– Лилит, ты безумно красивая женщина, у тебя совершенная фигура, невозможной красоты лицо, шикарные волосы, нежный голосок. Я могу сказать, что ты сломала бы разум любому перфекционисту одним своим только внешним видом. Но скажи мне, насколько идеален твой характер? Есть ли в тебе ещё какая-нибудь совершенность, помимо внешности?

Лилит усмехнулась про себя. Ей не хотелось сразу же открываться молодому человеку, ничего не зная о нем, кроме странного имени и поведения.

– Это зависит от того, что для тебя является идеалом? Для себя я полностью безукоризненна. Для тебя могу быть идеальной только внешне. Для злопыхательниц, я как кикимора.

– Лилит. Ли-ли-т. Еще и такое имя красивое. Я повторюсь. Ты просто восхитительна внешне и я хочу знать, что кроется внутри тебя.

Лилит вздохнула и отвернулась к окну, сделав вид, что игнорирует его вопрос.

Машина медленно остановилась. Лилит вышла на улицу и улыбнулась. Левиафан стоял рядом и смотрел на неё. На бровь Лилит медленно спикировала первая снежинка, такая большая, пушистая. Лилит подняла голову. Чёрное небо искрилось белыми пушинками. «Первый снег» – подумала она. На мгновение ей показалось, что вокруг них двоих никого больше нет. В тот момент весь мир умер. Остался лишь только снег и они вдвоём.

– Левиафан, ты привез меня в парк, где мы встр…где ты прош…я тебя вид…

– А вот, кстати, и проявляется твой внутренний «идеал» – рассмеялся Левиафан, – Дорогая моя, скажи, ты на каждом свидание страдаешь заиканием?

– А у нас свидание?

– А как ты это называешь?

– Я называю это так: с неба на меня свалился странный парень, который привез меня в этот парк!

– Лилит, ты очаровательна! – Левиафана поцеловал её руку.

Галантность. Средневековая пошлятина. Официальщина. Нужно ли это всё? К чему такая любезность? На самом деле он – псих! Лилит поняла, что он сбежала из лечебницы для душевно больных, но выдавать его не хотела. Но и она не чувствовала никакого дискомфорта. Она ощущала полное умиротворение, находясь с ним.

Как два замерших айсберга в океане, они сидели, просто держась за руки в зимнем, безлюдном парке. Им даже не нужно было ни о чём говорить, казалось, что они всё знали друг о друге, что разговоры им просто не нужны. Мысли протекали как по призрачным проводам в головах.

– Ты знал, что я здесь живу? – спросила Лилит.

– Да.

– Откуда?

Левиафан сказал только одно слово: «Жаклин».

– Вешай сюда своё пальто, – сказала Лилит и указала пальцем на вешалку, – не стесняйся.

По всему Левиафан и не собирался стесняться. Его рука опустилась на её талию. Лилит вздрогнула. Неожиданное прикосновение мужчины, от взгляда на которого, мурашки тут же начинали носиться по ее телу; разум переставал что-либо соображать; тело…бесстыдное тело поддавалась искушению, вздрагивая от нежно касающейся ласки.. Лилит лишь только развернулась к нему лицом и совсем ослабла в мужских объятиях.

– Ты такой… – Лилит таяла на глазах, теряя по кусочкам разум.

– Я потом тебя выслушаю! – Левиафан схватил её на руки, и как будто уже бывал в этой квартире, понёс Лилит в спальню.

Секс. Любое взаимоотношение между двумя полам, у которых есть симпатия друг к другу, практически всегда заканчивается постелью. Секс сразу обязывает людей к каким-либо действиям. Порой интимная близость содержит в себе больше ответственности, чем любовь. Когда человек просто любит, у него есть ответственность только перед своими желаниями. Просто так ничего не бывает. Только после секса женщины начинают считать, что они достойны материальных благ (а не когда её просто любят), а не только животных инстинктов. Только после секса появляется ответственность за партнёра и возможно за его будущее.

Интим означает некую дружбу, в которой мужчина играет роль мужа, давая женщине всё, что она хочет. Но было бы неплохо, если бы появилась еще и любовь в этой игре и неважно когда, до или после секса. Химия в мозгах у людей творит чудеса. Химическая реакция, называемая любовью, приводит к удивительным последствиям. И у каждого итоги совершенно разные по степени отчаяния. Кто-то заканчивает жизнь, собственную жизнь, после первого секса, при этом, написав в предсмертной записке, что просто хотел проверить умеет ли летать, типа «а вдруг я единственный». Ну и, конечно же, он разбивается. А кто-то любит и умирает, даже не испытав этого секса. Результат очевиден – отчаяние. И если человек слаб морально или физически, это уже не важно, он не переживет такого горя.

Лилит открыла глаза, на улице было темно и не понятно то ли вечер этого дня, то ли утро следующего. С трудом она повернула голову. Пусто!

– Левиафан… – прошептала она.

В ответ послышалось только гудение высоколетящего самолёта.

– Левиафан! – Позвала она чуть громче.

А самолёт продолжал гудеть и не более того.

Лилит повернулась на другой бок и накрылась одеялом. На нее обрушился водопад скорбящей совести. Лилит грызла себя… Как посмела она улечься в постель с парнем…нет, с мужчиной, которого она едва знала. Ей было так стыдно перед собой, но воспоминания о совместно проведенном времени, нашептывали более приятные вещи.

Её тело страшно ныло, она никак не могла понять почему. Лилит практически ничего не помнила, кроме того, что она словно в сказке побывала.

Через полчаса Лилит встала. Она обошла всю квартиру, Левиафана словно и никогда здесь не было. Всё также пустота и тишина. Девушка подошла к зеркалу и её как будто ударило током. Лилит смотрела на своё отражение и не верила глазам.

Её прекрасное тело было вовсе не так прекрасно, каким она привыкла его видеть. На руках какие-то желто-синие отметины. На предплечье небольшое синичек. Но когда Лилит увидела свою шею, она даже схватилась руками за комод, чтобы не упасть от ужаса. Чуть ниже уха виднелись две отметины, которые кровоточили. Боязнь. Пронизывающий холод и ужас. Судороги по всему телу. Страх за свою жизнь, желание убежать, спрятаться. Спрятаться так, чтобы никто и никогда не нашёл. Только было уже поздно. Девушку всю трясло от закравшихся подозрений.

«Да, запоздалая реакция», подумала она «нужно было это сделать, когда я его первый раз встретила в парке. Но тогда я не ощущала никакого желания бежать. Да и не в моём стиле – бежать. Все люди бегут от необычного, всё, что неизвестно – пугает, заставляет дрожать, и срабатывает инстинкт самосохранения – скрыться и затаиться…Видимо у меня он отсутствует. И это, говорю я? Я сама стою, еле успокаиваю дрожь в руках, почти на пределе, чтобы не зарыдать…Я говорю о том, что надо изведать неизвестность? Кто он такой? Что он со мной сделал? Что это на моей шее?».

Краем глаза Лилит увидела на столе в отражение зеркала что-то белое. Одним огромным скачком она оказалась у стола.

«Лилит. Ли-ли-т. Я готов прокричать это имя ещё много раз! Лилит! Твоя внешность идеальна! Я видел. Твоя тайна внутри – идеальна! Я чувствовал. Лилит! Так ты идеальна ментально? Лилит? Я ещё не познал,…Но я обещаю тебе, я расскажу чуть позднее о твоей идеальности характера. Лилит! Потерпи, позже!

Искренне, твой Левиафан»

– Ты! Больной придурок! – только и смогла проговорить Лилит, – я даже не знаю, что теперь делать. Какая же я дура! И лишь одно успокаивает, я была только сегодня дурой, он, скорее всего, врожденно дурак! Больше всего, мне интересно, что на моей шее?

Чувство страха улетучилось также быстро, как и Левиафан из её квартиры. Вот она – ненависть! Добро пожаловать! Злость! Неприятный хруст пальцев, разминающий руки ярости. Хочется карандаш сжевать. Или найти Левиафана и оторвать ему башку. Лилит не знала, что ей делать, с чем или с кем она столкнулась.

«Забавно», лукавая улыбка промчалась по губам, «Двоякое чувство агрессии и удовольствия. Неужели я чокнутая? Неужели это, что мне надо? Сумасшедший маньяк в моей постели и в моей жизни? Одно я точно знаю, ему придется объясниться!».

Лилит села в ванную, включила воду. Её шея щипала, ранки горели, запястья ныли, ноги как будто пришили от другого человека. Она смывала с себя остатки недоразумения, в которое она погрузилась, позволив себе улечься с незнакомцем. Пыталась избавиться от угрызения совести и от подсознательных мыслей «а ведь было хорошо». И да, она ненавидела мужчину, хотела убить его, ждала объяснений. Немного боялась, много думала, но ни разу в голове не проскочило то, что она жалеет о случившемся.

Лилит сидела, держа в руках хамскую записку Левиафана. Его подчерк, такой элегантный и утонченный, чернила, словно пером написанные слова. Сквозь закругленные линии читалось сумасшествие и интеллигенция.

Лилит отправилась в постель, с утра она должна была быть в университете к первой паре. Девушка закрыла глаза и как будто начала проваливаться в черную яму. Она летела так долго, казалось, что конца этому полёту не будет. Во тьме, слышался голос Левиафана. Он звал её. Он не был в беде, больше похоже на то, что он пытался запугать её.

– Лилит! Лилит!

Утром Лилит вылетела из квартиры, так как опять проспала и понимала, что опаздывает. Лилит, действительно, верила, что опаздывать нельзя, неважно куда, будь то свидание или учёба, собеседование или работа.

Пунктуальность – один из немногих показателей ответственности человека. Человек, который элементарно не может появиться вовремя в назначенном месте – уже достаточно безответственный. Какие дела можно иметь с такой персоной? Время – злейший враг, беспощадный и безжалостный, единственная вещь в мире, которой следует подчиняться, которая требует подчинения. Да, ты можешь быть независимым, да, ты можешь быть гордым, но для времени это ничего не значит. Во времени все равны, во времени – ты никто, ты живешь по секундам. Так и не стоит забывать о времени как о пунктуальности.

И Лилит не могла противостоять своим же принципам, поэтому опаздывать никак нельзя! Но не тут-то было! Как только Лилит выскочила за дверь, и как только дверь захлопнулась за ней, она растянулась на полу. Лилит увидела, как катится пустая ваза мимо её лица. Немая пауза. Дальше она почувствовала запах, до жути знакомый. Этот запах напоминал какие-то цветы. Розы! Лилит поднялась с пола и увидела мятые красные розы, на которых её чудесное тело только что лежало. Потом глаза переметнулись на вазу, пустую вазу. «Так, ваза, цветы… ага, вот и вода! Ага, вот и на мне вода!».

В мятых розах лежала такая же мятая записка:

«Ли-ли-т! Не опоздай, дорогая!

Левиафан»

Лилит села на пол лестничной клетки. «Как же так, Левиафан!». Она смеялась каким-то странным смехом, напоминающим истерику. Он ломал её принципы, её стереотипы, зачем?

Переодевшись, Лилит спустилась вниз. Около входной двери стоял он. Увидев Левиафана, девушка интуитивно сделал шаг назад. Страх вновь вернулся к ней, заковывая ноги в цепенеющий холод.

– Господи… – прошептала она, пятясь от него назад к дому.

Лилит вспомнила свое отражение, отметины на шее. Непонимание, что за существо перед ней, собирается ли это существо причинить ей вред…может оно вообще хочет убить ее, заставляло ее бояться еще больше… Но Лилит не должна была показывать свой страх.

– Господи? Так меня еще не называли. – Молодой человек удивленно вскинул бровями и сделал шаг к внезапно перепуганной девушке.

– У меня нет на тебя времени, – чуть слышно сказала Лилит, обойти мужчину.

– Тихо, тихо… – он перехватил ее около двери. – Как жаль, что тебе не интересно. Хотя твое опасение говорит об обратном.

– Интересно что, откуда ты взялся? Как ты оказался в том же клубе где и я? Как ты узнал, где я учусь? Что за раны на моей шее? Или почему я оказалась на полу, в цветах и вся в воде? Что мне должно быть интересно Левиафан, а? Или лучше поставить вопрос так: «Вот что ты меня собираешься посвятить?» А, знаю, может ты хочешь разъяснить мне тайный смысл твоих писем?

– Лилит…

– Да, Лилит. Дальше-то что? Что делать-то будем?

– Лилит…

Она посмотрела в его глаза. Всё как обычно. Лилит не могла понять его взгляд. Вроде он умилялся, вроде наслаждался, а вроде даже и злился.

– Мы можем зайти ко мне, если ты, конечно, не хочешь поведать свою историю в подъезде.

Они сидели друг напротив друга и молчали. Лилит отвела взгляд в окно. На улице моросил дождь со снегом. Cсквозь поднимающийся рассвет, глаза мозолила туманная дымка.

– Я слушаю – Лилит была слишком серьезна.

– Что именно? – изумлённое лицо посмотрело на неё.

– Издеваешься?

– Нет.

– Хорошо, кто? Что? Откуда? Зачем? Когда? Почему?

Левиафан вздохнул и замолчал, отвернувшись к окну. Лилит разглядывала его профиль и густую шевелюру, темные глаза, в которых отражались летящие снежинки.

«Какой же он красивый и сексуальный. Господи только не это… Чувства становятся всё сильнее и сильнее.…Это плохо…», мысли Лилит были не так категоричны и серьезны, какой она пыталась казаться.

– Я родился в Венеции в 1525 году. Моя мать была торговкой, а отец ремонтировал сапоги. Есть догадки, как нам жилось? Я думаю есть. Моя мать, её звали Антуанета, была очень красивой женщиной, с длинными рыжими волосами, что в будущем её и загубило. В то время миром правила Святая Инквизиция, а рыжие волосы, как считалось, были только у ведьм. Её сожгли на главной площади, когда мне было пять лет. Сожгли за колдовство, а она была даже не способна злую мысль в голове крутить. Но разве это докажешь? Я её очень любил, и как ни странно, хорошо помню черты её лица. Она назвала меня…Неважно. Левиафан – это мой творческий псевдоним. Я хорошо помню, как за ней пришли стражники, и как они её избивали, пока я прятался. Я до сих пор жалею, что тогда, в пять лет, у меня не было столько сил, чтобы защитить ее. Так мы и остались вдвоём с отцом. Гроши. Нищета. Грязь. Это ты хотела услышать? Да, даже не важно…, – Левиафан отвернулся к окну. Лилит заметила, что ему было больно вспоминать об этом. – На вопрос «кто?» – я – вампир. Мне 485 лет. В двадцать девять лет я стал таким, какой есть сейчас.

– Как твое настоящее имя? – настойчиво спросила девушка.

– Если бы я хотел, чтобы ты знала мое имя, я бы представился. Уже пару веков, а то и больше меня зовут Левиафан. – Усмехнулся он.

– Как ты стал…вампиром? – спросила Лилит, все еще думая, что он врет.

– Я шёл по маленькой улочке, ночью, пьяный из кабака. На грязной дороге я увидел девочку лет пяти. Она лежала на земле и плакала, полуголая, свернувшись калачиком. Мне стало так жалко её, что я не смог пройти мимо. Я почти готов был взять девчушку к себе домой, накормить лепешкой и напоить молоком. Но когда я наклонился к ней, что бы спросить её имя и где её родители.…То, что я увидел, Лилит, заставило меня отскочить от нее, а ж метра на два. Глаза девочки были чернее ночи, рот – слегка искривлен, с двумя торчащими клыками, а на щеках засыхали следы от прекрасно сыгранных слез. В тот момент я понял, что лепёшка эту девочку не устроит. Я не мог понять, что это было, кто это был…Дьявол или оборотень, может ведьма или ещё какая-нибудь тварь…Она внушала такой ужас, что мои ноги оцепенели, а голос словно провалился куда-то глубоко. Мне хотелось бежать, но я не мог, мне хотелось кричать, но язык онемел…Она кинулась на меня с такой скоростью, я даже не успел заметить, как её зубы оказались около моей шеи…и тогда я остро ощутил, как клыки проникают сквозь кожу, как они рвут её, и как их кончики тонут в венозном потоке…Я решил, что это либо алкогольные галлюцинации, делирий, или просто я сплю. Но нет, я почувствовал собственную кровь, горячую и липкую на собственном горле. В полумраке, в полуобморочном состоянии, я собрался с последними силами и взглянул на девочку. Она слегка оттолкнула меня и впилась глазами в мои. Лилит, ты не представляешь, я увидел долю жалости в её безжизненных и злобных черных глазах! Мне показалось, что она тоже сожалеет о содеянном, но как будто у неё не было другого выбора… Она приподняла свою руку, в темноте я смог разглядеть рваную рану на запястье, текущую черную, густую кровь. Как раскалённый воск, она капала мне на лицо, я понял, что её вязкая жидкость попадает мне в рот, на языке две, три капли…А потом, внезапно, меня подняла в воздух какая-то неземная сила и на землю я опустился уже с переломанным позвоночником и открытой черепно-мозговой травмой. Весь в крови, я пролежал где-то около десяти минут. В XVI веке никто не подходил к людям, лежащим на улице, все думали, что человек просто выпил. Ну вот, и я как бы умер. Но потом, я очнулся в той же самой улочке, рядом стояла та же самая девочка, только она улыбалась, а не разыгрывала комедию, и было так же тихо и безлюдно. В тот момент я ещё не знал, что, по сути, я был трупом, но девочка решила морально добить меня, сказав, что я всё-таки реальный труп. «Что ты такое?» – спросил я, моё сердце почему-то замерло от ужаса, хотя я не чувствовал никаких ударов, но я не осознавал этого. Лилит, у нас нет никаких кодексов и правил, кому можно раскрывать тайну, а кому нет. Это, конечно, я узнал позже. С этой девочкой мы стали спутниками, своеобразным дуэтом. Её звали Агата, и ей было около тысячи лет. Я сейчас точно не помню, сколько конкретно – улыбнулся Левиафан, – Полторы тысячи лет – это очень большой срок, если её не убили, то она могла устать от жизни, от смен эпох… Да и представь только себе, застрять в теле пятилетнего ребенка. Она хотела секса, любви, ласки, но никто ей этого не давал и вряд ли бы дал, потому что, видя пятилетнюю девочку, они даже не догадывались о том, что ей полторы тысячи лет и что она труп. Поэтому мне кажется, что в такой форме, если тебя не убили, то значит, умри сам. Ну, по крайней мере, я бы именно так и сделал. Очевидный факт, в отличие от неё, мне невероятно повезло с внешностью, не правда ли, Лилит? Женщины, так и липли ко мне на протяжении моей долгой жизни.

– Как долго существовал ваш дуэт с Агатой? – спросила Лилит.

– Около пятнадцати лет, мы с ней прожили вместе, а потом я покинул её. Я не смог больше слушать ночные истерики и причитания. Честно говоря, у меня сердце разрывалось, глядя на неё. Алкоголь, сигары, трубка, секс – все «плохие» вещи она не могла делать из-за своего внешнего вида. Она была девственна почти во всех отношениях, прям как священник – ухмыльнулся он, – …а в те моменты, когда какой-нибудь милостивый государь дарил ей куклу, или какую-нибудь другую игрушку, я готов был стоять вместе с ней и рыдать от горя и безысходности. И честно говоря, я её полюбил как свою собственную дочь. Я старался достать ей красивые украшения, или косметику, и она так радовалась взрослым подаркам… И только с наступлением ночи в комнатушке для гостей, в очередной забегаловке, она могла надевать цепочки, кольца, красить глаза. Но поутру, из комнаты должен был выйти обычный, нормальный ребенок с отцом.

– А ты никогда не спрашивал у неё, почему она решила одарить, если можно так сказать, бессмертием именно тебя?

– Конечно, спрашивал! Она знала кто я, и вообще всё, чем живу, чем дышу, с моих пятнадцати лет. Мы не ищем кого-то особенного на эту роль. Кто-то делает это с другими людьми по неосторожности, кто-то потому что любит, и не может прожить вечность без партнера, кто-то по дружбе, а кто-то по доброте сердечной, как Агата, например. Знаешь, что она ответила? – Левиафан посмотрел на изумлённое лицо Лилит, – На мой вопрос «почему?» она ответила просто: «Такой красивый мужчина должен жить вечно». Так что я практически стал её произведением искусства, бессмертным произведением, как картины Моне или Да Винчи.

– А каким образом ты ушёл? Ей, наверное, стало ещё тяжелее и больнее?