтолкнул вперёд парня, когда они зашли в жилище пастора и его жены.

Женщина стояла к ним спиной, накрывая на стол. Не повернув головы, она буркнула:

– Виделись.

Пастор поморщился.

– Садись, сынок, сейчас горяченького поедим. Замерз, небось, да и с дороги устал. Молодой организм должен крепнуть. Садись, садись, не стесняйся. У нас всё по-простому, но с душой. Да, Долорес?

– Я сготовила на двоих, – опять буркнула та.

– Господь велел делиться, – мирно, но недовольно сказал пастор, садясь за стол – что сегодня нам Бог послал?

На столе стояла миска с тушеной капустой, тарелка с жареной тыквой, немного тушеной говядины, хлеб и графин с водой. Всё горячее, только что приготовленное, запах стоял умопомрачительный, и у Джеймса громко заурчало в животе.

После произнесенной молитвы они поужинали в тишине. Джеймс поблагодарил хозяйку и был удостоен единственным «Угу».

Пока Долорес убирала со стола, пастор взял в соседней комнате из комода подушку, одеяло, пастельное бельё и полотенце.

– Пойдём, Джеймс, в мастерскую, обустроим тебе ночлег.

Спускаясь в новый «дом» Джеймса, пастор начал свою историю:

– Ты на неё не сердись, сынок, она, конечно, женщина с дурным характером, но работу по дому выполняет исправно, такую уж мне Бог послал.

Я был направлен на службу в Новый Орлеан двадцать лет назад, город новый, никого не знаю, власти предоставили мне домработницу, чтобы я не отвлекался на домашние дела, а занимался исключительно церковью. Мне было тогда тридцать лет, ей двадцать, шустрая девчушка готовила, мыла, стирала, на рынок постоянно бегала. Так прошло пять лет, я к ней привык, она ко мне тоже, вот и поженились. К сожалению, детей у нас так и не получилось. Вот самое тяжёлое. Она очень переживала, а потом как-то очерствела ко всем людям, особенно к детям.

А я детей очень люблю! По воскресеньям на службу приходит много семей с детьми, порой родители не могут за ними уследить, они сбиваются в стайку и озорничают. Родители злятся, смущаются, что детки мешают проведению службы, а мне за радость видеть улыбающиеся личики. Ты, кстати, как относишься к детям?

– Да вроде нормально, я сестренке часто читал сказки, играл с ней, заплетал косички, – ответил Джеймс.

– Ты был хорошим братом! Ладно, укладывайся спать, завтра займёмся твоим жилищем. Вот тебе ключ от этой двери и еще один от входной в подвал, запрись на ночь. У нас тихий райончик, но бережёного Бог бережёт. До завтра!

Пастор перекрестил Джеймса и отправился к себе.

* * *

– Долорес! Где письмо от Томаса?

– На столе в спальне.

– Почему оно вскрыто? Ты его уже успела прочитать?

– У тебя есть какие-то секреты? Твой обожаемый Томас прислал нам «подарочек» в виде лишнего рта. Что ты на это скажешь?

– Боже мой! Долорес! Ты – жена пастора. Ты должна быть примером для всех женщин нашего прихода. Нам Бог послал сироту, он вырос и воспитывался в пасторской семье, а не в подворотне за кабаком. Парень из церкви отправился прямиком в церковь, не искал легких денег на набережной, очищая карманы богатых людей.

– Я за ним буду следить!

– И он не лишний рот, а мой будущий помощник! Он хочет изучить ремесло, я его обучу обувному делу, и у меня появится, наконец-то, время для тех проектов, которые я давно запланировал для нашей церкви.

– Твоя починка обуви не приносит нам никакого дохода! Одни расходы на гвозди, кожу и что-то там еще.

– Неужели ты думаешь, что я занимаюсь этим ради выгоды? Я служитель Господа, я помогаю людям. И не только духовно! Многие из наших прихожан бедны, и их дети должны ходить в рваных башмачках?

– О Господи! Опять ты про детей! Я устала, ложусь спать.

Светлый пастор помолился перед сном, поблагодарил Бога и друга, что послали ему Джеймса, и с улыбкой, планируя следующий день, уснул.

Новый дом

Джеймс был уверен, что долго не сможет уснуть. Прощание с родным городком, поездка на поезде, впечатления о большом городе, мысли о новом доме, незнакомые люди, которые теперь станут его семьёй, непривычные запахи мастерской и наконец полный желудок сморили молодой организм очень быстро.

Он проснулся как обычно в пять утра. Умылся, оделся и вышел во двор церкви. Ночная тьма еще не отступила, но со стороны океана уже была видна светлая полоска неба, а над водой простирался утренний туман. Город ещё спал.

Утро в своём городке Джеймс начинал с зарядки и бега, но желания пробежаться в большом каменном незнакомом городе у него никакого не было. Поэтому он сделал пару упражнений во дворе и направился к груде поленьев, которую заприметил ещё вчера, когда обходил церковь в поисках пастора.

Топор был воткнут тут же, в широкий спил увесистого дерева, служившего основанием для колки дров. За час работы практически без остановок юный Джеймс наколол все дрова и сложил их в поленницу под навесом у пристройки к церкви.

– Вот это да-а-а-а, – сказал незнакомый голос позади Джеймса, – какой молодец!

Это был местный молочник, развозивший свою продукцию по утрам в этом районе.

– Доброе утро! – поздоровался Джеймс.

– Доброе утро, молодой человек! Тебя нанял наш пастор?

– Нет, я теперь здесь живу и помогаю пастору. Вот решил для начала дров наколоть.

– Это здорово! Он очень хороший и занятой человек, ему помощь понадобится. Вот, держи молоко, передай пастору и скажи, что я в воскресенье обязательно приеду на службу. Ну бывай! – сказал молочник, вскочил в свой автомобиль и, позвякивая стеклянными бутылями с молоком, умчался дальше.

– Чего расшумелся? – на пороге пристройки стояла недовольная Долорес, – сначала долбил чем-то по головам спящим людям, теперь орёшь под окнами.

– Доброе утро. Я просто хотел помочь, – потупился Джеймс.

– Вот скажут, что делать, то и делай, – огрызнулась та и ушла в дом.

Джеймс так и остался стоять на улице с бутылками свежего молока в руках. На его счастье на улицу вышел пастор.

– Доброе утро, сынок!

– Доброе утро, пастор!

– Видел, видел, что ты с утра уже натворил! – улыбнулся пастор с озорными искорками в глазах.

– Простите, пастор, я не хотел вас разбудить!

– И слышал я тоже всё! Мистеру Блэку большое спасибо за молоко, буду его очень ждать на проповедь. А Долорес не слушай, мы рано просыпаемся, она с утра что-то пекла, я готовился к проповеди. Так что пойдем есть.

На столе стояла тарелка с грудой оладий, сметана и молоко.

– Вот, Долорес, корми работника! С утра уже такую тяжелую работу проделал. Дров тебе теперь надолго хватит, – и он подмигнул Джеймсу, – спасибо большое, сынок!

Джеймс просиял и сел с удовольствием уплетать оладьи.

Весь день они с пастором чистили, скребли, мыли, красили, делали перестановку в новом жилище Джеймса. Перебрали все инструменты, что-то починили, что-то выкинули. К концу дня, сидя на последней ступеньке темной лестницы, они с удовлетворением рассматривали результаты своих трудов.

Комнатка преобразилась, перегородка разделила её на две части: в дальней, у окна была поставлена настоящая кровать, рядом тумба со светильником, на противоположной стороне письменный стол и книжные полки над ним, рядом умывальник и платяной шкаф; в второй части, ближе к выходу, – мастерская, все инструменты по градации висят на крючках, прибитых на настенный стенд, также сделаны полки для разных баночек и лоточков, отдельная ниша для муляжей ног и, наконец, удобное рабочее кресло, которое подарил торговец мебелью, прихожанин церкви.

– Не ожидал я, что так может выглядеть моя каморка! Я теперь тоже хотел бы тут жить, – устало рассмеялся пастор.

– Мне очень нравится! Пастор, а когда Вы начнете меня учить чинить обувь? – спросил Джеймс.

– Вот завтра и начнём, заодно сходим в город за гвоздями, покажу тебе хороший магазин. А теперь ужинать, молиться и отдыхать. Завтра нас ждёт новый интересный день.

Подмастерье

В течение последующих нескольких месяцев пастор всё свободное от основных обязанностей время проводил в мастерской, обучая Джеймса ремеслу обувщика.

Паренёк погрузился с головой в эту работу, приобретая всё больше навыков и умений. Они починили всю обувь, которая копилась у пастора на протяжении долгого времени. Пастор много раз предлагал Джеймсу лично отдавать починенную обувь хозяевам, чтобы тот услышал заслуженные слова благодарности. Но Джеймс отказывался, упорно налегая на отточку малейших деталей своей новой профессии.

Он практически не выходил из мастерской, порой теряя счёт дням и ночам, пастору приходилось насильно его кормить и укладывать спать.

Долорес им не мешала, её устраивало, что юнец не сидит с ними за общим столом, а накормить его можно было и плошкой супа с хлебом один раз в день. Иногда она спускалась в мастерскую, чтобы просто из женского любопытства понаблюдать, чем так увлечены эти мужчины. И каждый раз она удалялась через пару минут, презрительно хмыкнув.

Джеймс познакомился со всеми продавцами обувной фурнитуры в городе, со всеми обувщиками, которые раскрывали мальцу секреты починки того или иного вида обуви. Он всегда делился новыми знаниями с пастором, теперь они оба учились.

Через полгода Джеймс столкнулся на набережной с мальчишкой-чистильщиком обуви и рассказал ему о пасторской мастерской, тот – своим клиентам-мужчинам, а те, в свою очередь, жёнам, которые никак не хотели расставаться со своими любимыми туфельками, у которых оторвалась пряжка или расшатался каблук. В этом был какой-то модный шарм: по вечерам до упаду отплясывать в ресторане, а на следующий день чинить туфли в церковной мастерской, внося тем самым пожертвования из своих капиталов на дела духовные. Ходили слухи, что некоторые леди специально ломали каблучки, чтобы навестить ставшую известной мастерскую и быть замеченной в церкви.

Но Джеймс не замечал этого ажиотажа, его интересовал сам процесс. С людьми, приносившими обувь, он старался не встречаться, ему нравилось одиночество и компания пастора. За делом они часто беседовали о религии и об улучшении церкви. Пастор несколько раз заводил разговор о Леи, но глаза его подмастерья быстро наполнялись слезами, и он уходил в себя, всё также остро переживая своё горе.

Дела церковные

Так прошло несколько лет. Джеймс стал настоящим профессионалом, работа спорилась в его молодых и ловких руках. Пастор всё реже помогал ему по починке обуви, занимаясь службой. У него уже давно накопилось множество дел, на которые наконец-то появилось время.

Он пытался помочь своему приходу не только духовно, но и улучшить жизнь небогатых прихожан. Уже много лет он хотел разгрузить родителей, которым необходима была помощь с их детьми, не достигшими школьного возраста. Работы в тихом районе Нового Орлеана было много, но вся низкооплачиваемая, а нанимать нянечек никто не мог себе позволить.

Поэтому пастор Нил решил организовать небольшой детский садик, где проводили бы время детишки прихожан, пока родители зарабатывали крохи на жизнь. Светлый пастор учил их религиозным постулатам, рассказывая о Боге в доступном для маленьких ушей слоге; приучал любить природу, помогая ему в небольшом плодовом садике, где ребята белили деревья, собирали упавшие яблоки и груши, подметали дорожки и бегали за стрекозами и бабочками.

Когда пастор отлучался по служебным делам или вёл службу, с ребятами с удовольствием возился Джеймс. Семнадцатилетнего паренька дети любили беззаветно, и он отвечал им душевной теплотой старшего брата. Ребят он учил колоть дрова, делать мелкий ремонт нехитрых бытовых предметов, каждое утро занимался с ними зарядкой. Девочкам он показал, как плести венки из полевых цветов, шить из цветных лоскутков куколок и различных зверушек.

По воскресеньям, когда церковь наполнялась семьями прихожан, желавшими послушать проповедь своего любимого пастора, дети с весёлыми возгласами окружали Джеймса, и он рассаживал их на задних скамьях церкви, чтобы те не мешали проведению проповеди и не задували свечи своими смешками.

Привыкшая во всём подражать «старшему брату», малышня покорно сидела с Библиями на маленьких коленках, вслушиваясь в сказочно-бархатный голос пастора Нила. Эта атмосфера напоминала Джеймсу о своём детстве, когда он также по воскресеньям слушал проповеди отца, мама сидела рядом, а задорная Лея у него на коленях. Он любил эти несколько часов покоя, вся семья была рядом, не обременённая заботами и работой: мама, чуть склонив на бок голову и слегка улыбаясь, смотрит с любовью на отца; Лея, прижавшись к груди брата, мерно посапывает, а слова отца о любви Господа ко всем людям наполняют теплом сердце юного Джеймса.

Сейчас он стал взрослее и чувствовал ответственность за примерное поведение вверенных ему малышей по время воскресной службы. Поэтому он внимательно следил, чтобы маленькие ножки не стучали о скамьи, детский шёпот не раздавался с задних рядов церкви, шелест страниц Библии был в такт перелистыванию Священного Писания в руках взрослых.

Светлый пастор не был приверженцем пения псалмов, он считал, что в тишине, нарушаемой только потрескиванием свечей, он может научить прихожан, что быть угодным Богу необходимо не только и не столько исполняя церковные предписания, сколько честно и добросовестно выполняя мирские обязанности, так как они фактически становятся для человека его призванием.

Трудное решение

Пастор Нил стал для Джеймса не только учителем в обувном ремесле, но и его духовником. Юноша всё больше погружался в учение Библии, внимательнее слушал речи светлого пастора, изучал методы проповеднической работы и необходимые ритуалы при проведении служб.

Наставник с удовольствием наблюдал, как его подмастерье постигает науку пасторской работы, как дела духовные и дела мирские на благо людей помогают парнишке преодолевать одиночество, в которое тот хотел себя заточить.

Не добившись успеха в общении Джеймса с клиентами мастерской, пастор был рад, что юноша всё чаще стал заниматься с детьми, а также немного разговаривал с их родителями. На все увещевания пастора, что ему надо побольше гулять в городе, ходить в кино на популярные фильмы со смешным усачом в котелке, в кафе, на ярмарки, знакомиться с публикой, с девушками, Джеймс отвечал, что у него много работы в мастерской и вообще нет настроения. Особенно парнишка смущался и начинал немного заикаться, когда пастор знакомил его с молодыми прихожанками, старшими сестренками тех детей, которые посещали церковный детский сад. Общение с противоположным полом Джеймсу давалось нелегко, будь то Долорес, девушка-продавец в магазине, пекарне или даже почтальон. Зато он прекрасно ладил с детьми, быть старшим братом у него получалось лучше всего.

Однажды, возвратившись из соседнего города со встречи духовных лиц,

пастор застал интересную картину: на пеньке по середине сада сидел Джеймс, а в полукруге напротив него, усевшись прямо на траве, – дюжина детей с открытыми ртами. В руках юноша держал книгу, по объему напоминавшую Библию, но к плотной обложке Книги была искусно прикреплена тонкая обложка из детских сказок с красочными лесными жителями, отдыхающими на солнечной полянке.

– И все лесные звери стали почитать и поклоняться только Богу, так как поняли, что только Он смог спасти их друга, – закончил фразу Джеймс и захлопнул книгу.

– Джеймс, а Бог спасает только животных? А детей? – спросила девчушка с большими распахнутыми глазами.

– И детей, если такова будет Его воля, – ответил, помрачнев, юноша.

Пастор сделал шаг вперёд из тени дерева, скрывавшего его присутствие. Он хотел оборвать продолжение болезненного для Джеймса диалога.

– Добрый день, мои хорошие! – поздоровался он, присев на колено и распахнув объятья.